Пару часов назад
— Матушка! — Михримах громко всхлипнула и припала к груди матери. Та крепко ее обняла. — Мне... мне больно с вами расставаться... С-скажите, оно правда того стоит? Было так невыносимо видеть слёзы своей дочери и одновременно знать, что вскоре есть вероятность лишиться такого же важного человека. Сердце будто рвало на части. Ещё никогда Хюррем не ощущала себя на столько паршиво. — Да, моя девочка, стоит, — госпожа коснулась подбородка дочери и вынудила ее поднять голову, посмотреть в глаза. — Ты уже взрослая, Михримах. Когда-нибудь меня поймёшь. Порой любовь толкает нас жертвовать всем. После того, что я сделаю, уже не будет обратного пути. — Хюррем прижалась лбом ко лбу дочери и прошептала. — Прости меня. Я не могу этого допустить. В юной госпоже образовалось столько противоречий,что от безысходности хотелось выть во всю глотку. Она снова упала в такие нужные, тёплые, надёжные объятия самого родного человека на свете и слёзы обожгли холодные щёки. Пока дочь не видела, Хюррем незаметно смахнула у себя мокрую дорожку. Уткнулась носом в шёлковые волосы и вдохнула аромат своего ребенка. — Нет... Я на вас не держу обиду. Не посмею. Вы всегда учили меня быть сильной. Я справлюсь. Обещаю. Хюррем провела ладонями по волосам дочери, затем прикоснулась к щекам,оставила долгий поцелуй на лбу и заглянула в глаза. — Я всегда буду с тобой, несмотря на то, что нам придется стать порознь, — затем женщина достала из пояса серебряную, необыкновенно красивую заколку, которая стала для нее символом безграничной, но недоступной любви и вложила в ладонь девушки. — Михримах, это часть меня, моя душа. Я хочу, чтобы она стала твоей. Михримах снова всхлипнула и без стеснения вытерла рукавом нос. Не поднимая взгляд с украшения в ладони, спросила: — Это... подарок Ибрагима Паши, верно? И почему-то не хватило сил ответить. Госпожа лишь согласно кивнула, на миг прикрыв веки. — Хорошо. Я сохраню. Она станет мне оберегом и зеркалом, смотря на которое, я буду видеть вас и чувствовать ваше тепло, — а после, девушка гордо вздёрнула голову и несмотря на дрожь в голосе, посмела скомандовать. — А теперь идите! Времени мало... Ещё никогда и ни к кому, пожалуй, рыжеволосая не была так благодарна. Волной ее захлестнула гордость за дочь, что выросла такой понимающей, стала ей опорой во всём. Они обнялись крепко-накрепко в последний раз, несколько секунд оставляли поцелуи на щеках и шептали, как друг друга любят. После чего Хюррем поднялась на негнущихся ногах и напоследок мазнула взглядом по дочери, что стояла и вытирала свои слёзы. Мягко ей улыбнулась, чтобы девушка хранила о ней лишь тёплые воспоминания и покинула покои, чувствуя, как сердце обливалось кровью. Когда двери захлопнулись, Хюррем прижалась к ним спиной, и подавила в себе желание ворваться обратно, когда услышала рыдания Михримах. В данный момент женщина ощущала себя беззащитной, ничтожной, слабой и из этого оцепенения вывел голос Гюль-аги, который стал ей здесь верным другом: — Госпожа, уже всё готово. Но вам следует поспешить. Приказ Повелителя вступил в силу. Они идут... Слова евнуха отрезвили, вселили силу и напомнили, ради кого она шла на этот риск, прекрасно понимая, какой конец был у этой выходки. Но госпожа не могла сидеть на месте, зная, что случится этой ночью под сводами Топкапы. И решила действовать. Без слов сорвалась с места. Каждая секунда имела огромный смысл. Хюррем неслась по коридорам дворца и, если бы кто-то появился на пути, то вряд ли бы заметила. В мыслях сейчас жил один человек, и к нему рыжеволосая спешила на всех парах. Уже на подходе до нее начали доноситься какие-то звуки, а уж, увидев приоткрытые двери покоев, Хюррем сорвалась на бег и без церемоний ворвалась внутрь, где в окружении палачей медленно терял жизнь Ибрагим... — Приказываю немедленно остановиться! Хватка одного из мужчин ослабла, поэтому веревка больше не стягивала горло. Визирю удалось более-менее вдохнуть воздух, а вот дыхание рыжеволосой сильно сбилось. Слуги государя оказались меж двух огней, ведь должны чётко выполнить приказ Султана, но так же не могли пойти против госпожи. — Пошли вон! — крикнула Хюррем и благо Сулеймана не было во дворце. Чтобы на эту ночь заглушить голос совести, мужчина принял решение до утра покинуть Топкапы, не подозревая, чем всё обернется... У палачей не было своей воли. Они подчинялись чужой. Государь был превыше всего, но сейчас ими командовала госпожа, которую ослушаться они тоже не имели права... Не дождавшись пока мужчины покинут комнату, Хюррем кинулась к Ибрагиму, который пытался привести дыхание в норму. Женщина упала рядом с ним на колени и обвисла на его шее. Визирь не сразу обхватил ее талию. Над ухом разнёсся его хриплый шёпот: — П-прости... что не поверил... Почти двадцать лет назад юная Александра лишилась всего: родины, родных и любви. С распростёртыми объятиями ее встретила новая жизнь, в которой девушка, полная амбиций, не желала быть в низах и поставила цель подняться на вершину, вот только подумать не могла, что сердце вновь заноет от любви, но не к Султану, как следовало бы, а к тогда ещё простому хранителю покоев. Ситуация крайне опасная. Хюррем смогла вскружить голову Сулейману и не хотела терять, обретённую благодаря ему власть, тем более, когда у них появился первенец Мехмед... Однако душа всё равно тянулась к запретному, и она видела с его стороны ту же тягу... Вскоре случилась вторая беременность, во время которой, к сожалению, от продолжительной и тяжёлой болезни скончался маленький шехзаде. Именно тогда всё начало трещать по швам, жизнь разделилась на «до» и «после». Хюррем родила девочку, что заполнила немного собой пустоту в сердце от потери первого ребенка, но начала терять Султана. Он к ней постепенно угасал, как когда-то к Гюльфем и Махидевран. Уважал, по своему ценил, однако появлялись другие женщины, пока одна из них не подарила нового шехзаде и рыжеволосая госпожа стала среди прочих. И, наверно, Хюррем бы распрощалась с жизнью, чем существовала так, если бы не Михримах и... Ибрагим. Находиться в гареме было тяжело, поэтому часто она сбегала в сад, где ее ждал он. Порой даже играл ей там на скрипке, говорили много о своём прошлом и иногда позволяли друг другу вольность, но не переходили грань. Так и летели года, пока любопытная госпожа не узнала о страшном решении Султана казнить визиря, которого лично называл другом. Хюррем не смогла об этом смолчать, но, к ее удивлению, Ибрагим не поверил, убеждал, что она ошиблась и такого не может быть. Смогло... — Это уже не важно. Вставай. Нам следует бежать отсюда! Хюррем принялась подниматься с колен и потянула мужчину за собой. Ибрагим задержал ее в тот момент, когда женщина хотела кинуться прочь из покоев. — Зачем же ты это сделала? Подвергла себя опасности! Ты же понимаешь, что нам обоим теперь не жить?! Рыжеволосая развернулась и гордо подняла подбородок, сделав к визирю шаг. — Понимаю. Однако, ты думал я буду сидеть на месте и ждать, когда мне принесут весть о твоей казни?! Ибрагим рассеянно взмахнул руками и обречённо ответил: — Ты всего лишь сделала мне отсрочку, но так же подвела себя под одну верёвку со мной! Султан не закроет на это глаза. Мы не успеем далеко сбежать, — грек положил ладони на женские плечи и слегка сжал, посмотрел точно в глаза, где в уголках скопились слёзы. — У тебя дочь, Хюррем... Почему ты не подумала о ней? Потому что разум затмили эмоции, чувства. Она боролась всегда до последнего, даже если это бессмысленно. Хюррем кое-как сглотнула в горле ком, борясь со вставшим перед глазами образом Михримах. Тряхнула головой. Нахмурила брови и прошипела: — Ибрагим, уже поздно призывать меня к здравому смыслу! Пока есть время мы должны его использовать. Я готова умереть вместе с тобой, но не от рук Сулеймана! Визирь крайне опешил, но не успел что-либо сказать. Госпожа схватила его за руку и с напором повела к выходу...***
По лицам бил дождь, порывы ветра трепали волосы, стук сердца и копыт разносился в ушах. На жеребцах они неслись по сумрачному лесу, разрезая воздух. И, если же Ибрагим находился в неведении, то у Хюррем было всё спланировано. Султану наверняка уже доложили о случившемся, поэтому у них оставалось совсем мало времени... Только когда мужчина и женщина добрались до имения госпожи и немного пришли в себя, Хюррем поведала, каков был ее план. Ибрагим тысячный раз восхитился ею, но в то же время был крайне не доволен тем фактом, что она пожертвовала собой. Впрочем, он поступил бы так же, если бы ей грозила опасность... — Через сколько подействует яд? Всё то время, пока Хюррем отдавалась потоку воспоминаний, между ними царило безмолвие. Ибрагим пристально смотрел на кубок с вином, будто гипнотизировал. — Сделаем несколько глотков и примерно через пять минут нас не станет, — вполне спокойно ответила госпожа, почему-то не ощущая страха смерти. Сама по себе обстановка была не свойственно умиротворённой, словно всё так и должно быть. За окном завывал ветер, сверкнула молния, из-за которой Хюррем вздрогнула. Визирь беззлобно усмехнулся, ведь знал, что рыжеволосая не переносила это явление природы. Сколько раз она ютилась в его объятиях, пытаясь укрыться от пугающей вспышки? И вот сейчас он придвинулся ближе, без слов притянул к себе, почувствовал, как женщина крепко прижалась к тёплой груди. Вдруг стало всё равно на весь мир, лишь бы это не кончалось, однако конец их был неизбежен. Ибрагим коснулся пальцами подбородка Хюррем и вынудил поднять на себя голову. Изучающим взглядом скользнул по лицу, будто запоминал черты и неожиданно припал к губам с напором, глубоко, жадно. Рыжеволосая подхватила заданную волну, отдавала себя без остатка. Страсть между ними разжигала нешуточное пламя. Становилось жарко и так мало друг друга. Хюррем издала тихий стон, когда горячие поцелуи настигли шею. Ибрагим сжал ее в объятиях так сильно, что при всём желании было бы нереально высвободиться. Ладони свободно скользили по телам и становилось невыносимо трудно удерживать порыв сорвать друг с друга одежду. Мужчина оставил несколько поцелуев на розовых щеках, подбородке, кончике носа и последний раз их губы соединились вновь уже спокойнее, медленно, нежно. Отстранилась нехотя. Ещё несколько секунд прижимались друг к другу лбами и без сговора оба произнесли: — Пора... Каждый взял свой кубок и вместе бесстрашно сделали первый глоток, смотря друг другу в глаза. Затем второй, третий. Вино обжигало горло, несло с собой смертельный яд, что очень скоро убьёт обоих, но и подарит свободу... Сулейман тем временем метал и крушил сначала от злости, а потом от осознания, почему