милостыня смерти

девушка набирает воздуха в легкие последний раз, перед тем как зайти в стены здания, какие давно потрескались и пропитались запахом трупов. хотя, вид далеко не из худших: двухэтажный дом, отделанный светлой плиткой, пластиковые двери, окна, что заставлены решеткой, и многообещающая надпись «Патологоанатомическое отделение», в которое брюнетка пришла на свой первый рабочий день. на дворе тринадцатое апреля, что ударяет в нос цветениями теплой весны и приближением лета, а вот новенькая работа только и будоражит внутри, заставляя чувствовать себя проводником тел в мир иной. Лиза решила, что это точно её стихия, когда оказалась на грани смерти в одиннадцатом классе: первая любовь, не побоявшись, захотела ярких ощущений, подарив незабываемый страх и подкашивающиеся коленки. теперь она считает, что должна видеть покойников, ради какой-то уверенности в собственной реальности. окончательно собравшись, тянет на себя дверь и переступает порог, рассматривая зеленоватые стены из-за отсвечивающих ламп. подмечает, что похоже на фильм ужасов, но двинется вперёд по коридору, вытесняя из головы панику. заворачивает в зал секционной, где пугается стоящему спиной женскому силуэту в медицинском фартуке, но быстро схватывает, что это всего-навсего коллега. – Э-э, извините… – тихо начинает, а та сидит в телефоне, даже не соизволив обернуться. – Перчатки на столе, фартуки на вешалке. – бросает, продолжая смеяться с какого-то мема. брюнетка прищуривается, улавливая нотки знакомого голоса, послушно шагает к предметам, после успешно надевая всё на себя. – Готово. – и коллега, наконец, поворачивается, пока у Лизы перехватывает дыхание, – Виолетта? невозможно не узнать, хотя изменения имеются: обстригла волосы ещё короче, которые теперь лежат в разные стороны, словно шапка, высветлила передние прядки и набила новую татуировку на лице - полумесяц. прошло около четырех лет с их последней встречи на выпускном экзамене, но даже там они не заговорили после случившегося. последний звонок двадцать пятого мая две тысячи шестнадцатого стал действительно завершающим для их общения. с того времени они ни разу не заглядывали друг другу в глаза так, как сейчас. – Ебать. – Вилка удивляется, не сдерживая улыбку, – Как думаешь, морг подойдет для извинений за то, что я тогда натворила? – звучит двусмысленно. – Радует, что мы обе живые. – она не нуждается в просьбах о прощении просто потому, что обиды давно нет. отпустило. – Не хочешь это обсуждать, да? – косится с осторожностью, – Но всё равно извини, я не должна была так ужасно поступать, и если тебе интересно, то я чиста уже два года. – Я рада, Виолетт, и не обижаюсь, давай просто приступим к работе. – и обе выдыхают, не зная с чего начать. – Ладно. Пошли, покажу мой любимый зал. – ступает, и Лиза как в старые-добрые следует хвостиком. Вилка приводит в комнату с холодильными камерами, где заметно прохладнее, и индиго морщится. – Помню, как ты в пятом классе говорила, что хочешь такие же шкафчики в школе. – хохочет, проходя мимо них. – Ты нормальная? – и коллега смеётся ещё больше, видимо, её такая работа ничуть не пугает, – Сколько ты тут? – Пару месяцев. индиго удивляется тому, как за такой короткий срок можно привыкнуть к столь необычному окружению. – Ладно, и что мы должны делать? – Лиза осматривает серые стальные дверцы с номерами. – Ну, возьмем посвежее, – пробегает глазами по числам, выбирая, – Шестнадцатый. – Знаешь, по логике, ты должна бы быть двадцать пятой. – вспоминает последние школьные дни, – Шрамы остались? – Да, до сих пор. – и индиго кивает, поджимая губы. в помещение резко входит мужчина в халате, вскидывая руками, и внимание переходит на него. – Новое тело поступило. – сообщает, на что Виолетта потирает ладонями, и девушки идут за ним, – Девушка, двухтысячного года рождения, причина смерти: инфаркт миокарда, черепно-мозговое кровоизлияние, отёк легких. Проще говоря, переизбыток адреналина. Это установили в больнице, но если выясните что-то ещё при вскрытии, то сообщите, случай странный. – В двадцать лет умереть от адреналина? Это чем она, вообще, занималась? – Вилка додумывает, что в этом сыграли роль наркотики, потому выдает, – Разве её не должны были отправить на судебно-медицинскую экспертизу, а не сюда? – Никаких препаратов в крови не обнаружено, говорю же, странный случай. – и мужчина заходит в секционный зал, – Возможно, болезнь, но врачам установить не удалось. коллеги переглядываются, после подходя к телу, и каждая думает, что та была симпатичной, пока санитар даёт поручения: – Разденьте её, одежду на утилизацию. Помойте и осмотрите. – и хочет уйти, но останавливается в проёме, бросая напоследок, – Если начнётся испражнение, то отнесёте в душевую. обе здесь считаются новенькими, потому в его обязанности входит наставить их на последовательность работы. – Испражнение? – индиго хмурится, забывая о том, что учила в университете. – Обосрется. – заключает Малышенко, и та, вспомнив, кивает. Лиза рассматривает длинные ресницы покойной, высветленные волосы длиной под каре и пухлые губы, пока Виолетта открывает папку с личным делом. – Мишель Гаджиева, девятнадцать лет, причина смерти: остановка сердца. – читает то, что ещё не было озвучено мужчиной, – Симпотная. – Да, младше нас, а уже… – и не договаривает. индиго подходит ближе к трупу, принимаясь расстегивать молнию чужой кофты, и Вилка косится на это действие. – Фу, извращенка. – прищуривается, наблюдая за округлившимися карими глазами. – Ты серьёзно? – смотрит, недоумевая, – Это работа. – Да ты её взглядом пожираешь, некрофилка. – и пялятся друг на друга до тех пор, пока не пробирает смех. – Ты ебанутая? девушек оглушает чужой кашель, отчего обе дергаются, тут же затихая. медленно переводят взгляд на лежащее тело, что вдруг начинает шевелиться, и шок растекается в каждой. – Я сама сейчас откинусь от адреналина. – выдает Вилка, стараясь не двигаться. – Что за «Обитель зла» в реальной жизни? – индиго дрожит, подходя ближе, пока восставшая из мертвых пытается осмотреться. – Так и знала, что Крис ссыкуха. – ужасно-хриплым голосом выдает блондинка первое, что приходит на ум, и снова отключается. – Эй, эй. – выкрикивает Лиза, аккуратно задевая по щекам, – Блять, ну и первый рабочий день. – А Гриша ещё сказал «странный случай», вот тебе, блять, и странный случай, ахуеть можно. Мишель вновь открывает глаза, фокусируя взгляд на Лизе, что внимательно высматривает её размеренное дыхание, держа за шею. пытается вспомнить последние события, кто это такие и как сюда попала, но совершенно не получается. она лишь хлопает ресницами, разглядывая чужие черты лица. и думает, что это её спасительница. – Опять очнулась. – бросает Виолетте, которая даже не хочет в этом участвовать, – Привет, ты как? – и коллега начинает громко смеяться. – Лиз, ты совсем ебнулась? Она, блять, из того мира вернулась, уж точно не «всё норм». – хлопает себя по лбу, вздыхая от ситуации. – Привет, – выдает пострадавшая, пытаясь узнать имена «врачей» - как она думает, – А где ваши бейджики? – и Вилка хохочет ещё больше. – Их трупы, по твоему, должны читать? «О, Елизавета Андрющенко, можете понежнее меня вскрывать, пожалуйста». – Лиза кидает злостный взгляд, чтоб та успокоилась, но Малышенко только посмеивается с ситуации, – Я в ахуе. – Чего? Я в морге? – приподнимается, осматриваясь и почесывая затылок. – Да, у тебя была остановка сердца. Помнишь что-нибудь? – индиго хватает папку с делом, передавая блондинке, а та отрицательно машет головой. – Последние события нет. – Ну, приехали. Блять, мы вообще-то могли её убить, ей просто повезло, что она очнулась до того, как мы достали скальпель. – У меня с детства такая хуйня, – начинает Мишель, – Два раза останавливалось сердце из-за адреналина, а меня всё-равно тянет к риску. – и осматривает Лизу с головы до ног. – Почему этого нет в деле? – супится, бросая взгляд на Вилку, что пожимает плечами, – Как это «переизбыток адреналина»? Гаджиева изучает чужие контуры, нелепо зависая, она чувствует, как сердце ускоряется, когда слышит умные заключения и этот низкий голос. – Хочешь, чтоб показала? – бесстрашно выдает, улыбаясь, – Меня с того света вернули ради этого, Елизавета Андрющенко, отвечаю. а Лиза краснеет от такого напора и смелых слов, пока Вилка посмеивается, видя искры между этими двумя. Малышенко решает оставить их наедине, закатывая глаза, и напоследок бросает: – Только не ебитесь на секционном столе, умоляю. Мне тут ещё работать. – и в неё прилетает упаковка ваты. девушки переглядываются, играя в только им известную игру, конец которой неизвестен. Лиза не отрицает, что рада такому повороту событий. живой, всё же, лучше мертвого. – Чем ты таким занималась? – складывает руки на груди, с нетерпением желая узнать. – Знаешь же где Октябрьская ж/д? – и брюнетка округляет глаза в то время, как другая ухмыляется. – Ты серьёзно?

***

– Не верю, что на это согласилась. – Лиза осматривается, видя поезда и бесконечные дорожки путей, что ведут в неизвестном направлении. впереди шагает блондинка, притопывая траву, слегка посмеиваясь от ситуации и переступая тонкими ногами очередные железные рельсы. индиго смотрит исподтишка, прищуриваясь, пытается догадаться, что та задумала, но понимает, что Мишель оказалась совершенно непредсказуемой. теплый ветер раздувает черные и белые волосы, давая девушкам вкусить чувство свободы и реальности, а Лиза продолжает, не унимаясь: – Если у меня остановится сердце от адреналина виновата будешь ты, Мишель. – и другая смеётся. – Если останусь живой. – усмехается, и понемногу начинает пробирать страх, обрамляя тело потом. последний вздох решительности, и Гаджиева, сделав расчеты, опускается прямиком на шпалы, пока Лиза вскрикивает, моментально жалея, что подписалась на эту авантюру. – Ты серьёзно? – становится рядом, пытаясь поднять девушку, но та не поддается, – Хватит, пошутили и всё! и индиго слышит рев поезда, настолько устрашающий, что бьется в конвульсии желания сделать хоть что-нибудь, пока Гаджиева глядит в небо, с улыбкой рассматривая облака. – Мишель, – надрывает голосовые связки, пугаясь до смерти, – Это не смешно, блять, вставай! а та непоколебимо лежит, довольно лыбясь, внимательно наблюдает за чужими эмоциями и только посмеивается. – Ну, пожалуйста, слышишь? – надрывно оборачивается на приближающийся поезд и понимает, что инстинкт самосохранения берёт верх, заставляя отпрыгнуть подальше от рельс, – Блять, Мишель! транспорт не останавливается, продолжая приближаться на огромной скорости, пока до тела блондинки расстояние меньше двухсот метров. она лишь хмыкает, издаёт смешки над Лизой, и для большей эпичности скрещивает руки на груди как покойник, и Андрющенко вовсе выходит из себя. – Я отказываюсь быть свидетелем смерти, и просто, чтоб ты знала, тебя доставят не в моё отделение! – пытается надавить, чтоб девушка, наконец, прекратила эту ужасающую игру. – Значит, ни тебе вскрывать придётся. – кидает взгляд на поезд, что кажется слишком близко, и жадно глотает воздух, наслаждаясь адреналином. вот-вот и она увидит белый свет, сопровождающийся бесконечной болью от переломанных костей. Лиза понимает, что ничего не может сделать, кроме того, чтоб прыгнуть на рельсы самой, но и это кажется нереальным, ведь умирать совсем не хочется. Мишель и не думает дергаться или обрывать затею, потому индиго полагает, что инстинкт самосохранения у той отсутствует. и когда остается метров семьдесят до гибели, поезд начинает замедлятся, издавая гул, и брюнетка охает, пугаясь. – Просто встань с ебаных рельс, Мишель. – закатывает глаза от изнеможения что-то доказать. – Если встану, то точно умру. – смеется, не отрывая глаз от чужого лица, что переполняет страх. и рассчитывает в голове отношение скорости поезда к её недвижущемуся телу, пытаясь вычислить кинетическую энергию. и когда громкий шум заглушает всё вокруг, то обе громко сглатывают, находясь в подвешенном состоянии. – Блять. – лишь бросает Лиза, наблюдая за картиной и поездом, что в двадцати метрах от них. Мишель улыбается, последний раз, а после слышит режущий уши писклявый свист, и когда паника овладевает телом, кабина машиниста останавливается буквально в пяти метрах от неё. от осознания, что получилось ровно так, как планировалось, она начинает хохотать, поднимаясь на локтях, пока индиго ещё больше округляет глаза от злости. – Ты очень смешная, ты знала? – блондинка, наконец, поднимается с железнодорожных путей, рассматривая чужое злобное лицо. – А ты просто ебнутая, ты знала? – выпаливает, всё ещё находясь в шоке, пока та падает в объятия, пытаясь загладить вину. – Понравилось же, весело! – лучезарная улыбка обрамляет сияющее лицо так, словно она питается чужими эмоциями и собственным страхом. – Ты вернулась с того света, чтоб снова туда отправиться? – орет, пытаясь перекричать шум поездов, пока адреналин заглушает понимание ситуации, и она не видит перед собой ничего, кроме чужой хитрой ухмылки. – Я хочу чувствовать жизнь, даже если это мой последний день. – А мне потом таких как ты каждый день на работе вскрывать, а? Думаешь круто быть на волоске от смерти? «Я такая крутая, посмотрите на меня, не боюсь лечь под поезд!». – сердится, хватая за руку, – Это тупо, Мишель! – Да ладно тебе. – закатывает глаза, обхватывая чужую шею, пока индиго от удивления пугается, – Живая же. – Просто повезло! – и чувствует как чужие губы соприкасаются с её. всего на секунду, но этого достаточно, чтоб ощутить невесомых бабочек в животе, порхающих от адреналина и волнения, и успокоится, перестав думать о возможном плохом исходе. Мишель отстраняется с легкой улыбкой, будто это лишь часть какого-то ритуала, и тянет за руку, ведя к соседнему грузовому поезду. – Это ещё не всё. – подводит к буферу какого-то вагона, сперва поднимаясь сама и тянет руку, предлагая Лизе. её замыслы просты, она может лишь лыбится от реакции серьезной брюнетки и наслаждаться учащенным биением пульса. – Чего? – индиго округляет глаза, чуть придя в себя, и пялится на чужую ладонь, – Ты серьезно? – Лезь, если доверяешь. – Я тебе не доверяю. – последняя реплика, сигнал поезда об отбытии, и брюнетка цепко хватается, а Мишель умело помогает забраться. проталкивает свою спасительницу в вагон, заливаясь звонким смехом от её реакции, и девушки падают на пол от накопившейся усталости из-за стресса. – Я не хочу просыпаться в морге как ты, ясно? – всё ещё злится, высматривая хоть каплю сожаления в карих глазах. – Хочешь просыпаться дома, чтоб всё-равно приезжать в морг на вскрытие таких как я? – и индиго нечего ответить. – Ты странная, Мишель. – Не страннее тебя. – Почему это? – вскидывает брови, переводя взгляд на пухлые губы. – Ну, например, потому что после всего ты ждёшь пока я вновь тебя поцелую. – и попадает в яблочко. Лиза закусывает губу, краснея от заявления, а та льнется ближе, затягивая в страстный поцелуй, такой приятный, что у индиго, даже в лежачем положении подкашиваются ноги. она ненароком вспоминает то самое двадцать пятое мая, после которого похожих чувств не испытывала, и наслаждается моментом, который дарит ей сладостные ощущения. – Знакомы второй день, а я тебя уже ненавижу. – Это и называется любовью. и притягивает вновь, цепляясь за розовые губы, что таят в себе всю нежность и трепетность. они едут в неизвестном направлении, пока за окном пейзажи сменяются разными полями и деревьями, показывая всю красоту природы и яркого солнца в апрельский день. каждая думает, что держит путь в лучшую жизнь, упиваясь чужим теплом и мокротой жадности ртов. слишком близки друг к другу, словно нашли родственную душу, хоть и с разными взглядами на жизнь. Лиза воскресла из убитой любовью морали, что не давала спокойно спать по ночам, посылая сны с яркими картинками ужасов. а Мишель воскресла из мертвых ради этих мгновений, посвященных спасительнице. – И почему нам суждено было встретиться именно так? – задаётся вопрос индиго, глядя на роскошные виды за окном. – Судьба была предрешена свыше. – Тебе пришлось буквально умереть, чтоб мы увиделись, и как это назвать? – Милостыня смерти.