Истории, рассказанные Совёнком. Легенда о храбрости

(01 июля, 1987 года, пионерлагерь "Совëнок", 04:20) Лена и Андрей стояли возле ворот и наблюдали за дорогой. Андрей курил, Лена молчала. Ей было скучно, и она, сама не сознаваясь себе до конца, очень хотела поговорить с этим парнем, узнать его поближе, посмеяться вместе с ним, но он не проявлял особого интереса к ней и лишь молчал, сосредоточенно смотря вдаль, где извивалась и пропадала в зелёной стене лесов дорожная лента. Они оказались здесь не просто так. Им дали ответственное задание: следить за дорогой и сообщать о любых накладках и вещах, которые покажутся им странными. Хотя и нашествие зомби закончилось, и погибших похоронили, ребятам совершенно не хотелось спать. Да и кому захочется при такой обстановке? У Андрея перед глазами стояли разорванные тела пионеров, он курил нервно, руки тряслись. Лена тоже глаз сомкнуть не могла: всë никак не выходила у неё из головы огромная толпа разъярëнных окровавленных зомби, которая, утробно рыча, шла вперёд к ней, и протягивала свои искорëженные руки с оголёнными костями, мышцами и сухожилиями ... Они стояли здесь по просьбе Слави уже полчаса, и безделье начинало им надоедать. Андрей вспоминал рукопашную, как его там чуть не зарезали, Лена сидела на пеньке и скучающим взглядом смотрела на дорогу, которую ей было велено охранять. Лагерь уже более-менее притих, пионеры старались лечь спать: работала привычка спать по ночам, хотя и было немного страшно. В принципе уже было достаточно светло, но остатки недавней ночи всё ещё давали о себе знать: небо было матовое, тëмное, ещё слишком звёздное для утра, хотя над лесом уже далеко простирался жёлтый небесный свод. -Тихо,— Молвил вдруг Андрей, Лена вздрогнула,— Как во сне. -Как во сне,— Тихо повторила Лена, смотря в одну точку,— Хотела бы я чтобы это всё был сон ... -Может быть, это он и есть,— Андрей затянулся, еле слышно выдохнул,— Только уж больно реальный какой-то. Лена, повеселевшая немного в начале его фразы, под конец погрустнела и вернула себе прежний скучающий вид. Однако в глазах еë теперь добавлялся маленький кусочек печали. -Интересно, что сейчас с мамой? — Лена проговорила это очень жалобно, и почти тут же тихонько всхлипнула. Всхлипнула и тут же пожалела, разозлилась: "Вот же дура, услышит ведь!",— Поругала она себя внутренне и почти тут же удивилась,— "Хотя какое мне, собственно, дело?". И всë же она надеялась, что Андрей ничего не слышал. Он, естественно, слышал всё, у него слух был как у лисицы, но виду он не подал и промолчал, глядя куда-то вдаль. "Бедная девчонка",— Думал он,—"Боится за маму и совсем не знает что с ней. Бедная девчонка". Андрею стало жалко еë. Он, хоть и был молчалив и практически безэмоционален, не был лишён каких-то человеческих чувств. Ему было присуще абсолютно всё: и сострадание, и сожаление, и соучастие, и ненависть, и любовь — всë, чем обладает человек, но Андрей просто от природы был таким, спокойным и уверенным. В его краях, на северном Урале почти все были такие. -Ты по дому скучаешь? — Вдруг спросила Лена. Андрей не обернулся: -Скучаю. -А где твой дом? -Далеко. -Понятно,— Лена стала ещё грустнее: ей было скучно, а вывести этого парня на разговор никак не получалось. Андрей неожиданно повернулся к ней, впрочем, сохранив при этом невозмутимое выражение лица: -А твой дом где? -Здесь, рядышком,— Лена заметно оживилась, встрепенулась, немножко улыбнулась,— В райцентре, в Вышках,— Закончила она с приятной улыбкой,— Мальчики туда вылазку делали. -Понятно,— Усмехнулся Андрей и снова отвернулся,— А я с Урала. С Северного. Город там есть такой, Ивдель называется, 520 километров от Свердловска. Слышала, может? -Слышала,— Так же светло отвечала Лена,— Про Ивдель слышала, у меня там дядя работает на гидролизном заводе. -Отец там работал,— Протянул Андрей, не зная, что сказать: он слишком много про неё узнал. -А ты бы кем хотел стать? — Вдруг снова спросила Лена, Андрей ещё больше растерялся, но ответил: -Рабочим или инженером,— И тут же нашёлся что спросить,— А ты? — Он снова повернулся. -Художником,— Запросто ответила она,— Очень люблю рисовать. Хочу в Рязанское художественное училище поступать. Потом в Москву, наверное, поеду,— Она вдруг осеклась и замолчала. Андрей усмехнулся снова: он знал, что именно этим всë и закончится. Что девчонка планами увлечëтся и напрочь забудет о том, где она оказалась и что с ней сейчас происходит. -Поехала бы ...,— Закончила Лена мëртвым голосом и отвернулась. Снова стало тихо. Андрею сделалось неудобно от чего-то. Он вроде и не был в чëм-то виноват перед ней — просто неудобно, потому что он мужчина, должен был контролировать разговор и не спрашивать ничего лишнего, но тут в его голову проскочила шальная мысль: "Собственно, а почему я ей что-то должен? Сама меня спросила, мол, откуда, а я встречный вопрос задал". Чувство неудобства не проходило. "Сдаёшь позиции, старик",— Резюмировал Андрей,— "Уже перед женщинами неловкости испытываешь. Ну куда это годится?" — Усмехнулся он про себя и тут же вдруг понял, что сделал это на яву, спохватился да было поздно. Он гыгыкнул весьма громко, так с чувством, будто только что вновь услышал старую отличную шутку от хорошего проверенного друга, с которым выпил не одну бутылку "Дюшеса" и съел не одну булочку, а эту шутку впервые услышав, не мог сдержать смеха минут пять-десять. Шутка уже давно всем надоела, а привычка смеяться осталась. Лена не могла не услышать его смешок и нахмурилась: -Что смешного? — Спросила она, негодуя: тут такая ситуация стрёмная, они вдали от дома в компании незнакомых им людей, в тяжëлом положении, с риском погибнуть в любую минуту, обратиться в зомби или получить увечья — а он смеëтся! Уж не над ней ли? -Анекдот вспомнил,— Нашёлся Андрей, посмеиваясь. Он стоял, повернувшись к ней лицом; на губах у него плясала небольшая, но заразительная улыбка, ворот афганки был расстëгнут и торчал в разные стороны и из под него виднелась белая майка, белые волосы были небрежно всклокоченны будто он причëсывал их рукой, а не расчëской. Глаза у него имели ярко-зелёный цвет, и в темноте можно было подумать, что на тебя смотрит кошка. Сложен он был хорошо, не атлетически, но и хилым он не выглядел. Ростом был не высок и в плечах не широк — не богатырь, одним словом, но и не Тугарин Змей — руки из под закатанных рукавов виднелись слишком жилистые. Качается, стало быть, парень. -Какой анекдот? -Про Шерлока Холмса: Идут они с доктором Ватсоном по улице, тут Шерлок ему говорит: "-Ватсон, мне кажется, сейчас вон за тем углом вас будут бить". Они заходят за угол и тут же выбегает толпа хулиганов и избивает доктора ... Ватсон, отряхиваясь: "-Откуда вы знали, холмс? Это дедукция?" "-Элементарно, Ватсон, я здесь вчера в вашем пальто выёбывался". Ой, прости,— Андрей снова смутился. -Ха-ха-ха! — Звонко рассмеялась Лена, сверкнув ослепительной улыбкой,— Как типично! — Мат она пропустила мимо ушей,— Никогда ещё не слышала, ха-ха-ха! — Она продолжала смеяться -Хе-хе, и то верно,— Андрею и самому сделалось смешно, хотя этот анекдот он рассказывал и слышал уже в сотый раз. -А расскажи ещё! — Вдруг попросила его Лена, а в глазах у неë горел задорный огонёк. Андрей поднял ей настроение и ей захотелось снова посмеяться. Андрей же удивился: смеющаяся Лена, просящая у него анекдот — это что-то новое, доселе ему неизвестное. Они никогда не общались между собой и не интересовались друг другом, хотя у них было много общего: они оба были нелюдимы, оба были тихи и тверды характером, оба были незаметны. Конечно, и разного между ними было порядочно. Андрей был жёсткий — Лена была мягкой, Андрей не чурался гопников — Лена их презирала, Андрей не боялся быть на виду — Лена боялась, и всегда, оказавшись в центре внимания, терялась. Много можно было найти между ними различий: по характеру они были очень и очень похожи, но вот по своим взглядам и принципам — порой разительно различались. -Ладно,— Андрей согласился, немного подумал, и выдал следующее: "-Доктор, у меня ноги чернеют! -А вы мыть их не пробовали? -Пробовал. Ну так они через месяц опять чернеют". -Ха-ха-ха! — Лена снова искренне засмеялась,— Я слышала его с другим окончанием: "А что, помогает?", но с твоей концовкой смешнее, ха-ха-ха! — Она утëрла слëзы, выступившие от смеха. -А давай ещë один расскажу? — Предложил вдруг Андрей, Лена, не раздумывая, согласилась: -Д-давай, конечно,— Она с готовностью посмотрела на него, пытаясь прогнать остатки смеха,— Внимательно с-слушаю,— Ей всë ещё хотелось смеяться. -Приезжает Кеннеди в психушку,— Лена перестала улыбаться,— Начали его там все приветствовать: построились в одну шеренгу, кричат, мол: "Слава великому президенту Джону Кеннеди! Слава великой Америке! Смерть проклятым коммунистам!". Ну, а он вдоль шеренги идёт, жмёт всем руки, улыбается. Глядь — а последний человек, старый усатый доктор, стоит молча, ничего не кричит, лишь руку ему подаёт, здоровается. Ну, Кеннеди у него и спрашивает чисто из любопытства: "Сэр, почему вы не кричите вместе со всеми, сэр? Не хотите поддаваться толпе, сэр?". А доктор ему в ответ: "Сэр, я не псих. Я медик, сэр". -Интересно,— Задумчиво подытожила Лена, Андрей выжидательно посмотрел на неё,— С одной стороны — типично, очень типично. С другой — разве сейчас не модно хотеть в Америку? Я слышала, что там сейчас жизнь гораздо лучше, чем у нас. Я в это не верю, но определённые плюсы там, конечно, есть,— Лена говорила осторожно, расчётливо подбирая слова. Закончив, она посмотрела на Андрея. Тот усмехнулся: -В Америке? Жизнь лучше? — Он опустил глаза,— Ты была там? -Я? Нет. -Откуда тогда знаешь, что там жизнь лучше? -Ну,— Лена задумалась,— Там выбор в магазинах намного богаче. Зарплата выше. Денег тратить можно сколько хочешь. Это вот то, что я знаю. Говорят, что там мозги не парят, а как по мне — так и хорошо, что у нас элемент насилия присутствует, заставляют что-то делать и о чём-то думать — это хорошо, люди вырастают образованные. -Выбор в магазинах? Зарплата? Деньги? — Снова усмехнулся Андрей, посмотрел на неё и затеплил новую сигарету,— У нас тоже никто не голодает. Ну да, дефицит продуктов есть, а голода я не вижу. Про зарплату не знаю, говорить не буду. Но моя семья на недостаток денег никогда не жаловалась. Деньги тратить сколько хочешь — ну не знаю, у меня всё есть, а что понадобится — всегда могу найти где-нить или отец привезёт. Не жалуюсь. А про элемент насилия ... ,— Он ненадолго замолчал, видимо, собираясь с мыслями,— Правильно, конечно правильно, не спорю. Потому в Америку и не рвусь. Да и кому я там нужен буду? -Так и я не рвусь,— Негромко сказала Лена,— Но люди-то зря не говорят? — Она посмотрела ему в глаза. -А может, говорят,— Андрей затянулся уставился куда-то вдаль,— Откуда эти люди могут про Америку знать, если они там не были? Заманали, блин: Америка, Америка, так хочу в Америку, в Америке всë лучше ... Мëдом им там намазано, что-ли, в этой Америке? Земля обетованная, блин. В кавычках. -Эко ты капиталистов приложил,— Улыбнулась Лена,— Прямо как большевик заправский. Что, небось коммунизм построить хочешь? -Да сейчас прям, уже бегу вприпрыжку и в ладоши хлопаю,— Андрей снова усмехнулся, но на этот раз в его глазах блеснул недобрый огонь; Лена поëжилась,— Делать мне больше нечего, кроме как коммунизм строить,— Проговорил он, презрительно сплюнув, и повернулся к Лене, сказал твëрдо напоследок,— Настроились уже. Сыты по горло этим вашим коммунизмом. Хватит. -Так за кого же ты? — Спросила Лена, поднявшись с пенька,— Кто ты по убеждениям есть? -Человек,— Запросто ответил Андрей,— В первую очередь — я просто человек. А за кого же я ...,— Тут он задумался,— Да ни за кого. За Родину. -Это как? — Недоуменно спросила Лена,— У нас государство социалистическое, ты говоришь, что ты — за Родину. Но коммунизм строить не хочешь. И в Америку не хочешь ехать. Не понимаю. -А чего тут понимать? Ни коммунизма не хочу, ни Америки не хочу,— Андрей снова отвернулся,— Что одни задолбали, что другие. "Коммунизм построим, коммунизм построим, сделаем миру советскую власть!" — Кому она нахрен сдалась, эта власть советская? У самих полки в магазинах пустые, зато "коммунизм мы построим". Задолбали уже. Глаза бы лучше открыли,— Он уставился куда-то в сторону лагеря,— И Америка эта: "Цивилизованная жизнь: сто сортов колбасы, деньги, квартиры, машины крутые, дома загородные в три этажа — всем доступно, все возьмут всë что хотят" — А как возьмут? С чего это они возьмут? За просто так? Это с чего бы им что-то будет за просто так? Кто им это бесплатно обеспечит? — Андрей снова повернулся к дороге, сунул руки в карманы,— Людям скучно стало. Одно и то же, одно и то же каждый день: "Труд, труд, коммунизм, коммунизм" — Устал уже народ от этого всего, от этой долбанной тотальной пропаганды. От этого однообразия. Перемен требуют наши сердца. И полки у нас пустые в магазинах, чтобы видак купить или плеер — вкалывать надо как коню, чтобы накопить. Потом ещё пойди эту чëртовину в продаже найди, та ещё задача. А тут говорят: в Америке зарплаты высокие, еда вкусная, кока-колу в школах подают, колбасы в магазинах — сорок сортов и телевизор можно на любом углу купить. При этом ещё про коммунизм на каждом шагу не заливают,— Андрей понизил голос,— Только вот и этой ох.рительностью Америки нам мозги пудрят ни чем не меньше: "Америка то, Америка сë, в Америке это, в Америке так, в Америке круто, не то, что у нас. Всем всё можно, все делают что хотят". А я снова вопрос задам: а с фига ли так, а? Почему у них всë так обалденно, а у нас всë плохо? Со слов тех, кто в Америке не был. Задолбали. Капитализм — шляпа полная, это факт: кровь, дерьмо, войны, грязное бельё, кровавые деньги. Вообще, от этих денег всë зло в мире и идёт: из-за денег начинаются войны, из-за денег происходит геноцид, из-за денег появляются предатели и дезертиры, из-за денег рушится дружба и любовь, но деньги — это же не главное, правда? Деньги — так, есть они — хорошо, нет их — переживëм, войну же пережили как-то. А сейчас все кому не лень не за трудом идут работать, не для пользы государства и всего мира, а для себя. И всë: "Деньги, деньги, мне деньги, больше денег". Топят там в Америке друг друга в ложке воды за лишний доллар и у нас такое же устроить хотят ... Это я так, утрировано. Андрей остановился перевести дух и посмотрел на Лену — она, оказывается, смотрела на него. Он смутился сперва, но потом заметил: всë еë лицо было залито густой краской, да причём такой, что Андрей сперва решил, что ей нездоровится. Но прошло секунд десять, а они так и не смогли оторвать друг от друга взгляд. Андрей, не отрываясь, глядел в еë глаза, Лена, так же как и он: не отрываясь, смотрела в его глаза. "Нравлюсь я ей, что-ли?",— Подумал Андрей и вдруг ужаснулся,— "Э, не-не-не! Разбежались, ща! Нет уж, наигрался!",— Но заставить себя не смотреть на неё так и не смог. Природа не обделила Лену красотой: она была среднего роста, стройна и красива лицом: большие круглые грустные ярко-зелëные глаза под бровями-стрелками ей очень шли, маленький прямой незаметный носик смотрелся на ней прямо-таки отлично, а прижатые небольшие ушки можно было и не заметить, так как они, так же как и высокий прямой лоб, были прикрыты еë короткими, но густыми фиолетовыми волосами, собранными в два хвоста. В довершение всего, нельзя не отметить и еë фигуру: как выше было сказано, Лена была стройной, не высокой, аккуратно сложенной, с выразительно округлённой широкой грудью — "Наверное, от парней отбоя нет",— Подумал Андрей и слегка покраснел, а вслух сказал,— А дыру мы друг в друге не просмотрим? -Прости,— Лена отвернулась, и Андрей понял, что еë смущение — лишь красная заря, случайно осветившая их. -Это ты прости,— Неожиданно даже для самого себя вдруг сказал Андрей и осёкся: он не планировал этого говорить, дабы избежать неловкости потом (он женщин недолюбливал и предпочитал с ними не пересекаться), отмалчиваться он всë же не стал,— Не стоило так резко ...,— Андрей снова осёкся, поняв, что опять сказал глупость,— Ой, извини ...,— Еле выдавил он из себя после двухсекундного молчания. "Да бл.ть!",— Выругался он про себя, лихорадочно соображая, что же ему сказать, чтобы разрядить обстановку,— "Чë за ху.ня сегодня происходит ..." -Да чего ты? Всë в порядке,— Лена повернулась к нему, и снова встретились их взгляды,— Что я, не человек, что-ли? — И ослепительно улыбнулась. Они смотрели друг на друга около десяти секунд, после чего словно по команде одновременно прыснули и рассмеялись. Андрей тоже смеялся. Искренне. Заразительно. От души. А ему это нравилось: нравилось вот так вот смеяться. С красивой девчонкой ранним утром у ворот пионерского лагеря, на который напали не так давно ходячие мертвецы, в котором мало еды и питьевой воды, где есть много детей и практически нет кого-то, кто мог бы их защитить — но Андрею было сейчас всё равно: он пользовался жизнью по полной, выжимал из неё всë что мог. И плевать дважды на эту страшную ситуацию, на то что каждая секунда может оказаться последней — плевать! Сегодня он будет наслаждаться, наслаждаться этим прекрасным совместным смехом не смотря ни на что!... И никто из них: ни весёлый Андрей, ни счастливая Лена не заметили, как силуэт, шедший мимо общих кружков, вдруг остановился, замер как вкопанный, а затем, спустя секунд десять, припустил бежать заячьим бегом, не оглядываясь. За ним через полминуты метнулся второй силуэт ... (01 июля, 1987 года, пионерлагерь "Совëнок", 10:00) Тихо скрипели на ослепительно белой стене часы да негромко пели редкие птички за окном. Было жарко: солнце пекло совсем не по-детски. С "улицы" не доносилось ни одного человеческого голоса. Из-за двери в кабинет медсестры — тоже. Ни единого, можно сказать, звука. В изоляторе (а именно здесь и находится сейчас дорогой читатель) вдоль стены лежали на койках, покрытые белыми простынями, трупы ... Солнце светило в открытые окна. Вдруг один человек, лежащий у на крайней койке, что у окна, открыл глаза. Сперва он минут десять глядел, не отрываясь, затуманенным взглядом в потолок, потом, видимо, пришёл в себя окончательно и стал осматриваться. Посмотрел направо — увидел дверь, повернулся налево — и его зрачки вдруг расширились от неожиданности, он весь разом отдëрнулся в сторону; но его организм, видимо, ещё слабый, дал о себе знать, и человек, схватившись за голову, упал на подушку, застонал. Спустя минуту ему стало легче, и он снова, хотя и с большой опаской, принялся разглядывать лежащие на соседних койках тела. Потом он потянул носом воздух, сморщился, но успокоился. Потом снова откинулся на подушку, положив руки под голову. -Зае.ись,— Пробормотал он и вдруг умолк,— Стоп,— Он плавно поднялся и сел на кровати, не свешивая ног,— А где это я? И где все? Ничего не поменялось: по-прежнему светило солнце, всё так же пели птички, всё так же стучали старые настенные часы. -Ау,— Негромко позвал человек и пррислушался,— Народ. Вы где? Где вы? — Он снова прислушался — ничего нового,— Я тута, очухался уже. Где вы, где Виола, где Сергеич, Семка где? Куда все подевались? — И опять прислушался. Молчанье было ему ответом. -Чë, бл.ть, за ху.ня происходит? ...,— Пробормотал Марат (а это был именно он), морщась и кривясь от острой боли в боку, ежесекундно рискуя потерять сознание, слезая с кровати и не твёрдо становясь на ноги.