Очень дружные

Ягами Толл, единственный из группы, у кого есть псевдоним. Настоящее имя не раскрывает, но признает, что является старшим братом Хигучи Ютаки, то есть, настоящая его фамилия, по всей вероятности, Хигучи. В коллективе его, тем не менее, все зовут не настоящим и не вымышленным именем, а «Ани» – старший брат. Он старше остальных участников на 3-5 лет. Среднего роста, нервно-подвижный, с торчащими дыбом длинными волосами. Часто улыбается и смеется, доброжелателен, открыт к общению, хоть и смущается иногда своих слов, словно боится, что сболтнул лишнего. Производит впечатление человека очень искреннего и прямолинейного, иногда даже грубоватого, но добродушного и скромного. Перед интервью отказался от предложенных сигарет и газировки. – Можете описать свое самое раннее воспоминание? Когда это произошло, при каких обстоятельствах? Толл задумывается, нахмурившись и поджимая губы. – Пожалуй… Пожалуй, Аччану тогда было лет тринадцать, – говорит он наконец, кивая в подтверждение своим мыслям. – Да. Он начал ругаться с братом, подозреваю, просто потому что это был единственный человек, с которым он тогда мог поругаться… Они как-то крепко повздорили, и тот перестал ходить с Аччаном в школу. Так что когда кто-то из сэмпаев попробовал его обидеть без причины, мне пришлось вмешаться. – А до этого вы… не были знакомы? Толл качает головой. – И с этого момента вы заняли место его старшего брата? – Не совсем. В вопросах внутри семьи разбирался все-таки Хироши… – Толл неожиданно открыто смеется. – Но Аччан с тех пор называет меня «старшим братом». Хотя все понимают, что я ему никакой не брат… – Кажется, и остальные вас называют так же? Все так же довольно улыбаясь, Толл кивает. – Притом, что младший брат у меня только один! – И теперь вы всегда защищаете Аччана, если его кто-то хочет обидеть? – Не только я, но… Я – человек вспыльчивый. Даже, можно сказать, задиристый. Если меня задеть, я не смолчу и спуску не дам. Это качество не всегда полезно, но иногда требуется в нашей работе. – Вы владеете какими-то боевыми искусствами? – Специально никогда не учился… Ну, может быть, в школе совсем немного занимался кендо. Но у меня есть опыт уличных драк. – А вы опасный человек… Он снова смеется. – Нет, нет… Я просто могу за себя постоять. Но я никогда не нападаю первым… – его взгляд неожиданно становится острым. – Вы бы знали, если б такое происходило, верно? – Да, наверняка. Но, может быть, я о чем-то пока не в курсе. Лицо Толла теперь выглядит твердым и почти торжественным. – Мое дело – заботиться об этих пареньках, – говорит он веско. – Я бы никогда не стал подвергать их такой опасности. – Хорошо… хорошо. А помимо обеспечения физической безопасности, в чем заключается ваша работа? – Финансы, – Толл снова усмехается, расслабляясь. – Остальные ничего не смыслят в деньгах. Сущие младенцы, не понимают, что нужно продавать свою работу, требовать за нее достойную оплату. Если бы не я, мы бы так и сидели в нищете. Аччан только и думает, что о своих внутренних проблемах, Имаи весь в своем странном творчестве, а этим двум обормотам, кажется, ничего не интересно, кроме развлечений. – А в вас, значит, есть деловая жилка? – Опять же: я этому не учился. Но мой отец и моя мать – на редкость одаренные деловыми качествами люди. Плюс я старше остальных, у меня больше опыта… – Это все довольно странно звучит, вы ведь это понимаете? – Я понимаю, – Толл вздыхает. – Но так уж все сложилось. – Хорошо… Что вы можете рассказать об инциденте? Я так понимаю, именно вы тогда были в больнице, когда Имаи попал туда с передозировкой? Лицо Толла мрачнеет, становится сосредоточенным. Он медленно кивает. – Да. Имаи тогда здорово перепугался и позвал меня на помощь. – Потому что именно вы – защищаете коллектив? – Да. Но он толком ничего не объяснил, так что… Я со своей задачей не справился, и мы попали сюда. – Он или кто-то другой употребляли наркотики раньше? – Нет! – его голос звучит резко. – Никогда. – Вы уверены? – Мы друг другу не лжем. Я поговорил с ним после, когда уже не было опасности, и он поклялся, что это его первый раз, он поэтому и не сумел правильно рассчитать дозу… – То есть, он все-таки солгал вам изначально? Толл морщится. – Он… не сказал. Он не скрывал специально, просто подумал, что это не такая важная вещь, о которой стоит рассказать остальным. Имаи, он, понимаете… Он – необычный. – …Пожалуй, ни одного из вас не назвать обычными людьми. – Он другой. Поговорите с ним и убедитесь. Он не собирался никому доставлять неприятности. Имаи просто иногда не слишком понимает, какие вещи запрещены или не приняты… Обычно Хиде ему объясняет все, но в этот раз Имаи никого не спросил. – Значит, больше всего с Имаи общается Хиде? – Больше всего с ним общается Аччан, конечно же. Но у Имаи с Хиде есть свой уровень взаимопонимания, которого никому не достичь. Хошино Хидехико, двадцать три года, удивительно спокойный, даже несколько «замедленный» юноша. Вполне доброжелательный, не особо разговорчивый, в непринципиальных вопросах склонен больше поддакивать, чем говорить самому. Если же не согласен с собеседником, предпочитает саркастически улыбаться в ответ, но не спорить. Спорит только, если вопрос касается других участников группы. Производит впечатление человека себе на уме, не слишком склонного доверять посторонним. Высокий (почти 180 см ростом), волосы до плеч, выкрашены в каштановый цвет. С удовольствием закурил предложенную сигарету, но от газировки отказался. Курил все время на протяжении интервью. – Толл сказал, что у вас с Имаи – особый уровень взаимопонимания. Смеется, качая головой. – Так и сказал? Ну… наверное. – Вы понимаете, как устроен Имаи, лучше других. – Это вряд ли. То есть… да никто не понимает, как устроен Имаи! – А Аччан? Настораживается. – Что – Аччан? – Вы понимаете, как устроен Аччан? Задумывается, неторопливо затягиваясь и выдыхая дым. – Ну да, наверное, – говорит он с явным сомнением. – В смысле, Аччан более предсказуемый, чем Имаи. – Он бы не стал употреблять наркотики втайне от коллектива? Хиде качает головой с кривой ухмылкой, но на просьбу развить мысль все-таки поясняет. – Аччан всегда хочет большего, чем то, на что может решиться. А вот Имаи может решиться на то, чего даже не особо хочет. – Может быть, это Аччан хотел попробовать LSD, а Имаи выполнил его желание, потому что сам Аччан бы не решился? Хиде смотрит удивленно, хмурится. – Что? Это как?.. Нет, я к тому, что Имаи иногда делает всякие вещи, о которых не догадаешься заранее, потому что он… ну. Не слишком обдумывает что-то пришедшее в голову, если ему кажется, что это будет интересно. – А Аччан? Смеется. – Аччан любит поразмышлять о том, о сем… – Он больше человек размышлений, чем дела? – Не сказал бы. Он много что делает, но обычно заранее просчитывает последствия. На этом он тушит сигарету в пепельнице и откидывается на спинку стула, скрещивая руки на груди, показывая, что сказал все, что собирался. Но отпускать его еще слишком рано. – А какой человек – вы сам? Заметно теряется и растерянно моргает, снова тянется к пачке сигарет. – Я? Я обычный. – Наверняка у вас есть своя, особенная функция, как и у каждого в группе? Снова закуривает, кивая, уже не глядя в глаза. – Ну да. Я – что-то вроде смазки в коллективе. – Сглаживаете конфликты? – Конфликты? Нет, не то чтобы. Просто… взаимопонимание, сброс напряжения. Ну, знаете, пошутить, поболтать ни о чем, поддержать по мелочи, вот это все. Я появился в группе позже всех, так что я нужен, ну… наверное, для баланса. – То есть, ваша работа больше внутренняя? – Ну да, – хмыкает. – Я не слишком много общаюсь с посторонними. Есть подозрение, что тут он лукавит, но поймать его на этом пока нет возможности. – А вы… никогда не конкурируете друг с другом? – В каком смысле? – Ну, внутри коллектива… Неужели никто не хочет получить больше внимания, больше инициативы… Больше признания от других людей? Хиде смотрит с явным непониманием, так что приходится зайти немного с другого боку: – Вы никогда не ссоритесь друг с другом? – Нет, – ответил Хиде с удивлением. – Никогда. Мы же в некотором роде единый организм, зачем нам ссориться. Мы помогаем друг другу. – А если в каких-то принципиальных вопросах ваши мнения расходятся? Что делаете в таких случаях? – Ничего… если вопрос внутренний, каждый поступает так, как считает нужным. А если вопрос о взаимодействиях с остальным миром… мы стараемся прийти к консенсусу. Но чаще решение принимает тот, кто несет ответственность за эту область взаимодействия, а остальные соглашаются с ним. Вот за… – он хмыкает, – за связи с общественностью у нас всегда отвечал Юта. И зачем нам с ним спорить? Он и так знает, как лучше. Хигучи Ютака, остальные зовут его Юта. Младший брат Ягами Толла, самый младший в группе. Невысокий, ниже брата, говорливый, смешливый, волосы уложены в прическу «регент», может показаться резким и опасным со стороны. Однако при личном общении впечатление производит полностью противоположное – мягкий, доброжелательный, вежливый, чуткий. Осторожный. При разговоре внимательно наблюдает за собеседником, всегда готовый поддержать, очень старается быть комфортным. В ответ на предположения, которые ему не нравятся, только обезоруживающе улыбается и меняет тему. Кажется человеком с двойным дном: возможно, что среди своих, где ему не нужно держать маску милого и доброго человека, критически преображается. От предложенных сигарет вежливо отказался, однако с благодарностью принял банку колы, которую и пил мелкими глотками во время всего интервью. – А что подразумевается под «связями с общественностью»? Мне казалось, что у вас каждый имеет право голоса, это не так? – Совершенно так, – Юта кивает, улыбаясь. – Каждый может говорить, что хочет, никаких ограничений. Я, скорее, представляю группу в официальных обстоятельствах, по работе. – По работе? – Да, когда мы только начинали, это было моей обязанностью – договариваться с владельцами залов для выступлений, с организаторами сборных концертов… Реклама, жилье, транспорт, питание, вот это все. Пока у нас не было менеджера, этим занимался я. – А сейчас вы чем занимаетесь? Смеется. – Я играю на басу. И нахожу приятные места для прогулок. И общаюсь с менеджером и стаффом тоже в основном я. Иногда Аччан или Имаи, но чаще, если они хотят чего-то, то передают через меня. У меня получается лучше… договариваться. – Наверное, в нынешних обстоятельствах они бы предпочли, чтобы с нами общались только вы? Договорились так, как вы это умеете. Юта вежливо улыбается. – Это все-таки очень… особые обстоятельства. Если бы Имаи сказал нам заранее… – Вы злитесь на него за то, что случилось? – Я надеюсь, что все так или иначе уладится, – отвечает Юта обтекаемо и снова улыбается, кивая. – Имаи-кун повел себя, конечно, неподобающе, но все-таки он ведь никому не причинил вреда? – Вы же знаете, что хранение и употребление наркотиков – это тоже преступление? – Конечно, – мягко говорит Юта. – Я понимаю. Мы все понимаем. Мы только надеемся, что наказание не будет слишком суровым. – Это не мне решать… – Да, безусловно, – его голос будто обволакивает собой, а глаза лучатся всепониманием. – Но все-таки… Наш случай – немножко особенный, правда? С этим сложно не согласиться, но становится понятно, что Юта пытается повернуть разговор в нужное ему русло. А цели у этого интервью несколько иные. – Расскажите про Имаи и Аччана. Какие у вас с ними отношения? – Отношения… – Юта задумчиво возводит глаза к потолку, отпивает из банки колу, кивает с уверенностью. – У нас хорошие отношения. – Вы разговариваете друг с другом о чем-то кроме работы? – Конечно! – теперь он отвечает с воодушевлением. – Мы вместе выбираем бар, где выпить, или кафе, где поесть. Имаи-кун очень любит искусство, часто довольно странное, он время от времени водит нас на выставки… и следит, чтобы никто не отлынивал! Юта смеется, качая головой. – Аччан любит читать, так что наша библиотека состоит в основном из тех книг, что он прочитал. – Библиотека? – Несколько шкафов, – отвечает Юта с гордостью. – Имаи тоже любит почитать, но его книги зачастую может осилить только Аччан. Имаи-кун – очень умный. – Все участники группы отзываются об Имаи как о человеке особенном, но никто не уточняет, в чем его особенность. Но со стороны это не так очевидно… Вы можете рассказать, чем Имаи отличается от остальных? Едва заметно нахмурившись, Юта медленно кивает. – Если у меня получится… Понимаете, Имаи это все придумал. – В каком смысле? – Группу. Он придумал для нас общую цель. Понимаете, что-то кроме выживания… До того, как ему пришло в голову заниматься музыкой, ни у кого из нас не было такой потребности. Ну, за исключением Ани, он-то барабанил уже давно и по своим личным причинам… – То есть, Имаи, грубо говоря, собрал вас вместе и создал схему ваших взаимодействий? Юта вежливо улыбается. – Звучит так, будто бы он сделал это нарочно. Нет, Имаи-кун не задумывал изначально никаких сложных конструкций. Ему просто было интересно, но оказалось, что то, что ему интересно, может нас объединить. Дать нам шанс выбиться в люди. Так что… Имаи-кун – человек безусловно необычный. Он очень талантливый, со своим взглядом на мир. И именно потому что некоторые вещи он воспринимает не так, как мы или остальные люди, он и способен писать нашу музыку. И поэтому же… по этой же причине он иногда может попадать в нехорошие ситуации. Он – другой. Просто поговорите с ним и убедитесь в этом. – Если бы его было так просто вызвать на разговор… Юта тихо, ободряюще смеется. – Ему страшно. Это можно понять. Он иногда, знаете… как ребенок. Такой же робкий и непосредственный. Но я пообещаю ему, что вы не причините зла. Он смотрит неожиданно жестко, и его улыбка становится натянутой. – Вы ведь не причините ему зла? – Нет. Обещаю. Имаи Хисаши, остальные участники зовут его просто Имаи или Имаи-кун – единственного почти исключительно по фамилии. Это довольно высокий юноша двадцати четырех лет, у него короткие волосы, высветленные до платинового цвета. Остальные участники группы говорят, что у Имаи едва ли не каждый день другая прическа и цвет волос. Держится скованно и отстраненно, в глаза не смотрит совсем, даже в сторону собеседника поворачиваться избегает. Возможно, просто чрезвычайно робок, но в случае помещения в клинику стоит провести тестирование на расстройства аутистического спектра (уникальный случай!). Говорит медленно, с паузами, подбирая слова, склонен ограничиваться междометиями и кивками. Вцепился в предложенные сигареты, как утопающий в соломинку, тут же закурил и в течение всего интервью использовал сигарету, чтобы тянуть с ответами. На предложенную газировку смотрел некоторое время, потом с видимым сожалением отказался. На вопрос, предпочитает ли он какой-то другой вид или вкус газировки, быстро сказал, что любит виноградный Рамунэ. Нужный вид лимонада удалось найти только к середине интервью, но, получив бутылку, Имаи явно стал спокойней и уверенней в себе. – Вы пишете всю музыку для группы… – Нет, – перебивает неожиданно. – Не всю. Хиде тоже пишет. – Но в основном ведь музыку пишете вы? И слова… – Аччан. – Аччан пишет слова? Кивает, нервно затягиваясь. Имаи сидит боком к столу, закинув ногу на ногу, составив локти на колено и согнувшись, как червячок на крючке. – Но, все-таки, как ни крути, вы – главная творческая сила группы. Едва заметно улыбается, но не возражает. – Большинство идей – ваши, и, в конце концов, именно вы создали группу. Вам не бывает обидно, что фактически лицо группы – это Аччан, а вас никто не видит? Морщится и тяжело вздыхает. – Лицо группы – Атсуши Сакураи, – говорит он с непонятным смешком. – А Аччан… Только мы знаем настоящего Аччана. – То есть, Атсуши Сакураи и Аччан – это разные люди? В первый раз на секунду вскидывает голову, чтобы обжечь острым недоуменным взглядом. – Атсуши Сакураи – это бренд, – поясняет он. – Аччан – человек. Такой же, как мы. – Ну все-таки не совсем такой же… Имаи снова хмыкает, по всей видимости он не согласен с утверждением, но не хочет ничего объяснять. Ладно… – Как вам пришло в голову попробовать LSD? Вздрагивает всем телом и съеживается на несколько секунд, даже кажется, что он вот-вот сбежит. Но довольно быстро Имаи заставляет себя расслабиться и глубоко вздохнуть. – Полицейские уже спрашивали об этом. – Вы же понимаете, у меня другие цели. Имаи кивает, затягивается так глубоко, что не успевает сбить пепел, и серый столбик падает ему на колено. Он рассеянно отряхивается. – Мне было интересно, – бормочет он себе под нос. – Я слышал… говорили, что это дает… перспективу. Другую перспективу. Можно услышать другие звуки. Музыка звучит иначе. Он тяжело вздыхает. – Фигня это все. – Фигня? – Не получилось. Не звучит. Вернее… я не успел попробовать. – Вам стало плохо? – Ага. – И что вы думаете по этому поводу сейчас? Имаи снова вздыхает, но дверь в кабинет распахивается, ассистент вносит бутылку виноградного лимонада и ставит перед ним. Имаи тут же оживляется, обнимает ладонью запотевшую от перепада температур бутылку и кивает. – Думаю, что если бы дозировка была правильной… могло бы получиться. Но тот, кто продал мне таблетки, сам не знал, что там такая высокая концентрация. – То есть, если подобрать правильную… – Угу, – вздыхает с сожалением, поглаживая бутылку. – Но я уже пообещал остальным, что больше не буду пробовать ничего, кроме алкоголя. – Обещание ведь необязательно сдерживать? Имаи кидает удивленный взгляд искоса, и приходится пояснить. – Ведь вы утаили от остальных, что собираетесь сделать. При желании вы можете делать что угодно без их ведома. – Да нет же, – Имаи морщится и досадливо вытирает мокрую ладонь о штанину. – Я просто забыл сказать. Была ночь, все спали, а я не мог уснуть… Пошел прогуляться, встретил дальнего знакомого, он предложил, я купил. Принес домой и забыл… – Вы и пробовать стали в одиночку, без страховки. Имаи молчит, покусывая губу, а потом нехотя признается: – Если бы Ани узнал, мне бы влетело. Он бы не позволил. А я… мне хотелось послушать. – Ани часто вам что-то запрещает? Мотает головой. – Но это бы точно запретил? То есть, вы понимали, что это незаконно? Имаи растерянно моргает. – Нет. Я не… не думал так. – А что вы думали? – Что это вредно. Ани говорит, что мы с Аччаном слишком много пьем, и это вредно. Если бы мне понравился эффект LSD, я бы тоже стал часто употреблять, и… ну. Он бы сказал: нечего и пробовать тогда. – Вы во всем слушаетесь Ани? На лице Имаи снова появляется эта едва уловимая усмешка. Он наконец открывает бутылку Рамунэ, проталкивает внутрь шарик и с детским восторгом наблюдает за тем, как пенится и искрится газировка. Кажется, он совсем отвлекся от беседы, зато почти полностью повернулся лицом к собеседнику. – А что насчет Аччана? Имаи отпивает из бутылки и смотрит вопросительно. – Аччан говорит вам, что делать? – Ну разве что… – тянет он нерешительно. – Что-то по работе? У него бывают интересные идеи. – А вне работы вы друг от друга совершенно не зависите? Имаи хмыкает, качая головой, и отпивает еще. – Разве в нашем положении мы можем не зависеть друг от друга? У нас общие интересы, у нас, по сути, все общее… – У вас практикуются наказания внутри коллектива? – Что?.. – В случаях, подобных вашему, тех, кто действовал вразрез с интересами коллектива, бывало, изгоняли или изолировали. У вас такие вещи никогда не происходили? Теперь Имаи смотрит уже ошарашенно и почти испуганно. Он качает головой и отворачивается снова. Початая бутылка лимонада остается на столе, Имаи к ней больше не прикасается, и дальше из него уже не выжать ничего, кроме мычания и неохотных односложных ответов. Сакураи Атсуши, вернее, Аччан. Двадцать три года, высокий и очень красивый молодой человек с волосами ниже плеч – с середины длины заметно, что раньше волосы были сначала обесцвечены, а потом покрашены обратно в черный цвет, но краска со временем смывается. Лицо выглядит знакомым и чрезвычайно привлекательным даже без сценического грима – в последнее время он часто появляется на телевидении, о нем пишут в журналах и газетах как об уникальном музыканте и композиторе. Впрочем, сейчас Сакураи не похож на свой сценический образ – уверенный, сексуальный и агрессивный. Сейчас это Аччан – тихий, чувствительный, болезненно откровенный и ранимый. Предложенную газировку выпил залпом еще до интервью, пачку сигарет же на продолжение всей беседы вертел в руках, но так и не закурил. – Я уже спрашивал у Хиде, но спрошу и у вас: в вашем коллективе случаются ссоры? Аччан неуверенно улыбается, поводя плечом. – Нет… если только Ани и Юта иногда спорят. Знаете, такие… семейные ссоры между братьями. Но это быстро заканчивается. Просто у них обоих очень яркий характер. – А вот вы с Имаи, например. Или с Хиде. Аччан качает головой, искренне глядя в глаза. – Нет, никогда. Мы очень дружные. Практически как одна семья. – А то, что сделал Имаи, это как-то повлияет на расстановку сил в вашей семье? – Нет, – отвечает твердо и не задумываясь. – Даже если нам придется на какое-то время забыть о карьере… это ни на что не повлияет. Судя по всему, этот вопрос они уже обсуждали: Аччан выглядит уверенным и совсем не колеблется. – Господин Ягами рассказывал, что раньше у вас был еще один член коллектива – ваш старший брат… – Почему – был? – Аччан хмурится. – Мы, конечно, ссорились раньше, в детстве. Но мы всегда мирились, даже когда не разговаривали несколько лет... Все-таки мы братья. – И где он… сейчас? – В Фудзиоке. В нашем родном городе. – И вы встречаетесь с ним только когда приезжаете в Фудзиоку? – Пару раз он приходил к нам на концерт в Такасаки, но… У него работа, семья… – Семья? Аччан смущенно качает головой. – Это сложно объяснить, но… Он всегда был более… независимым, чем мы. – А у вас? У кого-то из членов группы есть семья? – В нашем положении получается не очень много личного пространства, так что с отношениями… сложно. – У вас нет приватности друг от друга? – Есть, конечно, но… – он грустно улыбается. – Когда влюбляешься, хочешь отдать себя другому человеку целиком… Но для меня это невозможно. – В таком случае единственный выход – завести отношения внутри коллектива. Теперь Аччан смеется – легко и без задней мысли. – Хорошая идея. Надо рассказать Имаи, вдруг он заинтересуется? – Почему именно Имаи? – А кто еще? – искренне удивляется Аччан. – Только он достаточно широко мыслит, чтобы рассматривать такой вариант. – Вы, выходит, тоже широко мыслите? – У меня просто нет другого выхода, – с неожиданной горечью отвечает он. – Если я хочу выжить, я… Сами видите. – Это началось в вашем детстве? Аччан кивает, опуская глаза. – У меня был… довольно жестокий отец. Он много пил, бил маму, потом – меня, когда я подрос… Я потом читал разные книжки по психологии. По психиатрии… Так ведь бывает, именно когда в детстве что-то подобное происходит, верно? – Вы интересовались этим вопросом? – Да… Когда начал понимать, что происходит. – А когда вы начали понимать? – Лет в шесть… До тех пор я был уверен, что у меня есть старший брат. Его звали Хироши, и он защищал меня от гнева отца. Прятал. Я тогда почти не существовал, если честно. Отключался все время, витал где-то в своих фантазиях, не замечая происходящего вокруг. Хироши отдувался за меня… Аччан издает тихий звук и сглатывает, в его глазах блестят слезы. – А потом я упомянул брата при разговоре с матерью. И… я помню, как она тогда на меня посмотрела. С ужасом. Я испугался и заплакал, она заплакала тоже… И рассказала, что у меня и правда был старший брат, и его звали Хироши. Но он умер еще до моего рождения. – И вы о нем не знали? Аччан качает головой. – Наверняка услышал краем уха, но не запомнил, и… я был склонен к этому, поэтому Хироши появился первым. Мама же решила, что я вижу призраков. Сказала, чтобы я никому об этом не говорил, иначе люди будут считать меня порченым. В общем-то… я никому и не говорил все это время. – Как у вас получалось это скрывать? Остальные говорят, что они могут выходить, когда им заблагорассудится. Неужели ни разу не возникало казусов? – Случались иногда, конечно… Но, понимаете, у нас так все устроено, что мы всегда на виду друг у друга. Очень редко бывает так, что один бодрствует, а остальные не знают, чем он занимается. Случай с Имаи – это, скорее, исключение. – Но обычно же на виду именно вы? Аччан качает головой, смущенно улыбаясь. – Вовсе нет. Как правило я выхожу только на сцене, там мы обычно вдвоем с Имаи: он играет на гитаре, а я пою. – Вы выходите вдвоем? Одновременно? – Да. Мы распределяем контроль на двоих. Очень… интересные ощущения. Очень интимные. Он улыбается уже лукаво, наблюдая, какое впечатление произвел. Только в этот момент в нем мелькает что-то похожее на всем известного Сакураи. – А на телевизионных шоу? В интервью? В обычной жизни в конце концов? – Это мне не слишком интересно, – признается Аччан. – Юта из нас самый разговорчивый, у него лучше получается формулировать ответы на миллион одинаковых вопросов. Если спрашивают что-то специфическое, отвечают те, кто лучше в этом разбирается. – То есть, командная работа? – Да. Во всем. И в… обычной жизни тоже. Ани или Юта выбирают для нас бары и уединенные места для прогулок – Ани отлично разбирается в выпивке, а Юта хорошо знает город. Имаи любит вкусно поесть и водит нас по музеям и выставкам. Хиде смотрит множество фильмов и сериалов и любит заниматься спортом – он держит нас в форме. А я… на самом деле от меня толку мало. – Юта говорил, что вы любите читать. – Да. И я, и Имаи, мы в свободное время в основном читаем и слушаем музыку. У него легкое, почти мечтательное выражение лица, и даже жаль портить его хорошее настроение, но пришла пора говорить серьезно. – Аччан… позвольте мне быть откровенным. Ваше психическое состояние – легальный повод прекратить судебное преследование. Если мы признаем вас невменяемым, вам не придется идти в суд и потом сидеть в тюрьме. Лицо Аччана отчетливо бледнеет, он смотрит так, будто готов расплакаться прямо тут. – И… вы будете нас лечить? Исправлять? Но… мы не хотим этого. Я не… я не хочу без них. – Ваше состояние в любом случае болезненное… – Но я помню те времена, когда был совсем один! – его лицо искажается словно от сильной боли. – Это было гораздо хуже, это было ужасно. Я не хочу их терять. Они – все, что у меня есть. – Не думали, что именно потому, что они у вас есть, у вас нет никого другого? Вы же сами говорили о том, что в таком состоянии невозможно иметь личную жизнь, ходить на свидания, завести семью… Вы не будете счастливы, если не согласитесь на лечение. – Нет. – Подумайте. Ваша карьера будет разрушена, если вы попадете в тюрьму. Он тихо и горько смеется, качая головой. – Вы все еще не поняли? У меня бы не было никакой карьеры, если бы не группа. Вы думаете… думаете, если получится собрать мою личность в такую… комбинацию из пяти человек, у меня останется талант Имаи, трудолюбие и дотошность Ани, умения и качества Хиде и Юты? Нет, я просто потеряю это все. А еще – лучших друзей и поддержку, только благодаря которой я еще не сошел с ума окончательно. Сейчас у нас найден идеальный баланс, нам… нам хорошо друг с другом. И мы лучше пойдем в тюрьму, а потом начнем все с начала, чем разрушим то, что создавали столько лет. – Аччан… – Мы не представляем опасности для других людей. Вы не можете лечить нас насильно. Аччан наконец кладет на стол так и не открытую пачку сигарет и прижимает ее ладонью, отталкивает от себя, показывая, что разговор закончен.

***

– Неудивительно, что до сих пор никто и не догадывался, – сказал доктор Танака, выключая видеопроигрыватель и доставая кассету. – Между ними нет конфликтов, никто не рвется вперед, никого не подавляют, все друг другу помогают и… Коллектив очень хорошо приспособлен к жизни вот в таком виде. Если бы не эпизод с наркотиками, который Имаи скрыл от остальных, мы бы никогда не узнали. – Но вы уверены? Уверены, что Сакураи вас не дурит? Он ведь неплохой актер, как я слыхал. Танака вздохнул. Сложил стопкой листки с нарисованными полицейским художником лицами, наверху оказался рисунок с внешностью Аччана – при всей схожести черт с лицом Сакураи было заметно, что это все-таки другой человек. – Уверен. К сожалению, я полностью уверен: мы имеем дело с диссоциативным расстройством, да еще и весьма затейливым. – Вот черт, – вздохнул старший детектив Абэ. – Значит, мы не сможем использовать его показания против наркоторговцев в суде. – Ничего, – утешил его Танака. – У вас достаточно доказательной базы, чтобы засадить и торговцев, и контрабандистов. А мне достался уникальный случай множественной личности… Тем более примечательный, что я, подозреваю, знаком еще не со всеми членами коллектива. – Не со всеми? – поразился старший детектив. – Сколько же их там всего? – Кто знает… – Танака озабоченно покачал головой. – Кто знает. Но есть ощущение, что или этот Аччан, которого нам продемонстрировали, – не основная личность… Или существуют пока неизвестные нам персонажи. Возможно, неизвестные даже этим, – он положил широкую короткопалую ладонь на листки с рисунками, прижимая их к столу, – участникам группы. – Почему вы так думаете? Доктор Танака поморщился, качая головой. – Вы видели выступления Сакураи? – Пару раз, возможно, по телевизору заставал, – признался Абэ. – Но я не фанат современной музыки. – Я тоже, но… Перед тем, как приехать сюда, я связался со своим знакомым, который хорошо разбирается в этом всем. И у него есть множество записей музыкальных передач, буквально несколько комнат в доме, забитых видеокассетами. Там я и посмотрел все выступления Сакураи за последние пару лет. Все его интервью. И знаете, что? – Что? – старший детектив Абэ выглядел заинтригованным. – Я сейчас пообщался с пятью очень разными молодыми людьми. Но так и не увидел того, кто был на тех записях. Выступает на сцене совсем другой человек. Или даже… даже несколько совсем других людей. Доктор Танака со значением посмотрел на ошарашенного детектива и кивнул. – Удивительный случай. Очень надеюсь, что если даже коллектив откажется от лечения, они согласятся побеседовать еще несколько раз. И, возможно, мне удастся найти остальных. Понять, являются ли они полноценными личностями. Да и в целом… Не устану повторять, господин старший детектив, это удивительный, удивительный случай!