И при каждой следующем добавке ставок, давал все больше, из-за ее глаз. «Ей проценты от этого капают?» — думал он при реакции такой.
Две карты раскрывает он, видя пару из двух десяток, маловато, но главное, что пара. Ведь тут она играет роль, а не разнобой из карт. Если скинет, беря другие, то тут уже остается гадать что выйдет: карты большего достоинства или же наоборот даже не пара. Не рискуя при картах остался, до времени того, когда все выбросить нужно будет. Первый круг итог на удивление ему попались большая пара, были и выше по масти карты, но жаль очень, что выходило у них, всего лишь старшая карта. Она по кругу заходила только после первых карт, тут он и понял, почему до этого та стояла, при каждом шаге платье чуть приподнималось из-за ткани, обтягивающей и ей приходилось его поправлять каждый раз, что смущало ее сильно. Не удобно, но красиво, Чанъэ во плоти, китайская богиня луны, в серебристом платье, что зеленою отдает. «Интересно, как она танцует?» — приправа для размышления прибавилась, вспоминая, что богиня то — танцовщица. Ставки сделаны, третью карту раскрыв, шестерку черви видит, до сета не дотягивает явно. Тут то и задумал он, карту поменять одну, вероятность что выпадет десятка или джокер тот же, мала, но и невозможной назвать нельзя. Пытаясь вспомнить все комбинации при раунде первом, понимает, что джокер не раскрыл никто, а вот десятка была. Но и проблема не меньше предстоит перед ним, суммарно карт раздали пятьдесят четыре, а раскрытых карт было двадцать от силы, и это не брать в расчеты, что не чистые, ведь кто-то да скидывал, а еще лучше, то что один пас был. Вероятность падает сильнее даже, не известно по три карты у каждого, где что угодно может быть. Его размышления прерываются, вскрик и обернулся он. Картина рассердила его: тот мужчина, подол вниз дернул, когда девушка мимо проходила. Она была то ли рассержена настолько что вся красная была или настолько смущена. Посыпались возмущения, но тот только посмеиваясь руки вверх подняв, сказал: — У нее юбка задралась, я просто поправил, ведь так? — Спросил он у нее, а та молчит, отшагнув назад. Охрана не действовала, что сильнее его бесило, все обошлось предупреждением проклятым. От которого он был готов кинуть свой бокал в голову чужую. Тем более, с этой улыбкой на лице мужчины, с довольством картами своими. На секунды десять встретились взглядами они, ухмылка не спадала с губ чужих, такая злосчастная и ужасная. Выкинув шестерку схватил ту карту, что протянул крупье взамен, его взгляд все не сводился с той особы, что как назло и являлся тем, кто во втором раунде победил. Но на равне с ним не стоит подавно! У него победы две, у того одна, он уже в первом сбросе карт выиграл, дальше и подавно легче легкого победить! Смотря на карту ликовал в душе, десятка черви, к сету его идеальна. Только бы не было чего-то и побольше. Раскрывая карты, оборачивая их рубашкой на себя, на чужие все смотрел, подсчитывая масти. Легкая тревога и бокал в руках. Какой он пил подряд? Когда стал градус так велик в нем? Самое ужасное, что не все карты скинули еще, это пора ожидания сладка и горька — все эмоции под случай свой. Тревога и холод, тревога и жар — две ступени крайности, а грань ведь так мала, один не верный шаг и пропасть мести настает. «Ну же, посмотри ты на меня, я уже тут восседаю, я тут победитель и король», но его картам крах настиг, трое королей против него восстало. Эта напасть вытеснила из души последние остатки добрых чувств. В голове лелеяли только мысли злобные — самые черные и злобные что могут прийти на ум такому как ему. Тон лица с мрачности перетек в ненависть чистую, с этой ухмылкой и взглядом на него от обладателя этих королей. Насмешка эдакая. Увы! У него еще две карты! Ставка, четвертая карта раскрывается. Туз. Туз и три десятки, зная о трех королях, проигрышная комбинация. Тут то и вопрос и появляется, менять ли карту, комбинация проигрышная во случаи любом. Но что же выпадет если поменять карты? Например, при выпадении два раза под ряд единицы, вы с уверенностью можете ставить против этого сколько угодно, ведь третья единица подряд почти невероятна. Каковы же причины этого, ведь вроде предыдущие броски не влияют на третий никоем образе, ведь все зависит от того, как бросить кость. Это правда если думать со стороны математики, ведь одна шестая никуда не делась, но вот вспоминая о природе и случайности, которой правит лишь всевышний и он устанавливает правила, то одна шестая уменьшается не то что в два раза, а даже больше. Тут все также считайте, думайте же, что ему сменить. Ведь самая сильная комбинация при четырех картах: каре. В то же время, ему и десятку, и туз сохранить желательно, ведь самая сильная комбинация при пяти картах флеш рояль, последовательные карты от десятки до туза одной масти. Также можно и на флеш собирать, чтобы были карты масти одной все, тогда если у кого-то такое же будет, то выбирают по старшинству одной из карт, а туз уже имеется у него. Выбор сложен, выбрасывать или нет. Уже шестеро сбросили карты, выходя из игры, не так много и соперников осталось. Положив рубашкой верх карты на стол, отпил вина, начав следить за тем как ходит она, еще медленнее чем до этого. Она специально чуть дальше обходила того мужчину, но взгляд то ее даже к нему заглядывал в карты. Видя, что приближается она, взял карты сразу, чуть ли, не показывая ей специально. Пока та смотрела на карты, он чуть отпил, вздыхая, пока под покровом искажения текла на ее лицо смотрел. Этот мимолетный прищур и нахмуренные брови, что ушли также быстро, как и появились — затаили сомнения в нем. Схватив карты, выхватил две десятки червонных, на стол в руки крупье те попали сразу. О господь! Подай ему крести короля, можешь и туза, но лучше вальта и даму подавай, к его рукам кидая! Карты забирая все дивился ею, ее взгляду мягкому, но точному такому, что, поправляя волосы устремлялся на других, а если кто-то да обернется мило улыбнется плечами пожимая, спрашивая случилось ли что-то. Он и сам залип, позабыв на время о картах новых. А тем временем у него в руках сияли зорким глазом с картинок сразу два лица. Валет и дама, оба же разных мастей достались ему: Крести и пики. Набор ужасный, все на перепад попало, сейчас у него на руках лишь карта старшая, а так, три из четырех карт последовательны одной масти. Ему король и даму крести нужно. Вспоминая короля, задумался вдруг, каковы же карты того мужчины, он наотрез не мог взгавить, что за короли то в руках чужих. Секунды истекли, он просто сбросил плохие карты, отпив вина, явно не для утоления жажды. Эти три короля выиграли опять, там не было крести — он просто ликовал, желая выбить короля и даму крести! Счет два один в чужую пользу не предвещал ничего хорошего. Да и она уже ушла, устав ходить, отошла в сторону, да и ей компания нашлась сразу, из тех, кто выбросил карты, покинув игру еще до этог. Короткий разговор услышал он, ничего особенного в вопросах и ответах, диалог о вечере идущем, хочет ли та выпить, и так далее. Пятая карта. Его глаза распахнулись, улыбка широкая и черные глаза на него глазели. Джокер черный, с улыбкой красной до ушей растелился с краю его сборника карт все как на подбор, уродцы и ничего из себя не значат, без одной единственной карты. Выкидывая даму не думая, терпение потерял, ожидая ее, видя, как она пьет какой-то коктейль, хоть и тот скорее безалкогольный, но все же, ревность и жадность разумом завладевали. Шестерка черви. Та же, что и сбросил он, вернулась в родные руки. Создавая непорядок в его игре, предавая его, победу убивая. Некое желание зародилось в нем огромным пламенем, значение карт подменить легким трюков руки, но это мухлеж явный, прибегать к нему — низко. Но что еще ниже и отвратней — это улыбочка, брошенная на него. И три короля, брошенные на стол. Это и победной комбинацией оказалось. Тут то и вспомнились те три десятки его, да и улыбающееся джокера лицо. У него могло быть и каре… Он бы победил! Но нет же, того мужика уводит та богиня луны! Бокал сменился на стакан низкий, кубик льда и плеснули коньяка туда. Жар сочился по горлу, струйкой ледяного алкоголя. Пальцев раздраженный стук и взгляд проницательный на дверь. Настроение испорчено, гордость задета идиотским проигрышем. Не сменив бы он те десятки — одержал бы победу и уже с ней бы ночь проводил! А теперь не он, а наглый мальчишка развлекается с ней! Каждая секунда, мучительна, уж слишком долго они там, тем более со знание того что рамок приличия с каждым разом все меньше, а времени все больше. Не ценит никто такую невинность и красоту. Зачем так торопится с нею? Она юна очень, скорее всего даже и не опыта ни в чем, что уж говорить о общение с победными людьми, что под юбку лезут пальцами, не стесняясь правил и приличий. Упустить контроль сейчас, пафосный выход отсюда сразу. Хлестнули еще в бокал стоило тому зайти назад. Двадцать две минуты, и улыбочка довольная, расслабленная походка, пока его ноги сами напряглись, пытаясь на месте удержатся. Атмосфера тут натянута на струну, которую едва потянешь, лопнет. Вот также и он задает эту натянутость у струн, а этот взгляд, прошедший по нему с ухмылкой глупой, уж явно затянул покрепче все. Как не треснул стакан в его руках? Да он и сам не знает, отпивая высокий градус. Пять минут разговоров того мужчины с соседом, те, к которым старался не вслушиваться, но делал это, пока владела над ним мысль, что девушка ударила его, или те, просто говорили. Она входит к ним, земля ушла из-под ног, а глаза не моргая глядели на нее. Еще более короткая юбка, да декольте поглубже в кофточке обтягивающей, зеленого цвета с кучей линей разных тонов, а по вырезу камни шли. Юбка черная, еле что-то прикрывала. Прическа и макияж неизменен. Но вот похода скованна, да и эмоции на лице говоря за себя. Ева воплоти, но встревоженная малость. Его взгляд злобный отправился на того мужчину, сразу встретился с глазами, и улыбкой на лице, тот бокал поднял, да так что еще успел жест приветствия создать, выпивая. Приглашение к игре эдакое задевает даже сильнее. А партия четвертая началась сейчас. — Красно черное, — Называет девушка, держа карточку в руках. Крупье с объяснений начал: — Игра простая и завершающая у нас. Баллы прошлых игр не подсчитываются у нас, сейчас кто победит в четвертом раунде, останется победителем четвертой игры и заберет себе ее. — Он указал на нее рукой. — Ставки все разыграны, так что начинается все сначала. Суть игры же проста, выдается каждому по пять карт и должен сказать каждый из вас каких же карт преобладает. Черных мастей или красных. Кто угадывает балл получает, у нас четыре выдачи карт, будет по истечению этого спорно, игроки у которых вышло так, получат карты в пятый раз. «Игра действительно проста», — подумал он и сразу же запил. Одна карта полетела, вторая, третья, четвертая и пятая. Все по очереди давали, круг весь проходя. За это время успел выпить второй стакан коньяка. «Ну что за дела? Почему так мало?» — размышлял и просил подлить. Успели ставки сделать, как задумался на мгновение он, о том каковы же карты у него под рубашкой. Но ухмылка чужая убила мысли, заставив действовать. — Красных больше. Перевернули, три черных и две красных. Он бы матернулся, но запил, чуть ли не досуха. Злобно наблюдая за остальными что карты называют. А в конце самом тот мужчина. Угадывает сразу, на него смотря. Кинуть бы стакан в него, но увы, слишком много глаз, вдруг не в тот попадет. Еще по пять карт разложили. Всего карт в колоде, без джокеров, пятьдесят два, пока им выдают суммарно по пятьдесят. Успела последняя карта рухнуть на руки его, как вздыхает, говоря: — Красных больше. Но снова промах, все черные, повод для безудержного пьянства. А вот у того, как раз-таки нет. Он рвался к победе, к своему заслуженному призу, что очаровывала каждый раз проходя мимо. Но каждый раз, бесился он, если кто-то угадывал количество первенства цветов! «Я должен быть с ней! У меня те десятки были». Каре, каре и только каре было в голове его. Даже выдавая третью пятерку карт не задумался не разу о выборе карт и о вероятность. Выпивка влияла сильно на голову больную, на оскорбленную душонку. Быть может без этих фактов, понял бы он, что все проще гораздо, чем обычная удача. Всего известно карт будет пятьдесят, последним называя количество карт, ты почти с полной вероятностью уверен в своем выборе. Черных и красных карт по двадцать шесть, всего то нужно при каждом ходе игроке карты одного цвета считать и в конце уже смотреть сколько тогда красных, тех же, осталось. И уже предполагай, чего же больше, красных или черных. Вариант не сто процентный из-за двух оставшихся карт, но чуть ли не всегда, ты с полной решительностью говоришь, так как карт черных, например, было двадцать три, а красных вычисляешь по формуле простой:Красных карт=52-А-В
Где; А — количество оставшихся карт, которое всегда равно семи, В — количество черных карт. Получилось при таком подсчете, двадцать две красных карт, а уж из этого вывод сделать легко, что в неизвестных точно три черных карт и четыре красных. Тут уже подсчеты делай, выбирай на какую сторону поставить. У нас всего три варианта возможностей: три красных карт и две черных, четыре черных и красная одна, две красных и три черных. И по формуле вероятности p=благоприятные исходы/количество исходов, с подставленнием значений получаем 0,66…7. Не задумался бы о других вещах, грешных, отчасти пошлых, а с другой стороны мстивых, то понял бы легкую задачу. «Страдания облегчают душу в ожидание смерти», — все эти слова цитаты желал исполнить прям сейчас, но ее взгляд не отпускал из цепей вырваться, вот только уйдет она… Стакан в руках, не давал мыслить о чем-то другом, действовать никак иначе, голова хотела только одного, поддаваясь рюмке который раз. Пил, пил и пил. Да подайте ему уже бутылку коньяка! К черту стаканы мелкие! Или вискаря плесните лучше. Третий заход похож. Он чуть ли не первый отвечает, а тот последний. Это так его разгневало, злость ко всему человечеству распространилась. С каждым выбором не правильным пил, с каждыми словами правильными мужчины — пил. Прекратил был, то, наверное, смотрел бы иначе на разложенные карты, что растилась дымкой в глазах, замутненных местью. Четвёртый… Неверны его предположения опять, победитель найден, а в голове отсчет, по стуку каблуков исчислялся, она уходила в одну из дверей, даже не взглянув на него! Замедление времени настало. Улыбочка довольная и походка медленная к двери, тут то и обернулся на него недо-победитель, усмехаясь. Дверь хлопнула. Он вскочил, треск и гам, легкий жест крупье, нет эмоций на лице, рука толкнула стул, с силой и грохотом откинув место сидения того мужчины. Все на пределе взрыва, струна порвалась, стоило хлопнуть дверь, покидая зал. Топот рокотом по коридорам несся, встряснул бы землю, чтобы тот упал, но увы, упадет и она. Затеянный ужас туманом повис над зданием, его топот, его злость были так громки, что слышали все, но только не добыча. Дышит в затылок он ему, запах смерти, страх внушал. Руки уже тряслись в предвкушение веселья и приятной ночи на закуску. Давно же, таких смелых до тупости не было у него. Бес в голове, под именем причуды, Все за одного, нашептывал плохие мысли, для совершения сотого греха, к сопротивление демону на шее, не привык, да и не стал бы идти против звания своего, от его природы, от истинного Я. Три шага и головой об стену летит добыча, его удар размашист, но силен. Хруст и облизывается он, видя кровь на лице чужом и разбитый нос. За пряди волос хватает, рычит: — Знаешь, я так не люблю таких как ты, что забывают о социальное иерархии, что выпендриваются нагло перед домной, да и такой слабак как ты. Улыбнувшись улыбкой зубастой, острой и широкой, распахнув глаза алые свои, не моргая вглядывался в малявку перед ним. Такие «хитроумные» умы, что действуют на основах собственных хитростей, думая, что все так действуют. Ему деньги не сдались, но вот ее не даст опорочить. Еще удар о стенку, хрипы сластили душу грешную. Давно его руки не касались крови людской, не любит же прибегать к загрязнению рук своих, ну а тут обойтись решил без посторонних лиц. Хмыкнув довольно, задумался вдруг, вслух заговорив: — Куда же тебя направили идти людишка? Не подскажешь на милость мне. Да тот же на смех ему сразу начал говорить, куда да где, куда она ушла, через сколько будет. Быть может сжалился бы над ним, но унижение не перетерпеть такое без издевки ответной: — Да тебя даже мало о стену размазать… — Усмехнувшись уточнил, со всей мочи ударяя: — Точнее мне мало! — Смех не смог сдержать, стискивая пальцы на затылке. Бес на плече нашептывал все, новый идеи подкидывал, пустил по рукам полсти красные искры и полосы, что к кончикам пальцев стремились. При ощущении, причуды под пальцами промычал довольно, нащупывая ее, совместить такое с причудой управления, и красота воплоти случится, да и в ному такую добавить можно. Голодать беса не заставлял никогда, исполнял желания, голод утомлял, вот и сейчас ждать не приходится ему. Под пальцами тепло, тело обмякло, с громом свалилось на пол. Сжимая кулаки не обращал ни на что внимания, бес, утоливший голод, вывел из игры его. Бес облизывался на плече, лизнул пальцы и искрами алыми посыпался узор. Он понять не мог, то ли нашёл что-то настолько ценное или же просто пьянство повлияло на ощущения приятные. Самое лучшее впереди его ждало, но стоит взглянуть под ноги, понимание приходит к нему. Он перестарался, на пальцах и манжетах кровь, на костюме пятна от спиртного. «Так вот что это был за треск». Такой вид негоже для встреч с девицей. Рука на телефон, в трубку говорит: — Отправь меня назад, у меня пять минут до встречи важной. Ногой мотая сидя на постели, задумался, на часы просматривая. «Что-то да запаздывает она, уже как десять минут должна быть со мной». Мысли преследовали больную, пьяную голову, напряжение росло с каждой минутой новой. «Куда же она делась?» Вроде бы логичный размышлений ход, что её прихорашивали перед ночью ожидаемой, как обычно в борделях делали, только вот это не бордель и она не куртизанка дорогая. Время скрашивалось лунной дорожкой в тумане, растелившийся над районом чёрным. Бес на плече мурчал, облизывая пальцы, причмокивал довольно. Лёгкий гул над ухом, от дьявола не утомонного раздался, не доволен рогатый был, тем, что её так долго нет. Даже под пеленою насыщения прокладывались мысли: Мало, ничтожное количество силы для прощения. Ночь накрыла город, и запах праха застелил постель, словно дыхание проклятия злого беса. Одержимый человек даже переоделся, другой костюм и градус, рубашка на завязках, где пол груди оголено, красный жилет, плотно прилегающий к мужскому торсу, с ярким узором напоминающий цветы и завитки. Одежда раздумья навела: «Понравлюсь ли я ей?» Действительно много выпил он, раз задается подобной мелочью, не волнующая его никогда. Щелчок двери, легкое раскрытие и входит она, сразу оборачиваясь спиной к нему, закрывая дверь. Он облизнулся на задний вид смотря. Полупрозрачная накидка темно-алого цвета и белье под низом прозрачное с узором и цветом, которое он узреть не может. У накидки-сорочки шёлковый пояс того же цвета и вставки из того же шелка на рукавах, воротнике и по подолу. Ткань струилось по худому телу, до коленей доходя. На бедрах ремешки зеленого оттенка. Мягкая улыбка еле держалась на губах, так и хотелось накинуться, съесть заживо свой приз. Она обернулась, на месте подскочила, улицезрев его, ее глаза распахнуты, а рот вскрике распахнулся. Она вжалась в дверь испугано и не понимающе на него смотря. Взгляд такой, а мысли ужасные в голову полезли ему: «Не осталась ли кровь насекомого на мне?» Руки чистые, да и рубашка тоже. Подняв взгляд вновь на красавицу, та вздрагивает, шепча в пол начав глядеть: — Что вы тут делаете?.. — Она все сильнее в дверь вжималась, пальцы на ногах сжимались. «Не холодно ли ей?» — Где он? Победитель? Взгляд метался то на него, то в пол. Она так красива, что уж было думал он: «Такой костюм и не Ева далеко она, а уже Лилит первая жена Адама, богиня сумрак, будущая жена Сатаны. Ведь не зря же змея-искусителя в женском обличие представляли». Красный цвет — провокация чистая, сними же ты меня, и посмотри, что под оболочкой тонкой находится. — Успокойся, — проговорил он, тихим монохромным голосом, таким какой использует часто в похожих и не похожих целях, хоть и с разными людьми и градусами желаний: — Не волнуйся, он не придет сюда. — Но как? — Задается вопросом она, все еще вдали стоя. — Я теперь победитель. — Но это ведь против правил, тот мужчина победил. — Тут все против правил, правит тот, кто сильнее, таков уж общество. — Это не справедливо. — Нахмурилась она. — Не справедлив мир, а так, влияние помогает, будь оно и у других тоже бы такую красавицу себе забрали. Румянец на щеках балансировал с изумлением и взглядом задумчивым. Осматривая ее, улыбнулся, говоря: — Обязательно ли это все? — Что не обязательно? — В глазах недоумение явное. Он пальцем указывает на них: — Спать нам вместе. Просто как я вижу, ты не особо этого хочешь. Она не уверенной стала, моталась туда-сюда, с кучей ответах на губах, но одному суждено произнести с губ: — Обязательно. — Вот как? — Выгнул брови он. — Надеюсь проверять такое не будут? Та промолчала, а сам вздохнул мужчина: — Будешь со мной, а не с тем «мужчинкой» заплатят больше, все же ставки не хилые выставлял. Ты же ведь тут не просто так пришла чтобы перетрахаться с какой-то шишкой? Смущена, девушка юна, мотает головой, сковывав руки впереди себя в замок. Пытаясь успокоить ее, расслабился сам, но молчание было долгим, что заставляло делать первые шаги ему. Приказав ей что да как делать, было бы все быстрей, но не этого он хотел сегодня. Встав, мягко и медленно шагал, чтобы не спугнуть девчонку. В шаге от нее остановившись осмотрел ее лицо: — Ты ждала его? Поэтому и задержалась, не боялась малышка так опаздывать сильно? — Прошу прощения сэр, я… — Мне не нужны извинения, я не разочарован, да и спрашиваю не про себя. Все же, тот достаточно груб и прихотлив, такие ждать не любят. — Как и он сам, но тут исключение создал. — Все заняло больше времени чем ожидали. — Почему-то думаю, что это не так. Как раз-таки вовремя прихорошили тебя, а вот ты сама томила долго, может даже где-то запряталась в коридорах убеждая себя, что идти нужно. На этих словах и подошел к концу их разговор, ни слов не найдется у них на откровенности, ни сил. Вздыхая, что приподнимает руку спрашивая: — Можно прикоснуться к тебе? — Глаза его затуманились от взгляда ярких зеленых глаз. Кивок головы, и чтобы не думала она, прикоснулся к волосам ее, удивление говорило: Не о таких прикосновениях я думала. Ну а что еще прикажете думать, когда ты полуголая перед мужчиной стоишь с которым ты переспать должна? «Такие мягкие…» Чуть наклонившись носом водит по прядке между пальцев плывущей, вдыхает аромат. Цитрус кажется с вдоха первого, но промахнувшись еще раз, понимает, горький миндаль и тропические фрукты нежно летели в нос. Тропический фрукт один как раз-таки и пахнет так: — Люблю айву, люблю зеленый. — Айва один из вариантов плода запретного в библейских мотивах, тот который вкушил Адам с Евой вместе. Он и сам то в шаге от вкушения сладости перед собой. Красные щеки веснушчатые, гладит по лицу ее бархатному, боясь поранить: — Откуда же ты ангел мой? Чего же ты так переживаешь, я тебя не обижу, ничего не сделаю, не обглодаю крылья белоснежные. — Волосы закручиваются в новые кудряшки под рукой его водящей над облаком мягким. — Почему вы тут… — Раздался голосочек тонкий, что душу наповал сразил. — Это не честно, это против правил. «Знала бы ты в каком обществе находишься, далеко неправильном, и несправедливом, убежала бы отсюда». — Я только тебя забрал, деньги мне не нужны. — Вы ведь ничего не… — Распахнулись очи, рука по губам розовым ударила, затыкая себя на полуслове. Он засмеялся заливисто над такой невинностью и действием милым. Взгляд смягчился, рука ушла с ее лица: — Все равно тот, кто пригласил меня, мне многое задолжал, не думаю, что он расстроится, что красавицу такую, я забрал. Уступок за услугу, так сказать. — Взгляд вновь прошелся по ее лицу, подмечая мягкие черты и глаза, которые она не смела поднимать вместе с головой. «Сказали жестко видимо, что делать можно, а что нельзя с особами сорта высокого». — Можно прикоснуться к тебе? — Вы уже спрашивали, сэр. — Пробурчала девушка. — А ты спрашивала уже почему я тут. — Улыбнувшись ждал, не поднося к ней руки. — Можно… — Еле слышно выдохнула она. Пальцы по волосам гуляют: — И вправду, так блестят, ты что ли звездами украшала всю себя? Смогу ли я на щеках твоих созвездия составить? — Палец по щекам скользил: — Вот и Кассиопею я нашел. И лира подоспела. — Легкое искажение губ в манере счастливой и небо под созвездиями на тон краснее стало: — Ты так красива, даже звезды со мной согласны, так сияют на твоих щеках отблескивая в глаза. — Заправив прядку за ухо, шепчет: — Приедет может? Ты устала столько времени на ногах да в туфлях хоть, да и твои ножки босы, замерзнут быстро. Она качнула головой, следуя за ним, присаживаясь рядом. Его рука скользнула вниз, не касаясь ног ее, нагнувшись смотрит на нее, разрешение прося. Получив его, трогает ступни: — И вправду ледяные. — Грустно повторял, вторую гладя. Как бы он хотел с ней на свидание сходить. «И вправду много выпил…» Одеть на нее то платье зеленое первое, оставив белье это на ней, и можно даже на руках ее босую понести вечер проводить. Повернувшись к ней, выпрямляясь, говорит: — Обязательно нам спать? Даже если я попрошу о свидании с тобой? — Я не знаю… Но я не хочу быть обязанной вам, у меня с собой денег на такое нет. Хороший ответ со знанием или без о том, кто же он. Все за одного помнил в чем прослыл, откажет разумный человек ему, в чем он бы не удивился даже, но она же не из мира их. Уж слишком невинна и моральна для подполья. — Значит спешить не будем, целая ночь создана для нас. — Получив соглашение, продолжил: — Скажи если я переборщу, уследить за бесами не могу местами. — Кивок в ответ, и посыпались факты: — Ты не целовалась до игр ни с кем? Верно или я пропустил что-то мимо ушей? — Верно мистер Шигараки. Он был готов мурлыкать на такое отношение: — Могу я тебя поцеловать? — Вы можете делать что гоже вам. — Румянец смущения завалил ее с головой, как быстрейшая лавина, делавшая из нее клубничку яркую. — Разрешения просить не нужно. — Говори если не нравится. — Наклонился ближе к лицу развратницы Лилит. «Надеюсь младенцев не убивает она». — Не хочу, чтобы поцелуй подаренный, был как у идиотов тех, что сосаться губами вгрызаются в них. Беря за подбородок ее, наклонил чуть вбок и коснулся губами еле как, пробуя на вкус блеск медленный движением, каким ледяное мороженое пробуют, боясь болей в зубах. Прикрыв глаза от наслаждения сладкого, не спеша переминает губы, гладя щеку шелковистую. И минуты не прошло, как и она не сидя без дела повторила ломкий поцелуй. Не торопливость возбуждала, приливая кровь далеко не к щекам как у девицы молодой. Волны кульбитов сердца женского по губам прыгают к его. Расстояние сократить вожделел бес, но Лилит опередила скачком эмоций, шею обхватив его. Мужчина замычал в поцелуе, да так, что она так испугалась, не сбежав чуть с простыней. Но остановить успел, мягко возвращая кисти на место прежнее. Пальцы по шелковому поясу шествовали, как громкие трубы у музыкантов вызывали дрожь у девичьего тела. Сама Лилит не лучше, повторяется за ним, гладит шею, плечи, что был готов мужчина лечь, позволяя кошачьи ласки. Отпустив губы влажные, облизывается, удовлетворенно бродил по ней глазами алыми, наслаждаясь телом и глазами. На душу наглядеться успеется еще. — Нравится? — Голос махрист, глубок, изломлен ласками ответными. — Да. — Вполголоса обозначила. Улыбаясь, целует в щеку, веселиться от милого жеста — писка стеснительного. Отпуская талию тонкую, расстёгивает две пуговицы пиджака, откладывая его подальше, назад откидывается, что та, держась за шею едва не валится поверх. Рот ее раскрылся и сразу же закрылся, а взгляд бегал по его груди и узорам на жилетке. Шея и ключицы вовсе почти оголены из-за выреза и повязок в цвет рубахи. Сдержать ухмылки пошлой невозможно, бес сам смеётся на плече. Ей так понравился его костюм, что губы почувствовали жажду в сладком блеске. Потянувшись целует ее вновь, щеку гладя. Быстры их игры ласк, да и взгляд ее очень быстр. — Смущаешься своей реакции малышка? Даже мотание головы не ответ, глаза то все еще стараются не смотреть вниз, но не могут никак повиноваться стеснениям. — Ты мне нравишься, да и я тебя влеку, мы можем не торопиться, наслаждаться друг другом пока не станет тошно. Закусив губу, девушка смотрит прямо на него, мужчина ей поддакивает, спрашивая нравится ли ей костюм. — Очень красивый к… — Голос дрогнул на слогах. — Костюм. Очень красивый, вам идет сэр. — Спасибо. — Целует в щеку благодаря. К губам прильнув в ласки долгие пустился, даже успел и язык вовлечь, облизнув податливые губы. Все шепотом на ухо закончилось: — Хочешь, сама можешь развязать узелки. Лилит вздыхала часто от поцелуев в шею, пока пальцы, дрожащие справиться пытались с петлями и вырезами, идущими по все груди ровно до пупка. Тело исчертили узорами, очаровательная задумка которую использует в похотливой ночи. Не спешность не только маленьким рукам преимущественная, Все за одного массировал поясницу спрятанную. Она замычала, закусив губу и жмурясь, нахмурив брови. Зубы укусили кожу, под вскрик под ухом и отпусканием шнурков. Хихикая облизнулся вновь, целуя в губы: — Ну прости, твои духи так сладко пахнут, не смог устоять, подумал может ты и сама на вкус как айва. — На вкус? — Дрожащим голосом протараторила. — Да-а — Протянул он лыбясь широко. — И мне понравилось на вкус, хоть и в другом положение я почувствую его куда горячей и ярче. — Ярче? — Да, прям как твои звезды на щеках, одни ярки вторые бледны. — У меня духи только на шее побрызганы… И груди. — А ты не входишь в облако аромата? — В какой смысле? — Удивилась сильно она, поднимая брови. — Это когда брызгаешь несколько раз в воздух и встаешь под него, так парфюмерная вода распределяется равномерно. — Улыбаясь показывал наглядно он, но без духов самих. — Разве так не выветрится он раньше, чем успеешь в него войти? — Наоборот уйдет именно спиртовая основа, а останется аромат сам. Еще немного на шею добавить и на сгибы локтей, и чуть ли не на весь день благоухания останутся. — Хорошо… Буду знать. — Уж больно тихо произнесла это она, отведя взгляд. Пытаясь сболтнуть ее и расслабить наклонился, языком облизнув ткань накидки, мурча: — И вправду брызнула, так и съем сейчас девушку айву. Она ахает, закрывая руками сразу грудь, вызывая хохот его и беса за спиной: — Шучу, — С ухмылкой хитрой продолжил, — Чуть позже попробую. Прильнул к шее сразу мужчина, расцеловывая, под вздохи тяжкие и мычания в невпопад приглушенных, словно пытались себя заткнуть, но не выходило. «Эрогенная зона видимо», — пришло на ум возбужденный. Прибавив пылу, на плечи перешел даже через ткань уделяя им внимая. Зубы игриво схватили лямку лифчика оттягивая и отпуская резко. Вскрик девичьей и смех его. Пальцы расстегнули жилетку и стянули одним махом к пиджаку подальше. Руки потянулись к нему с опаской, но шепот его одно говорил, о том, что действовать, и она должна. На плечах сомкнулись пальцы, скользили мягко по ткани, за ворот заходили, опаляя кожу бледную ожогами, только так смог объяснить свои щеки красные. «Дай раздеться полностью и твое стесненья зашкалит. А если я тебя раздену раньше, то ожоги останутся на щеках и губах наших», — мысли бес нашептывал, наклоняясь все ближе к девушке красивой. Схватив за руку ее, расцеловывал, не пропуская не один миниатюрный пальчик. Поцелуй на манер старый, от джентльмена приветствия милой дамы, завершающим стал перед словами: — Тебе нравиться? — Поглаживая руки, как кошку пугливую, спросил. — Да. — Тихо произнесла она и замычала губы сжав на него смотря с закатным небом на щеках. — Я тебя слушаю внимательно дорогая. — Можно мне тоже ваши руки расцеловать, мистер Шигараки?.. Все за одного завис, в голове и звука мыслей не пронеслось. Вопрос откровенно странный и смущающий. От урчаний беса, понял вдруг, что не против вовсе. Слишком много выпил спиртного, раз такое разрешает, но об этом будет или нет будет жалеть потом. Напитки бутылью по голове ударили, жутко желание почувствовать и поглядеть что она придумала, что на ум пришло ангелу невинному, предложившему такому. Глаза не моргали вовсе, руки в треморе застыли, лицо окоченело вовсе с ярым румянцем на щеках. Протянув руку слишком громко говорит: — Пожалуй сделаю исключение для тебя! — Боже! — Воскликнула она. — Прошу прощения, я не знала, если знала бы не спрашивала… Мне очень жаль. — Чуть ли не плаксивым и надломленным тоном продолжила она. — Не знала, что? — Уточняет. — Что ваша причуда в руках сосредоточена. — Указывает на руки взглядом. — Интимная зона достаточно для причудливых, любая мутация все такое. Видела как-то человека у него все тело — это сбои мутации, то есть у него обрывисто все очень, то кожа, то мутация. Тяжёлое зрелище, ему любой удар болезнен, что уж говорить, весь чувствительный сплошь до кончиков пальцев. Руки рассматривая неотрывно, задумался, он так к рукам привык, их вид приелся, считался нормальным. Но и касаний не позволял никаких к ладоням. Издалека ничего не скажешь по рукам, даже не видно исключительных черт. — Ты причудами интересуешься? Анализируешь и их! — С голодным интересом крикнул. — Наверное с того момента как писать научилась… А интерес, всегда был. — Боязливо бормотала она, отвернувшись. Без сомнений, здесь какая-то ошибка, розыгрыш, очередная проделка… Ложь. Сует руку под нос девицей, ожидающе глядя, в голове крутились мысли, левое полушарие за, тянет к губам правую ладонь, а вот правое полушарие против, оно смотрело ситуацию со всех сторон, принять решение пыталось. Левое полушарие активно, склонно к соревнованиям, не к размышлениям. В борьбе, ожесточенной победило левая часть мозга, она прикоснулась губами к тыльной стороне ладони. Мягкое движение и она смотрит спокойно на него, окутывая чарами ладонь. По венам проклятия текли, не давая оторваться от видов медленных поглаживаний. Переворачивая на себя внутреннюю сторону, она смотрела долго и близко рассматривая каждую складку кожи, каждый шрам и вену. Подушечки пальцев изрезаны отметинами, словно он музыкант что протер свои пальцы о струны музыкальные, играя каждый день на главной площади громко запивая. Изумрудные глаза любопытствуют, лаская его. Предвкушение горло сжало, она не подвела его, дрожа наклоняясь целуя одну из пяти подушечек. Он воздуха в грудь набрал с запасом, зная, что, если попробует выдохнуть, выйдет ничего другого кроме стона. Облизнули палец, в рот засунув дистальный фланг. В штанах сжималось от притоков крови. Кто бы подумать мог, что настолько интимны руки, что от заигрываний с ними возбуждается. Не спеша спускалась ниже, легкий причмок до ушей, навостренных доходил. Тут то забоялся он, вдруг она так ощущает тахикардию его. Страх увело мычание, протяженное из губ звучащее. Отметину по середине ладони облюбили. Шрам небольшой, как черная дыра раскрылся, забирая на века все что затянется в бездну. Не трогая впадину, лизнула кожу, страх в глазах застыл, зайти дальше положенного, и голова с плеч полетит. Рука дрожала, единственное что ее держало — девичья поддержка пальцев. Дыханье на впадине, Все за одного забывает как дышать. Поцелуй, и чуть сознание не теряет от эмоций новых. Необычны, не описаны они, но так любимы и сладки, теперь не отстать ему от них. Язык высовывается, лизнув стеснительно черную дыру, Ладонь дернулась верх, в лицо ее вжимаясь. Лилит мычит не ясности, но продолжает, не обращая внимания на резко, прижимает к лицу своему ладонь, губами впивается, посасывая кожу. Зеленый взгляд вопросительный поднялся на мужчину, будь то Адама или Сатаны. Прикрыв глаза, поддаваясь ощущениям, понимает резко: Это только первая рука, еще вторая иметься в наличии. Даже без искр, горела кожа, горели пальцы и впадины, все шесть. Сжалилась над ним Лилит, отпуская руку, та прям падает, содрогаясь в судорогах. Выгибаясь, от взятия в плен второй, предвещает чувства, нахлынувшие в объеме двойном. Припоминая разговор их зашедший в русло макияжа и ее усталости, которую та отрицала всеми силами красноречий, говорит, смущая девушку: — Ты так красива, тебе не нужны были те приукрашивания, без него ты осталось бы все той же красавицах в нарядах разных. Лилит отводит взгляд: — Вы тоже… Красивы. Удивлению нет предела, нет он даже не удивлен, скорее не понимает, тех слов, что произнесла она. Девушка кричит, когда он набрасывается на нее, в постель вжимая. Их лица в дюймах друг от друга, дыханье на губах, испуг в глазах и его животный голод. — Правда? — Протягивает грубо он. — Да, красивы. Слишком тихо, слишком сильно кусает себя за губы, слишком отводит взгляд, слишком скованная она! Прикрывает грудь, да запястия сжимает! Это все ложь! Все за одно рычит отдаляясь, привстает, через голову скидывает рубашку на пол. Не моргая смотрит, ожидая слов. Но она даже не взглянула на него, закрыв глаза и отвернувшись. «Она говорит, то, что я слышать хочу! Не правду!» — На меня смотри. — Шепчет властно, мягко за подбородок беря ее, голову на себя оборачивая. «Какие черты… Какие глаза…» Открыв она глаза, голос сразу мягче стал и бархатист. Они смотрели глаз на глаз, понять бы тут кто кого гипнотизирует еще. Видимо она, что даже отведя взгляд по торсу голому начав гулять, он продолжал в очи заглядывать. — Я тебе нравлюсь? — Отчаянно повторяет вопрос, голос громок, но не режет слух. Он способен привлечь внимание, заставить себя слушать. Вот и ее околдовал, смущена девица, между тем безнадежно «плавала», как не выучившая стихотворение школьница: — Да, вы, вы очень красивы… Очень. Даже слишком. Да. В глазах так и написано по буквам: П-Р-А-В-Д-А. Такая же чистая, как и сама девушка. Она постыдно спрятала лицо закрыв руками, только вот из-под пальцев видны яркие глаза, что глазели на него. Его щеки обожгло не меньшим огнем чем ее. Припав к шеи обманчиво целует ее, убирая мешающие руки. Слух ласкает мычание сдержанное, глаза ласкает задернутая голова, открытая кожа тонкая. Усмехаясь, посасывает ее, довольствуя эмоциями живыми, сопровождающими стонами тихими. Маленькие ручки схватили его, в капкан загнав. Голова кругом после напитков пару, после пары поцелуев в макушку, когда он спустился ниже на ключицы. Отпустив красное пятно, облизывается, отдаляясь, от вида тяжело дышавшей, красной девушки. Собственник проснулся в нем, он ее выиграл, он владеет ей, использовать может и распоряжаться. Ведь все это и есть правом собственника, без этого, никакой не собственник. Привычно оставлять свои отметины, подтверждения владения на любовнице своей. Красная накидка так влечет к себе, разминая пальцы не мог не думать о том, чтобы сдернуть ткань. Разминка пальцев — привычка едкая, после появления причуды появилась наравне с хроническим неврозом и тремором кистей. Не знает, найдутся ли силы устоять перед нею. Приподняв ее с кровати говорит: — Вставай красавица сюда. — Указывает на половицы в шаге от кровати. Она не сопротивлялась, сделала в точности как сказал он, стоя смирно, терпеливо ожидая, пока осмотр фигурки закончит мужчина. Кокетливо за пояс потянув, стянул злосчастные покровы с хрупких плеч. Грациозно сбрасывает тяжелую ткань на пол. Тут то и открываются тела, а глаз подмечает уж больно сильную худобу. Взгляд скользит как на катке. Полупрозрачное белье без подкладок нежно зеленого цвета, с посажанными на них цветами. Под вкусы попало идеально, нежно и свежо, да откровенностью и похотью попахивает. Закусив губы, выдыхает: — Впечатляет. Повязки на бедрах… Синяки. Прищурился сильнее, заставляет раздвинуть ноги, рукой помогая. И в правду синяки, бледные, да в пятна, переходящие на фоне веснушек, но синяки. — А ну как покрутись. Только повернулась задом остановил ее, на пояснице и талии замечая отметины качества не лучшего. «Да не мог же я такое сделать…» А бес на плече не помогает никак, плечами пожимает, напоминая, что контролирует далеко не всегда себя. — Это же не я сделал? — Пытаясь убедится, шепчет еле слышно. — Конечно нет, мистер Шигараки. — Быстро тараторит, приподнимая волосы свои. Раздумья закончились, он обернул ее к себе лицом, поглаживая костяшки кулаков, сцепившихся впереди нее, закрывая некоторые участник тела. Никаких слов о личностях, садистская улыбка спряталась за рукой, прикрывшей рот. «Уж слишком добр я сегодня. Надо было и пожестче вмазать». Поговорить по взрослому времени найдется всегда, его у него навалом, а вот на успокоение девицы куда меньше. Положив руку на талию, все еще на постели сидя, гладит, на поясницу сзади переходя: — Больно? Она кивает, отворачиваясь. Он сразу же отдергивает руки, раздражаясь на подонка. Но бес это из головы выкидывает, нашёптывая, повторял, что девушка сейчас с ним и встревожена. Успокаивавшись, тянется к ней, начиная гладить руки и бока, чуть выше синяков. Пальцы чувствуют выпирающие ребра и позже и кости таза. Она мычит, покачиваясь на ласки, словно кошка ближе подошла, заставляла гладить себя. Мягко груди ее коснувшись, сжал, на писк реагируя, улыбаясь. Выраженные черты фигуры, острота костей в плавность переходила сразу. «Недоедает бедняжка?» — спрашивает сам себя, прося наклонится ее. Едва желание исполнилось, к губам примкнул целуя бегло, сразу начиная и тело любить ее. Привставая поцелуи на плечах остаются, спускаются все ниже, вот и на груди уже, на зеленой полянке цветов красных и розовых. Ложбинку поцеловав напоследок, к нектару приступает, прежде сказав: — Как же восхитительны твои глаза, изумруд — действительно красивый камень, да огранка какая у глаз твоих, шестьдесят пять граней, обычная огранка, самая дорогая и ценимая, чем фантастические формы «красивые». Прикусив сосок, начинает его облизывает и посасывать через ткань, протянуто красноречит закатив глаза: — Вкусные цветочки, сладкие да душистые. Самое то для пчелки. Прищуриваясь, продолжает свои походы по полям зеленым, посматривая на то, как Лилит закрыла рот рукой, отвернувшись краснея. — Думаю твои ноги уже устали стоять, прилечь не хочешь? И прям тянет за собой ее, что та утопает, падая на него, но быстро оказывается на месте прежнем, лежа на спине и под навесом. Замычав, вслух думает: — Интересно как на вкус цветочки если я это сниму? — А стыд так и хлещет в ней, она ахает, прикрывая свой бюст. — Ладно, ладно, другие цветочки попробую. Вниз спускаясь поцелуями, по ложбинке пробежал, к животу перейдя. Расцеловав его, все ниже и ниже голова его, все ниже засосы ставятся, не останавливается пока не доходит до паховой зоны. Цветок на ткани трусов поцеловав, мурчит, на широкие глаза. Радостно встречает короткий звук, м, когда целует там, где уже виднелось начало вагины и клитор. «Как же угодить тебе красавица моя? Как расслабить мне тебя?» Она лицо закрыла, одним глазком поглядывая на то как цветы, вышитые вылизывает он. Причмокнув, ехидно улыбается бровями играя, намекая на дальнейшее развития сюжета. Подцепив пальцами белье, снимает его, под бурчание неряшливые. Только со ступней стянул ткань, потянулся и к бюстгальтеру, пока она подогнула ноги бедра сжав. Затяжку нащупав со спины, расстегнул, лямки с плеч убирая. Белье отброшено, пора и приступать. Коснувшись коленей, наклоняется, целуя ноги, раздвигая их с напрягом из-за стыда чужого. Цветку розовому прикоснуться желал, увидеть его, но с борьбой это удается. Уж слишком кто-то забеспокоился за невинность свою. Медленно протиснувшись между ног прилег по диагонали, поглаживая круговыми движениями ее бедра. — Ну чего ты стесняшка, совсем лицо своей закрыла. Лилит убрала ладони, грудь прикрыв. Смеясь добавляет: — Ну и тут не хорошо прикрывать. Можешь на голову мою положить или простыни схватить если ребра жесткости не хватает никак. Пальцы по текли по тканям, но путь свернулся, другая дорога к голове его подошла. Между прядет белокурых пальцы запустили, он выгнул спину от непривычных ласк. «Уж слишком много позволяю я тебе, ну и пусть». Плечами играясь, разминая их, тянулся к новым ухаживаниям. Но обманчив жест, губы резко целуют вагину, языком водят по клитору и складкам снизу-вверх. Мужчина мычит, наслаждаясь невинностью девичьей. Со временем мычания переросли и в стоны краткие, глухие, в более протяженные и звонкие. Мотаясь от жажды, вертелась на матрасе, рефлекторно то отпускала, то с силой стискивала волосы. Играясь языком со входом, радовался, выгибаниям спины и хныканьям граничащие с невнятной мямлей. Его рука потянулась к краю кровати где лежала его остатки одежды и достает из-под них сумку свою на лямке длинной. Удобная вещица, когда для многих вещей. Усмехаясь, втихую достает смазку, купленную перед своей наградой, смазывает пальцы, причмокивая вновь и отвлекая бедро гладя. В момент внезапный его губы на внутренней стороне бедра, а местом сладким уже пальцами играли. Она даже не заметила того, пока внутрь не погрузился один из них. Она в два раза громче застонала от удивления больше, чем от ощущений и испугано на него взглянула. — Я буду с тобой аккуратен очень, мои условия все те же, чуть больно, говоришь мне, замедлимся. Ее губы содрогались в несказанных словах, пальцы вытащив решил привременить, губами начав действовать. Язык максимально внутрь в нее входит, насколько позволяет его длина. Им трахая ее, толчки бедер ритмировал, бедра придерживая. «Так рвется, а пальцев боится». Счастье душу наполняло сентиментальностью умилений, от дергающихся ног, и рефлексных сжатий вокруг языка. Стоны громче стали, она на пике, пыталась заткнуть себя, прекратить развращения свои, но сама же и села резко, терясь о лицо его, рот раскрылся в вскрике немом. Слегка лизнув промежность, целует напоследок, наконец отпуская девушку несчастную. Пока сам смачивал пальцы вновь, вылизывая остатки, текущие по сгибам бедер. — Кружит голову вкус цветка. — Закусывает губу видя взгляд на себе. — Гранаты… — На выдохе теребит звуки. — Что? — Камень такой гранат, ваши глаза на этот камень похож. Все за одного в голос засмеялся: — Как вижу ты все мои комплименты повторяешь, да повторюшка? Сначала про красоту, а теперь и про глаза как камни драгоценные. — Приподнявшись, щеку ее гладит чистой рукой, пока другие пальцы между складок водят: — Спасибо дорогая, думаю описание твое впервые слышу на веку, но как по мне подходит очень нам драгоценности вместо глаз. Ее губы, покусанные сокрушает поцелует, а вагину — пальца вход. Пальцы из нее доставая, слизывает влагу, на девушку мимоходом взглянув прищуром своим. Она дышит через раз, не отрывая от него глаза. Потянувшись к ремню, расстёгивает тяжесть ткани наконец. Штаны стянув, расслабляется наконец, не сдавливает ни что, да и девушке дать отдыха нужно дать. Губы искажаются, от прикрытого, от стыда лица. Часы на руках. Всего полчаса до полночи осталось. Пробираясь между женских ног, слова составляет, сумку хватая: — Презервативы или без? — Я таблетки пила… — Уныло сказала, отвернувшись, смущаясь: — Делайте, как хотите. — А что пила? — Откинув сумку, спросил. — Не знаю, пила, что давали. — И даже не спрашивала? А вдруг отраву или наркоту в пилюли сунули? Мотнув головой, уткнулась в подушку, голову максимально вбок повернув. Раздраженно хмыкнув, целует щеку открытую и шею, продолжая: — Ладно, не стрессуй, не подсунули ничего тебе в пилюлю, противозачаточные скорее всего, обычные какие-то, под вкусовщину разную, без последствий для тебя. Лицо на себя обернув к губам тянется ее. Поцелуи по шее и лицу — пустырник эдакий для молодой Лилит. Чуть прикусив плечо отдаляется, оттягивая боксеры, освобождая от оков себя. Схватив ее за кисть, ладонь себе на щеку кладет, теряясь о нее, пока головкой члена между губ двигался. — Тебе страшно, верно? — Вопрос немой, без ответа остается. Поцеловывая пальцы, говорил: — Обещаю, нежен буду, да по аккуратнее с тобой. Скажи… Она перебивает его: — Если больно будет или не понравится что-либо. Усмехаясь громко, целует ее, шепча, облизывая губы девушки: — Какая девочка хорошая, запомнила уже. Пальцы пытаются с щеки его уйти, но останавливает ее вовремя Все за одного: — А нет, не такая уж и хорошая, ласк лишает. Мягкое поглаживание руки и мнение его меняется быстро также. Схватив смазку, смазывает себя и ее. Ее глаза гуляют где угодно, лишь бы не смотреть вниз, где ее бедра поглаживали рукой одной. Даже с этим всем, не перестала греть его щеку левую. Бес облизывал миниатюрные пальчики, зубы блистали, тот в шаге от того чтобы откусить их, на вкус попробовав. — Можешь хоть всю спину исцарапать если не устраивает что-то. Она кивнула, хоть и отдалено понимает, что такое сделать не позволит себе, уж лучше пальцы переломает, да боли перетерпит, чем мешать чужому наслаждению. Поэтому напоминает ей: — Ты слышала меня? Я даже по молчанию пойму если что-то да не так с тобой. Кивок очередной, а рука на щеке трясется. Вздыхая, целует руку, медленно вставляя кончик члена в нее. Исказилось лицо в рыке. «Узко, плохо разработал». Девушка мычит недовольно, руку с щеки на плечо спуская, за него хватаясь. Легкие толчки, минута и на половину входит, закусывая губу от чувств нахлынувших. Проталкиваясь в нутро, простыни сжимал по обе стороны от девушки милой, что цеплялась за него как за опору, губы шевелились в мольбах немых. Целуя ее, утопал с головой, как будто, она сама не менее крепкий напиток чем пил до этого. Пьянея, разгорячался вместе с ней. Руки не шее не давали отодвинутся. В таких оковах не деться никуда. Наглая напасть, с ума сходил с каждой секундой новой проведенной в объятиях сдержанных. Голову кружило от стеснительного поцелуя в щеку от девицы и шепота похвал, с уздей вырываясь, ускоряется. Руки уже болели от напряга. Сердце билось так, что до инфаркта шаг один. Не обычные боли за грудиной, первый признак. Головокружение — второй. Болезнь в руках — третий. — Какая девочка хорошая, такая умная, да держится прямо. — Стон над ухом разнесся. — Мне в радость, что ожидания оправдались твои. — Страстный шепот и поцелуй голодный. Мычания да стоны мягкие со вздохами через раз — звуки занимающие всю комнату. Если в предыдущих помещениях играла музыка, то тут они, сами создают ее. Самые быстрые толчки и его стоны первые, что даже ее приглушали и остановился резко, откидывая голову. Тело тряслось под ним, сжимало член с силой. Горячо внутри нее было, что градус Цельсия и на нем самом поднялся. Лилит хваталась за него, ртом глотая воздух, царапала плечи, спину, эйфорию получая. Ему самому недолго осталось, только бы толкнутся пару раз, преодолеть сопротивление напряжение. Грозный шепот над ухом девечьим, тих и махрист он был: — Расслабься дорогая, дай и мне прийти. Пару секунд и берет себя в руки, повисая на нем, мелодично поддакивая мычанием кратким к движениям его. Минута и приходит и он. Собственническая жилка сыграла роль, впился в шею, расцеловывая ее на нее прирыкивая между комплиментов и ласк. Проталкиваясь глубже, не сразу вышел из нее, довольствовался ее отношению к нему, по плечам руки гуляли, в придачу со щекой гладили. Стоило приподняться, как в плену громоздкие ладони. Касания мягки и шелковисты. Задыхался на ровне с ней, в наслаждение пребывая. Утонув в греховной сласти, думать мог не лучше, чем под опьянением алкогольным и колдовским. Уж точно та к клану колдунов принадлежит, как тогда без богинь ее красоту и взгляд, чарующий назвать? Он явно чувствовал себя Дьяволом, который совратил Лилит на путь зла и греха став ему не просто соратником, а любимой женой. Не знает Все за одного, был ли у той Адам, но готов полностью отдаться став Сатаной для нее. Отпустив ее, выходит. Капли спермы вытекли следом за членом его, усмехаясь, пальцы тянет к ней, между губ половых жидкость разнося. — Не устала дорогая? Мотнула головой в ответ. — Хорошо, сколько ты часов на ногах была? Ведь и до прихода сюда, ты была тут. — Примерно часов восемь, до того, как я сюда вошла. — Стеснительно промямлила покрасневшая Лилит. — Почему ты тут? — Вновь мозолит тему. — Мистер Шигараки… Я не могу, я не хочу этого говорить. Закрыв глаза от негодования вперемешку с раздражением, продолжает с ней диалог вести: — Ты действительно анализируешь причуды? — Ага, они все такие… Причудливые. — Улыбнулась она, улыбка сокрушившая его наповал. Он засмеялся, интересный выбор слова, с правильным значением для описания суперсил, но с ироничным подтекстом названий тех же сил. — Ну раз мы не устали еще, да поболтать можем, да удовольствие продлить. — Сказал хитро, два пальца внутрь нее суя. — Уф, как все мокро. — Достает их из нее. — Посмотри, ты вся пропитана моей сперме. Писк и продолжает он, заигрывая с ней, пока девица сама разгоряченным языком, впадину облюбливала прижатой ладони к лицу ее. * * * Легкое шевеление одеял, прогиб матраса и удар руки своей же, топот ног, глаза раскрылись. Сонно осматриваясь, тепла возле себя не чувствует, нет копны волос зеленых, только одеяло распахнутое, и видневшиеся на краю вещи. Поднимая взгляд, по комнате бежит, натыкается на девушку полуголую, что стоя в одних трусах, застегивала лифчик, выгибаясь, да руки сгибая под углом неслыханно. Замычав недовольной, сон рукой смахнул, глаза протер: — Чего так с позаранку то красавица? — На часы взглянул. — Пять сорок пять, куда такая спешка? И шести не ступило, чтобы утром стал час. Потянулся бес, желание выражая вслух полежать еще с девицей: — У нас пятнадцать минут еще в запасе, а ты уже бежишь куда-то. — У меня много дел не сделанных, я должна идти. — Схватив накидку, завязывать туго начала. Спохватившись, следом одеваться начал, не потерять бы лишь ее. Рубашку завязывая, слышит хлопок двери. Жилетку и поджак забрав и сумку на плечо закинув, поспешил за ней. Ее шажки малы, ему легко угнаться за ней, даже если та побежит со всех ног, если споткнется, успеет даже ее поймать. Она не ускользала от взгляда красного. Единственное что их разделило, дверь в гримерку. Но он терпеливо ждал, потопывая ногой, на время поглядывая. Семь минут и выбежала, чуть не врезавшись в него. Девушка пищала извинения. Ее волосы в хвост завязан неуклюжий. На ногах кроссовки в пыли укутанные, по выше джинсы, а на верху толстовка желтая. Странное сочетание, но с ее чертами — мило. Не было тех платьев, показывающих фигуру, сейчас все скрыто, удивительно что и на лице нет маски. Руки его дрожали от поцелуев и облизывании призрачных, а может это и бес решил поучится у нее подобным ласкам и опять же он — подопытный злого беса. — Свой номерок запишешь мне? — Протянув телефон, улыбается он. Она мотает головой, отшагивая вбок, готовая к побегу: — Я не могу сэр, это против правил. — Отговорка. — Не хочу, чтобы выходило что-то за стены эти. — Отговорка. — Мантру затеял Все за одного, готовый ее на воду чистую вывести наконец. Она замолчала, отвернувшись, сжимая пальцами лямки рюкзака. В таком наряде и не скажешь, что ей едва за двадцать, скорее же пятнадцать. Осмотрев ее глазами, выпуклости на карманах все искал, о наличии телефона в них и речи быть и не могло, пусты. Вздохнув, в сумку тянется, за блокнотом коричнего-серым, убрав резинку, ручку из обложки достает, черкает номер свой, вырывая обрывочек протягивает ей: — Вот, возьми мой. Позвони или напиши мне вечером, ладно? Хочу продолжить знакомство странное наше, уж мало слишком друг о друге мы узнали. — Поцеловав напоследок в щеку, когда она забрала листок, вслед смотрел убегающему силуэту. Накидывая пиджак, вспоминает синяки. «Может и Кьюдай повеселится с подопытным новым, одно из трех недостающих тел, найдено отныне, осталось еще два».