Flatline

Если не можешь стать счастьем — будь болью (c)

— Хочешь рандомный факт? — Давай, — он смотрит на него настороженно. — Ты никогда не запирался со мной в туалете, — негромко сообщает Алекси и отпивает кофе, разглядывая снующих по аэропорту людей. Йоэль обескураженно пялится на него, не зная, что ответить. Так и есть. Удел Литтл Мэна — знать, что он запирается там с Нико… и Йоэль никогда всерьёз не вдумывался, что он при этом чувствует. Сознательно не вдумывался. Сам он чувствует, что не прочь принять это предложение. Потому что это именно оно. — Ну так идём, — отвечает он, неотрывно глядя на него. — Ты серьёзно? — Йоэлю никогда не надоест кайфовать от того, как загораются его нереальные глаза. Так — только для него одного. И это наркотик. Он встаёт и берёт его за руку, поднимая на ноги. — Идём, время есть. И есть желание. И оно нарастает. Алекси не нужно просить дважды. Спустя пять минут Йоэль закрывает за ними дверь туалетной кабинки и прислоняется к ней спиной, выжидающе глядя на Литтл Мэна. Тот садится на крышку унитаза, раздвинув ноги из-за тесноты, задирает край его футболки и расстёгивает на нём ремень и ширинку. Йоэль смотрит сверху, как двигаются его ловкие пальцы, и начинает дышать чаще. Алекси замирает, поглаживая его, и поднимает глаза. Йоэль нервно улыбается и чуть заметно толкается пахом под его руку. Тот улыбается в ответ и стягивает с него трусы. Йоэль шумно вздыхает и откидывает голову, упираясь затылком в дверь, когда Алекси лижет головку и вбирает в рот. В туалет кто-то входит, дёргает их дверь и запирается в соседней. Йоэль закрывает рот локтем, горячо дыша в собственный рукав. Алекси не останавливается, продолжая скользить губами по члену, лишь старается издавать минимум звуков. Йоэль смотрит вниз и с облегчением видит: перегородка между кабинками доходит до пола, их ног не видно. Невидимый сосед недолго возится, сливает воду и уходит, но спустя минуту входят ещё люди, болтая о чём-то и смеясь, — Йоэль неспособен уловить суть, остатки мыслей крутятся вокруг крепких пальцев и нежных губ Литтл Мэна на его члене; всё самообладание уходит на то, чтобы вести себя тихо, а это непросто. Двери соседних кабинок хлопают, шумят вода и сушилки для рук, люди приходят и уходят, будто в туалете объявлен чёртов общий сбор. Йоэль извивается, прижимаясь к двери, изо всех сил сдерживая стоны; зато, кажется, эта напряжённая обстановка заставит его кончить быстрее обычного. Кто-то снова дёргает их дверь, и это добивает его терпение. Крепко зажав рот обеими руками, он подаётся бёдрами вперёд, глубже, упираясь головкой Алекси в горло, и изливается, стараясь не скулить. Тот так же молча сглатывает, стараясь не упустить ни капли; выдрачивает его до конца, лаская, успокаивая, разнеживая. Йоэль судорожно вздыхает, отнимая руки от лица, гладит его по стриженым волосам и благодарно улыбается. — Ты лучший, — шепчет одними губами. Алекси ловит его руку и целует ладонь. Йоэль сдёргивает с держателя рулон туалетной бумаги, отрывает солидный кусок и протягивает рулон Литтл Мэну. Вытирается, оценив его старания: он действительно максимально чист. Приводит одежду в порядок, пока Алекси вытирает рот и руки; дожидается, когда тот встанет на ноги, и обнимает его, вжимаясь пахом. — За что? — жалобно шепчет Алекси, морщась. — Ты же не думал уйти без ответки, — выдыхает Йоэль ему в ухо и разворачивает спиной к себе. — Расстегнись сам, так быстрее будет… Пока он протирает руки антисептиком, который таскает с собой по ковидной привычке, Алекси дрожащими руками справляется с молнией на джинсах. Йоэль стягивает их вместе с трусами, обнимает его поперёк живота и крепко обхватывает свободной рукой твёрдую подрагивающую плоть. Под его касаниями Алекси выгибается, упираясь головой ему в плечо, и Йоэль едва успевает зажать ему рот ладонью. — Ш-ш, милый, — торопливо шепчет ему на ухо. — Твоя очередь не шуметь. Он подцепляет ногой крышку унитаза и поднимает вместе с сиденьем. Чуть наклоняет Алекси над ним, быстро и с силой дрочит ему, каждым движением оттягивая крайнюю плоть и задевая большим пальцем горячую головку. Алекси пытается поскуливать и стонать, он чувствует это, прижимая ладонь ещё крепче к его лицу. Быть застуканными за сексом в туалете аэропорта не входит в план поездки. Йоэль ускоряет движения, ощущая близость разрядки, заставляет его ещё немного наклониться; Алекси впивается зубами ему в руку и кончает, заливая его пальцы спермой, и она капает в унитаз, пока Йоэль ласково поглаживает член, давая ему излиться до конца. Некоторое время они оба сопят, выравнивая дыхание. Йоэль спохватывается и убирает ладонь с его лица. — С-спасибо, — хрипло шепчет Алекси, всё ещё слегка задыхаясь. — Прости, — почти беззвучно смеётся он. — Шуметь никак нельзя было. — Мы справились, — усмехается тот и благодарно берёт снова протянутую Йоэлем бумагу. Кое-как вытеревшись, Алекси застёгивается и поворачивается к нему лицом. — Ну как тебе первое свидание в сортире? — Йоэль смотрит на него, опираясь спиной на дверь и сцепив руки за его спиной. — Охуенно, — признаётся тот. — Хух, блядь… Начинаю понимать. Йоэль ухмыляется, но Алекси быстро стирает с его губ эту ухмылку: крепко обняв за шею, притягивает к себе и глубоко целует, прикусывая нижнюю губу, прежде чем выпустить. — Не заводи меня заново, — шепчет он, качая головой. — Нам пора идти, если не хотим опоздать на самолёт. Алекси бросает взгляд на часы. — Мы охренительно оперативны. — Так и отлично, — Йоэль прислушивается. — Вроде разошлись, — он открывает дверь и быстро выходит. Как ни в чём ни бывало, они моют руки; Алекси умывает ещё и лицо, придирчиво разглядывая себя в зеркале. — Всё хорошо, — успокаивает Йоэль, радуясь, что снова можно говорить в голос. — Мой красавчик. Алекси смущённо улыбается, слегка краснея. У Йоэля замирает сердце. — Идём, — он разворачивает его к выходу, пока оба снова не начали плавиться. Они возвращаются как раз вовремя. Спустя пять минут подходят Нико с Йоонасом, ещё через десять приезжает Олли с новым пижонским чемоданом, и они не упускают возможности подъебать Мателу за это. — Познакомил Алекси с туалетной романтикой? — негромко спрашивает Нико, устраиваясь на сиденье. — В смысле? — Ну, я не идиот, — Нико смотрит на него в упор. — Я что, недостаточно тебя знаю, чтобы разглядеть, когда ты удовлетворён? Прямо вот только что. Йоэль чувствует, как загораются щёки. — Успокойся, Ник, — он вытягивает ноги, насколько позволяет место, и отворачивается к иллюминатору. — Так вышло. — Я просто спросил. — Я ответил. — Ссоритесь, девочки? — влезает Йоонас, уловив напряжение. — Завали, — просит Нико, пытаясь открыть бутылку с водой; крышечка как назло прикручена на совесть, и когда ему, наконец, удаётся, пальцы соскальзывают, и ебаная газировка обливает ему колени. — Заебись. Он откидывается в кресле с бутылкой в одной руке и крышкой в другой, прикрывает глаза и медленно вдыхает и выдыхает. Йоэль осторожно забирает у него воду, завинчивает проклятую бутылку и суёт в карман на спинке сиденья. Йоонас вытаскивает бумажные салфетки и молча промокает его джинсы. — Спасибо, — выдавливает Нико, ни на кого не глядя. — Чёртова вода. — Облиться пивом было бы хуже, — фыркает Порко. — Согласись. — Лучше бы его тут наливали, — возражает Нико. — Того, что ты влил в себя заранее, должно хватить, — замечает Йоонас. Йоэль благоразумно молчит. Осталось дождаться, пока Моиланен вырубится, перестав терзаться страхами и ревностью, и с помощью божьей и ебаной матери они доберутся до ЛА. *** И в этот раз ему нравится в Калифорнии примерно всё. На три недели в их распоряжении охуенный дом: комната с двуспальной кроватью для каждого, студия с отличной звукоизоляцией; уютный задний дворик, где так классно жарить барбекю и пить пиво — чем с удовольствием занялся Томми, прилетев чуть позже. Они работают, гуляют по Беверли-Хиллз, работают, снимают смешные тиктоки и похмельные сторис, работают; ходят на хоккей, вечеринки и работают. Йоэль чувствует себя почти счастливым. Потому что совсем счастливым он разучился быть в тот день, когда Моиланен сообщил ему, что любит теперь не только его. А он по-прежнему любил одного Нико. Пытался прогнуться, чтобы выжить, но не рассчитал и сломался. Потому избыток счастья всегда стравливается через незаросшие трещины в сердце. Зато не бывает передоза. Антон смотрит и лайкает его сторис. И опять молчит. Пизданутый хаски — альтер эго Йоэля — бегает по потолку души, истеря и не постигая: как можно молчать после того, что было перед их отлётом? Он тоже смотрит его сторис и сторис группы; он, чёрт возьми, на них подписался, плюсанув им статистику. Их гораздо меньше, и Антона в жизни куда меньше, чем Йоэля — в его. Но его тёмные глаза говорили об обратном; его горячие губы говорили иное… готовность вписаться в его игры кричала о другом. Тот словно протестует против его отлучек из страны — молча и упорно. Это глупо, Йоэль осознаёт, что эти мысли его собственные и только его, Антон ни при чём. Но тот молчит… и сводит его с ума. …Но здесь, в земле обетованной, Йоэль способен справляться с этим. Он в своей стихии, он в любви и пронизан ею, как калифорнийским солнцем. В первую ночь в этом доме, после приветственной вечеринки, он по дефолту завалился в комнату Нико, никого не спросив, и не ошибся. Тот повис у него на шее, едва закрылась дверь; запрыгнул, обхватив ногами, и ржал как безумный, когда Йоэль рухнул на него, не удержав равновесия. Матрас на здешней кровати показал себя отлично. Йоэль оперся руками по бокам от Нико и оседлал его бёдра. — Мне нравится, как ты сидишь, — Нико, пыхтя, выбрался из-под него, и упёрся спиной в подушки. — Не нравится, что в штанах. Йоэль усмехнулся и потянулся к застёжке. — Совсем сними, — попросил тот, пристально следя за его руками и проворно избавляясь от собственных штанов. — И иди сюда. Йоэль снова уселся между его ног, но Нико требовательно вцепился в его бёдра и вынудил сесть сверху. — Ах вот как ты хочешь, — проворковал он, охотно прогибаясь под его руками, приникая поцелуем к приоткрытым губам. — Ты сегодня доминант… — Заткнись, — улыбнулся Нико. — Смазка… и резинка. Чёрт. — В чемодане? — Да. — Ёб твою… — Йоэль вздохнул и слез с кровати. — В верхнем кармане снаружи, — подсказал Нико. — Я не успел вытащить. — Это ничего, — прошептал он, вернувшись. Нико выдавил на пальцы лубрикант и заставил его приподняться. — Теперь сунь это всё куда-нибудь недалеко, ладно? — выдохнул Йоэль, насаживаясь на пальцы. — Прямо сюда, — покорно отозвался тот, выцарапал из коробочки презерватив и запихнул оставшееся под подушку. — Хочешь, я? — Давай, — Нико откинулся на подушки, наблюдая, как Йоэль аккуратно раскатывает латекс по его члену. — Дава-ай, — повторил он на тон ниже, ласково и похабно, сводя с ума этим сочетанием. Йоэль прерывисто вздохнул, привстал и медленно опустился на него, не отрывая взгляда от лица Нико — закушенной губы, прикрытых глаз, порозовевших щёк. Тот по-хозяйски обхватил ладонями его задницу, помогая насаживаться глубже. Йоэль запрокинул голову, зная, как нравится Моиланену смотреть на его шею; дразня невозможностью коснуться её губами. — Иди сюда, — требовательно прошептал Нико, ухватил его за руки и потянул к себе. Йоэль охотно подчинился, с наслаждением подставляясь под его жадные поцелуи. Нико быстро вылизал вожделенную шею, не прекращая толкаться бёдрами навстречу. Йоэль начал постанывать, изнывая от нарастающего желания, перехватил его руку и потянул вниз. Нико обхватил его член, сжал и принялся медленно двигать ладонью вверх и вниз — куда медленнее, чем двигался в нём. — Нико-о, — проскулил он, насаживаясь резче. — Что, милый? — хрипло отозвался тот, хватая его за подбородок и заглядывая в глаза. — Чего ты хочешь? Попроси Йоэль упёрся рукой в изголовье, другой накрыл пальцы Нико на своём ноющем члене и заставил ускорить движения. Тот шумно выдохнул и толкнулся внутрь сильнее, ещё раз, и ещё; выгнулся, касаясь его животом, и застонал, изливаясь. Пара резких движений рукой, и Йоэль кончил под его пальцами, и прижался к нему в ответ, судорожно вздыхая, не позволяя выпустить и не выпуская его из себя. — Хотел поиграть со мной? — улыбаясь, прошептал ему на ухо. Сейчас уже можно улыбаться. Он не позволил ему собой управлять. Тот не сумел подчинить его волю. Но Йоэль отлично понимает: если бы только Нико знал о той ночи… если бы знал — постарался бы переиграть Антона. И у него бы получилось. — Я попробую ещё, — пообещал тот, вертя головой, нашёл его губы и отбил охоту задавать вопросы. Йоэль остался до утра, уснув и проснувшись счастливым. Почти. *** — Мисс… Леди, мы музыканты, понимаете, из Финляндии… — Blind Channel, может, слышали? — Олли, подожди… — Да чего ждать, блядь, ты видишь, что… — НИКО! Парни замирают, таращась на подошедшую девушку с длинным хвостом блестящих волос. Явно рангом повыше — явилась разобраться с досадной занозой в заднице сотрудницы пограничного контроля. — Я, — неуверенно отзывается тот. Йоэль молча пытается сфокусироваться на лице нового персонажа. Удаётся плохо. — Нико, мать его, Моиланен, — повторяет девушка тише, совладав с собой. Игнорирует настороженный взгляд коллеги, оправляет китель. — Всё в норме, Хлоя, — кивает, сдержанно улыбаясь, но глаза горят. Это Йоэль различает, наконец, сведя глаза в одной точке. Девушка с укоризненной улыбкой качает головой, глядя на него. Йоэль терпеливо молчит, как бы соглашаясь. В башке так шумит, что речь он едва различает, и очень хочется лечь; он тяжело вздыхает, наваливаясь на несчастного Порко, тот держится стоически. С другой стороны Йоэля поддерживает Алекси, и если бы дотошной Хлое не всралось лицезреть его без тёмных очков, контроль они бы уже прошли… но что есть то есть. Он переводит снова плывущий взгляд на Нико: тот выдаёт самую лучезарную улыбку, на которую способен. К счастью, в этот момент, наконец, подоспевает Сантери, улыбается так же ослепительно, добавляя к улыбке короткую, но проникновенную речь и пару дисков; выуживает хер знает откуда маркер и заставляет Моиланена расписаться на обложках. Красавица с хвостом что-то шепчет на ухо смурной коллеге, показывает диск. Та неуверенно улыбается, переводя потеплевший взгляд с фото на парней. Йоэль оглядывает их: Олли нацепил умильную кошачью улыбочку, Томми максимально исполняет плюшевого медведя. Йоонас скалится во все тридцать два, Алекси в режиме Литтл Мэна. Йоэль снова вздыхает, мечтая, чтобы ебаный карнавал улыбок завершился, и его выперли за кордон. Жестоко задерживать его в стране, которую он и так не желает покидать. Они рубят ему хвост по кусочкам… впрочем, это расплата за вчерашнюю отходную. Необязательно было надираться, как в последний раз. Он смутно улавливает перемены к лучшему, но осознаёт, что проходит паспортный контроль, вцепившись в Йоонаса, как утопающий в спасательный круг. Запоминает насмешливые глаза Хлои и восхищённые — её начальницы. Жизнь во всех её проявлениях. — Иди, — шипит Порко, подталкивая его ближе к Алекси, и щебечет с девушками, пока проверяют его паспорт. Йоэль проходит вперёд, держась за его надёжную руку, и, наконец, попадает в короткие, но крепкие объятия Нико. — Мудак, — ласково бормочет тот ему в грудь. — Соберись, ну. Ещё чуть-чуть, и сможешь поспать. — Ладно, — безразлично выговаривает он, прикрывая глаза. Только этого он сейчас и хочет. Сесть в кресло самолёта, оборвать связь с реальностью, очнуться в Хельсинки — от удара шасси о взлётно-посадочную полосу. Вот так, а не по кусочкам. — …Америка не любит его так, как любит её Йоэль. Не так неистово, не безудержно. Он жил бы там. Я не смогу, а он… он да, — доносится до него убаюкивающий голос Нико, тихо говорящего с Алекси, и Йоэль проваливается в сон. *** «Как ты?» «Скучал Знаю, вы вернулись» «Да Готовимся к Айсхоллу Это пиздец И будет пиздец Схожу с ума, если честно» «Ещё бы Кто бы не сходил? Всё пройдёт великолепно Вы достойны Ледового дворца» «Надеюсь Я скучаю, Антон» «И я, малыш Очень» «До Нового года некогда даже вздохнуть» «Мы бы все равно не увиделись» «Почему?» «Я заболел» «Вот дерьмо Я бы всё равно приехал» «Я тронут) спасибо» «Ты же не один?» «Все нормально Тим со мной» «Хорошо Поправляйся скорее» «Я стараюсь Не беспокойся Думай об Айсхолле» Тим с ним. Тим — его Нико? Йоэль нихера о них не знает, и если начнёт об этом думать, свихнётся. Не стоит начинать… не сейчас. *** I’ve died enough for you Он ещё не умирал для него ни минуты. Но в этот вечер со сцены Айсхолла Йоэль поёт именно о нём, не зная почему. This is where we fall apart This is where I'm giving up Он не сдаётся и не уходит. Какого чёрта сердце рвётся сегодня именно на его имени? I'm getting out I'm signing off I'm done with you Не сорвать бы связки. Только не сегодня. Он не понимает, что с ним творится, и пока он на сцене, понять не сможет. Здесь и сейчас — не об этом… You bring your issues I bring the tissues You bring your bad news… …I bring the booze You're self-destructive I'm not in the mood Это же о нём. Он приносит проблемы — каждому, кто рискует сблизиться с ним дальше дружбы. Саморазрушение — он. И он же — мастер разрушать не только себя; всё, чего он касается, превращается не в золото… Йоэль обводит взглядом зал. Тысячи глаз — все они заплатили, чтобы прийти сюда, к их ногам, к его ногам. Они рисуют, поют, танцуют для них, творят и боготворят. Кто-то мнит его богом. Сердце бьётся болезненно и сладко. Ведь это тоже — правда. Не всё с ним кончено, пока они приходят. Всё не зря. So go and mend your broken heart 'Cause this is where I'm giving up Латать разбитое сердце ему не привыкать… Но он не сдастся. *** Йоэлю не удаётся напиться, как и выдохнуть — пока нет. Они слишком много вложили в подготовку к этому шоу. Никто не пьян этим вечером, все безмерно усталы и безгранично довольны собой. Время залечь на дно, зализать раны и переварить успех. До старта новой гонки. Подняв ещё один тост за проделанную на износ работу, парни разъезжаются по домам навстречу каждый своей ночи. Нико ясно даёт понять, что хочет сегодня остаться один. Йоэль предполагает, что он свяжется с Минной… та писала ему перед шоу и поздравила сразу после. Он прижимает Нико к себе, задерживая в объятиях подольше; целует в макушку и шепчет на ухо, как великолепен тот был на сцене. Моиланен порывисто вздыхает, быстро целует его в губы и, не удержавшись, гладит по щеке. — И ты, дорогой, и ты. Все мы. Будь на связи, прошу тебя. — Хорошо, — покладисто кивает Йоэль. — Всегда будь на связи, пожалуйста, — уточняет Нико, вглядываясь ему в глаза. — Хорошо, — терпеливо повторяет он. — Я буду на связи с тобой всегда. — Телефон коротко звякает. — Такси здесь, — бормочет он, открывая сообщение от Алекси. — И моё на подходе, — Нико проверяет приложение. — Люблю тебя, — шепчет ему. — Иди. — И я, — Йоэль срывает ещё один поцелуй и убирается из бара, обуреваемый смешанными чувствами. В машине Йоэль обнимает Литтл Мэна, тот кладёт голову ему на плечо и неотрывно смотрит в окно. Руки бессильно лежат на коленях, и он зачем-то вспоминает, как крепко эти руки хлопали его по спине после концерта. До самого дома они молчат, а дома Алекси разувается, вешает куртку, проходит в спальню и падает на кровать ничком. Чуя неладное, Йоэль бесшумно обходит кровать и опускается на пол с его стороны. Рилла моментально перепрыгивает через хозяина и лижет Йоэля в лицо. — Эй, — он осторожно гладит Алекси по стриженому затылку. — Что не так, малыш? Тот открывает глаза и долго смотрит на него, прежде чем ответить. — Мне нужна передышка. — Нам всем нужна, мы её, наконец, и получили… — Нет, ты не так понял. Мне нужна передышка от тебя. Йоэль замирает от неожиданности, часто моргая. — То есть? — Я устал. Не знал, что так будет. Я вообще себя не знал, пока тебя не встретил. — Алекси… — он складывает руки на краю кровати и упирается в них подбородком. — Йоэль, уйди, пожалуйста. Он теряется, не понимая, куда уйти из собственного дома. До Литтл Мэна тоже доходит, и он добавляет: — Пожалуйста, поспи сегодня на кухне. Или лучше я. — Нет, нет, — спохватывается он. — Спи спокойно. Я там лягу, как скажешь. — Ты — моя Америка, Йоэль, — внезапно говорит Алекси. — Моя бесконечная наркота. — Я люблю Америку, — откликается он невпопад. — А я люблю тебя. А ты теперь любишь Германию, — Алекси невесело усмехается и отворачивается от него. — Мы все её любим, разве… — Йоэль осекается, закусив губу. — А я по-прежнему предан Америке, — глухо отзывается тот. — Но сейчас мне просто нужно побыть дома. Дома. Алекси стал для него домом, а он для него — нет. — Потерпи, завтра поедешь, — тихо говорит Йоэль, намеренно съезжая с метафор в буквальные понятия, и гладит его по плечу. — Я буду скучать, — покорно жмурится, давая собаке снова его зализать. — По вам обоим. Посидев ещё с минуту и не дождавшись ни слова, поднимается и уходит на кухню. Вяло думает сварить кофе, но сначала передохнуть… совсем чуть-чуть. Йоэль садится за стол, роняет голову на скрещенные руки и замирает, слушая, как звенят в ушах отголоски их огненной феерии в Айсхолле. Сердце сладко ёкает от осознания сделанного… Их успех. Их победа. На пределе возможностей, выбиваясь из сил, выворачиваясь наизнанку — и получив такую долгожданную благодарную отдачу. Йоэль вспоминает странные ощущения, когда пел DEFY: словно был под чем-то. Антон тоже поздравил в числе первых, и Йоэль слегка смутился, читая его сообщение, словно тот мог знать, что он испытывал. И в груди разлилось что-то горячее, тягучее и сладкое… Сейчас, наконец, можно выдохнуть. Йоэль уедет в горы и искренне постарается на время выкинуть из головы всё — это уже просто вопрос выживания. Вот-вот закончится бурный две тысячи двадцать второй, и на фанатов обрушится silence, которой они не ожидают... Он слабо улыбается своим мыслям, предвкушая возвращение. Не дойдя до кофе, вырубается, сидя за столом, в темноте и тишине — на изнанке этого невероятного сумасшедшего дня. Просыпается через час или два, морщится от ноющей боли в затекшем вымотанном теле и тащится к неудобному дивану. Перед тем как снова уснуть, прислушивается: в спальне абсолютно тихо. Йоэль утыкается лицом в подушку, глубоко вздыхает и затихает до утра. *** — Мы не можем знать о себе некоторых вещей, пока не воткнёмся в них ебалом, — философски разъясняет Нико, наливая ему кофе. — Вот он воткнулся и узнал. И ты узнал, что от тебя можно устать, моя радость. — Да это не то чтобы новость, — фыркает Йоэль и с наслаждением отпивает. — Я сам от себя устаю. Просто… как-то неожиданно именно от него. Он таки убедил меня, что вывезет всё, я сумел поверить. — Ну это же неправильно, — мягко говорит Нико. — Да знаю, — вспыхивает он. — Я долго не верил, говорю же. Но он… умеет убеждать. В конце концов. Вот и нахуя, блядь, — Йоэль встряхивает головой, досадливо кусая губы. — Никому нельзя верить до конца. Потому что люди сами не знают, к чему придут, и как можно убеждать кого-то в чём-то, если самому в себе уверенным быть невозможно… — Успокойся, — ещё мягче тянет Нико. — Всё нормально. Мы просто живые. Все. Исключений нет. — Или просто горим, — мрачно произносит он и умолкает, сосредоточившись на кофе. Перед глазами Алекси: в дверях, с сумкой на плече и Риллой на руках. Две пары глаз — блестящие тёмные и сумрачные голубые — смотрят на него внимательно и выжидающе. А ему нечем оправдать их ожидания. Он осторожно целует Литтл Мэна в губы, гладит собаку по шелковистой голове. — Я буду скучать, — повторяет сказанное ночью. Не «ждать» — это сказать он не отваживается. — Мы тоже, — Алекси нервно улыбается уголком рта. — Постарайся, пожалуйста, отдохнуть. — Обещаю, — серьёзно отвечает Йоэль. — И ты отдохни. Напиши, как доберёшься. Пожалуйста. Им обоим осталось лишь расшаркаться в полупоклонах. Кто бы мог подумать, услышав их сейчас, как зажигательно они трахаются… В другое время, разумеется. Не когда Алекси от него устал. — Когда тебе вылетать? — он вздрагивает, когда голос Нико возвращает к реальности. — Ночью, — он смотрит сквозь него, всё ещё в плену своих странных мыслей и ощущений. — Ты поговорил вчера с Минной? — Ага, — теперь умолкает Нико, сникнув над своим остывающим кофе. Йоэль не решается расспрашивать. Их всех обуяла гиперделикатность. Действительно пора отдохнуть. В том числе друг от друга. Перевести дух, рассортировать мысли и чувства, осознать желания. Соскучиться. — Пойдём кино посмотрим? — предлагает он, поддавшись спонтанному порыву. — «Титаник»? — с надеждой спрашивает Нико, и Йоэль сдаётся без боя. После фильма они долго целуются, нежась в объятиях друг друга. Никто не сгорает — лишь бесконечное ласковое тепло, призванное согревать их в предстоящей нужной разлуке. Ладони медленно скользят по коже, вбирая это тепло; сердца умиротворённо бьются слаженным дуэтом. Их секс похож на плавный изящный танец; их страсть не изматывает, но наполняет; их оргазм — не вспышка на солнце, но мягкий лунный свет… здесь и сейчас — вот так. Здесь и сейчас — именно так и надо. Йоэль успевает даже вздремнуть, свернувшись всем своим длинным телом под тёплым боком у Нико. Без спешки собрать вещи, вернувшись домой. И вызвать такси намного раньше времени — во внезапном порыве изменив маршрут. Он успеет. «Ты дома?» «Да» «Один?» «Да» «Я заеду?» «Да» — Один? — Антон выразительно поднимает брови. Йоэль только фыркает. — Я ещё не выздоровел, — Антон смотрит на него с ласковым укором, прислонившись к дверному косяку. — Ты уже не заразен, — отрезает Йоэль, бесцеремонно протискиваясь в квартиру вместе с чемоданом. — Переезжаешь ко мне? — улыбается тот, не особенно стараясь отстраниться с его пути. — Пока нет, — хмыкает он. — Еду в горы. — О, — Антон одобрительно кивает, но Йоэль снова улавливает в тёмной глубине его глаз тоскливые отсветы. — Звучит восхитительно. Душа Антона будто фестрал. Однажды разглядев, уже не развидеть. — Да, мне надо, — признаётся Йоэль, не чувствуя ни сил, ни желания отводить глаза. С Антоном нет нужды расставаться, чтобы соскучиться: его и так мало в его жизни. Йоэль хаотично скользит взглядом по квартире и застревает на разобранной кровати, видной в открытой двери спальни. Антон замечает и смотрит туда же, скрестив руки на голой груди. — Ты принципиально дома одетым не ходишь? — с нервным смешком интересуется Йоэль. — Или только когда меня ждёшь? Тот пожимает плечами. — Хочешь, чтобы я оделся? — подходит к нему, внимательно вглядывается, ускоряя его пульс. — Я могу. — Наоборот, — Йоэль кладёт руки на его бёдра, затянутые в узкие джинсы. Сомнительно удобная домашняя одежда. — Я бы снял с тебя лишнее. — Сними, — хрипло говорит Антон, подступая вплотную. Йоэль сдвигает ладони на его зад и прижимает к себе. В штанах болезненно пульсирует. Антон не строит привычных блядских гримас, наоборот: утыкается лбом ему в плечо, едва касаясь руками под курткой. Йоэль на ощупь расстёгивает его джинсы, разворачивает к себе спиной, заставляя упереться руками в стену. Рывком оголяет его до колен. Вытащив из кармана куртки маленький тюбик, щедро увлажняет пальцы и входит ими в него медленно, но решительно. Антон издаёт тихий, протяжный стон, упираясь лбом в руки. Йоэль прерывисто вздыхает, наслаждаясь его видом, дрожащими от нетерпения руками вскрывает упаковку и натягивает резинку. Медлит немного, оглаживая его спину, вцепляется в бёдра и одним плавным движением входит до упора. Антон стонет громче, подаваясь ему навстречу. Йоэль толкается внутрь несколько раз, выбивая из него новые стоны; скользит ладонью по его напряжённому члену. Замирает глубоко внутри, тяжело дыша и прекращая дрочить. — Что-о? — жалобно тянет Антон, пытаясь насаживаться сам. — Всё хорошо, — шепчет Йоэль у него над ухом, прижимаясь к его голой спине. — Ты нужен мне подольше. — О господи, — выдыхает тот со смешком. — Рискуешь опоздать… блядь, Йоэль, пожалуйста! — Что, мой хороший? — Йоэль потирается щекой о его волосы, едва сдерживаясь. — Пожалуйста что? — Двигайся, мать твою, — срывающимся голосом просит тот, вжимаясь задом ему в пах. — Продолжай, ну, хочу, чтобы ты кончил, хочу кончить с тобой, трахни меня, блядь, — он выговаривает всё это, задыхаясь от желания, Йоэль чувствует его пульсацию под пальцами. — Как скажешь, — улыбается, прикусывает его за плечо, выпрямляется и вколачивается в него по самые яйца, быстро двигая ладонью по вздрагивающему твёрдому члену. — Как скажешь, — повторяет, и срывается на стон, когда Антон сжимает его внутри, вскрикнув; и по пальцам течёт горячее и липкое; и Йоэль изливается сам, вцепившись в него, чтобы не упасть, когда в ноги ударяет блаженная слабость. До кровати они так и не дошли. Кое-как отдышавшись, Антон отталкивается от стены, выпрямляется и прижимается к нему. Йоэль выпускает разрядившийся член, ведёт ладонью по его животу и груди, размазывая сперму. Тот судорожно вздыхает, ловит его руку, тянет к губам и медленно облизывает пальцы. Йоэль прижимает его к себе свободной рукой, трётся щекой о шелковистые волосы, втягивает ноздрями знакомый парфюм. — Пойдём в душ, — шепчет ему на ухо и целует в шею. Тот идёт за ним покорно, держась за его руку, словно не у себя дома, а у него. Йоэль чувствует себя викингом, захватившим чужую территорию, и это приятное чувство. Он не знает, как долго Антон пробудет в этой нежной беззащитной фазе; и не обманывается насчёт степени своей призрачной власти. Просто кайфует от того, что в руках прямо сейчас. Он получает новое удовольствие в душе, скользя ладонями по его намыленной гладкой коже, оглаживая рельеф мышц, задевая пальцами розовые соски. Целует его пухлые губы; разглядывает длинные ресницы, слипшиеся мокрыми стрелами, часто моргая от попадающей в глаза воды. С наслаждением подставляется его ответным жадным касаниям. Тела отзываются на новые ласки, Йоэль не хочет останавливать Антона, когда тот опускается на колени и берёт в рот его привставший член. Опирается спиной на стену, гладит его по мокрым потемневшим волосам, слегка подталкивает к себе и постанывает, теряясь в ощущениях. Спускает ему в горло, заворожённо наблюдая, как тот сглатывает всё; опускается на дно ванны и мягко толкает, заставляя вытянуть ноги — насколько это возможно. Обхватывает его член и дрочит, не сводя глаз с его лица, ловя себя на ощущении, что не ищет больше сходства с Нико. Словно это блядское сходство выполнило некую миссию, приведя его к нему, и теперь уходит в небытие. Антон захлёбывается воздухом, слегка выгибаясь навстречу его руке, и снова кончает; струи воды моментально смывают сперму, создавая иллюзию чего-то нового и чистого. Йоэль не обманывается и здесь. Всё, что он делает сейчас, бесконечно далеко от чистоты и света. Но ему так кристаллически плевать, что свет, преломленный этими фантомными кристаллами, вполне заменяет несуществующий. — Я уже по тебе скучаю, — выдыхает Антон, без сил откидывая голову на бортик ванны. — Ты здесь, касаешься меня, но будто призрак, тебя не удержать в руках, вообще, никак. — Это что за откровения? — улыбается Йоэль, поднимая брови. Тот пожимает плечами, не желая подхватывать шутливый тон. — Не знаю, — Антон с силой проводит по лицу обеими руками, встряхивает головой. — Я становлюсь зависимым от тебя. Мне это не нравится, я забыл, каково это, и вспоминать не хотел. — Ну… — Йоэль не находится с ответом. — Не уверен, что могу на это повлиять. — Не можешь, конечно, — Антон смотрит на него с тоской, кусает губы. — Прости, не знаю, что несу. Сбой в матрице… это всё болезнь, — он криво улыбается и глубоко вздыхает. Йоэль видит, как тот возвращает свою маску. Кожей ощущает, как жалеет о показанной слабости. И собственные чувства от этой интимной картины сбивают с толку. Ему нравится чувствовать свою власть над этим красивым, сильным и волевым мужиком. Но что-то вроде сожаления отравляет эту радость. Он понимает, что может сломать и его… не сразу, не быстро, но вполне способен. Заставить потерять себя в нём. Если задаться целью, а есть ли она — он не знает. Ему словно дали доступ и пароли к чужой жизни. Но он уже видел, к каким поломкам приводят его неосторожные игры. И нет его особой заслуги в этих завоеваниях: ему просто повезло быть таким, какой есть, и возбуждать в людях сильные чувства самим фактом своего существования. А значит и особого веса его победы над чужими душами не имеют. — Ничего, — он заставляет себя улыбнуться в ответ и не обращать внимания на горечь, разъедающую его собственную душу. — Ты поправишься. Как по мне, ты вполне уже здоров, — он подмигивает и ухмыляется шире, с облегчением видя искорки веселья в тёмных глазах. — Будешь на связи? — без особой надежды спрашивает Антон, следя, как он скручивает в небрежный пучок взлохмаченные волосы перед зеркалом. Йоэль заканчивает и смотрит на него, склонив голову. — Буду, — отвечает, наконец, осознавая, что да: будет и ответит на его сообщения, потому что и сам по-прежнему зависим от этого странного парня. И не хочет расставаться с этой зависимостью… даже если бы умел этим управлять. Антон молча подходит к нему и целует, обвивая руками шею; целует долго и отчаянно, словно стремится оставить на его губах невидимую другим печать. — Я… — начинает он и снова осекается, будто налетев на преграду. — Что? — шепчет Йоэль чуть слышно, замирая, и вглядывается в его глаза, не зная, чего боится сильнее: того, что Антон, наконец, договорит или что опять не закончит. Сейчас никто и ничего не мешает тому сделать это. — Я… — тот смотрит в ответ, так же пристально и до дрожи пронзительно. — Иди. Иди, пожалуйста, иначе опоздаешь на свой самолёт. Антон отступает на пару шагов, пряча за спиной руки, и дёргает головой, будто отгоняя непрошеную боль. Йоэль хмурится, бессознательно поджимая губы. — Такси ещё не… — сигнал приложения обрывает его, Антон кивает. — Уже да. Иди, Йоэль. Оставь мне шанс не подохнуть очередной твоей жертвой — Удачного полёта и мягкой посадки. Береги себя. — Ладно, — он открывает дверь, задерживается на пороге пару секунд и решительно выходит, чувствуя обжигающий взгляд в спину. Щелчок замка, и оглушительная тишина окутывает лестничную площадку и сознание. Йоэль ждёт лифта, невидяще пялясь на своё размытое отражение в никелированных дверях. И когда они закрываются за ним, успевает услышать глухой удар. Так звучит боль — кулаком по двери. И долго ноет потом в разбитых костяшках. Он вздрагивает, потому что слишком хорошо это знает. Этот удар снова и снова разносится эхом по коридорам разума, говоря больше любых слов, когда он едет в такси, когда пьёт кофе в аэропорту, рассеянно глядя сквозь тёмные очки на снующих вокруг людей. Массовка к драме «Жизнь и косяки Йоэля Хокки». Таков путь. Он сам его выбрал, сам по нему идёт. И не желает никаких других путей, и не променял бы его ни на что. Устроившись в кресле у иллюминатора, Йоэль просит бокал белого вина и улыбается стюардессе. Он чувствует: отдых начался. Flatline.