***
Чанбин ненавидит педиков. Ненавидит за смазливые мордашки, манерные речи, обтягивающую одежду… Ненавидит за то, что один такой пидр с бабской чёлкой и джинсами в обтяжку разрушил его семью. Ненавидит за то, что, когда эта тварь уходила вместе с молчаливым, нервным отцом, умудрилась напоследок похлопать тогда ещё пятнадцатилетнего Бина по щеке да прощебетать совсем по-девчачьи: «Не расстраивайся, малыш, твой папа обязательно будет тебя навещать». «Надеюсь, не с тобой, мразь», – процедил тогда Со. Тогда отец впервые поднял на него руку. И это было ещё одним поводом ненавидеть педиков – один из них стал для отца дороже, чем он. Чанбин. Его единственный сын. Из-за какого-то пидора папа, столь любимый, столь родной - сделался чужим. Когда он уходил тогда из дома, то лишь холодно процедил своему ухожору: «Не прикасайся к нему», а потом ушел… Навсегда. Чанбин ненавидит педиков, а Ли Феликс(его однокурсник) – педик. И это причина ненавидеть Ликса. Кажется, у них это взаимно. По крайней мере, Ли вечно ёжится, опуская свои совершенно по-пидорски голубые глаза, при встрече со старшим. Тот не против. Он очень даже за. Ему кажется, что, выливая тонны яда, сарказма и ехидства на этого долговязого худощавого парня, он мстит отцу. Мстит любовнику отца. Мстит этим джинсам в облипку и дурацкой чёлке.***
Чанбин бросает сигарету на асфальт, стоит ему заприметить Ли. Тот в своём чёрном пальто (оно тоже кажется Чанбину совершенно пидорским) шагает по улице, пинает ногами, обутыми в высокие кеды, мелкие камешки и покачивает головой в такт музыке – Феликс вечно в наушниках. Со хмыкает, смотрит на тлеющий бычок, а потом шагает к юноше. Ликс вздрагивает, узнав однокурсника, вытаскивает из ушей наушники и интересуется недовольно: – Чего тебе? – Я… Мне… – Чанбин как-то совершенно не по-мужски теряется, смущается (и сам не знает, какого чёрта), смотрит на носки своих тяжёлых кроссовок, лихорадочно пытаясь понять, почему он подошёл к сокурснику. Феликс тихо хмыкает, склонив голову набок, а потом проходит мимо. Чанбин приходит в себя лишь через пару минут; вытаскивает из кармана телефон и, осознав, что пара начнётся через десять минут, спешит к дверям института, за которыми только что скрылся Феликс.***
Он сверлит спину парня, сидящего за первой партой, тяжёлым взглядом всю пару. Слушать препода совершенно не хочется, тот нудит о чём-то своём, сейчас далёком и глупом. Чанбин совершенно точно ненавидит Феликса. НЕ—НА—ВИ—ДИТ Это слово отпечатано в сознании и полыхает красными буквами каждый раз, когда Чанбин видит Ликса.***
Феликс – педик. Открытый и убеждённый. Он с завидной регулярностью меняет парней (и Чанбин сам не понимает, почему так злится, замечая, как Феликс уходит из универа с очередным смазливым мальчиком под ручку). Не боится гопников и гомофобов… В общем, олицетворяет собой всё то, что так раздражает старшего. Бин ненавидит чувство, которое испытывает, замечая, как младший целует нового белокурого первокурсника, как шепчет ему что-то, при этом – Чанбин совершенно точно уверен! – ехидно улыбаясь. Бину кажется, что Ли подначивает его, сознательно доводит до крайностей, смеётся над ним. Чанбин ненавидит, когда над ним смеются. Ненавидит потому, что в детстве, не умея отвечать на колкость колкостью, становился объектом насмешек: из-за роста, из-за чересчур бледной кожи, из-за слишком высокого для юноши голоса… Чанбин ненавидит себя за то, что так похож на грёбаного педика. И за то, что опять сверлит взглядом затылок Ликса, а когда тот поворачивается, торопливо переводит взгляд на висящие на стене часы и отчаянно краснеет.***
Он снова стоит, прислонившись к стене универа, и выкуривает очередную сигарету. Парень не помнит, когда начал курить – кажется, как раз после ухода отца. Во всяком случае, легче всего обвинить и в этой пагубной привычке того пидора. Бин тяжело вздыхает, вытаскивает телефон, смотрит на время и раздражённо шипит, потому что: «Где черти носят этого пидора?!» Для того, чтобы успокоиться, требуется несколько минут. Чанбин тяжело выдыхает, проклиная свою импульсивную натуру, и нервно вжикает замком на кожаной куртке, то и дело снова и снова вытаскивая телефон, чтобы убедиться, что прошла пара минут. Феликс, наконец, появляется. Что удивительно – один. Чанбин шагает к нему, безжалостно наступая обутыми в кроссовки ногами на осенние листья; те трещат и рвутся, оставаясь на асфальте золотыми и красными пятнами. Со и сам понимает, что листья ему вообще не сдались, что он попросту волнуется, как первоклассник на первом занятии. Но поделать с собой ничего не может. Феликс не выглядит удивлённым. Он хмыкает, выгибает аккуратно выщипанную бровь (Чанбину думается, что это совершенно по-пидорски), а потом, демонстративно смахивая с пальто несуществующие пылинки, интересуется: – Что ещё? – Каково быть педиком? – Чанбин даже не смеётся и не язвит. Ему правда интересно. Правда, о том, что такой вопрос выглядит слишком странным, студент не думает. Он смотрит на явно опешившего Ли, нервно выстукивает ногтями по корпусу телефона и кусает губы. Хочется крикнуть Феликсу, чтобы он, наконец, зашевелил извилинами и ответил, потому что у него, Чанбина, время не резиновое, и времени этого не так уж много. Но почему-то он молчит, только сжимает телефон в ладони так, словно бы намеревается сломать. Феликс усмехается по-мальчишечьи, хватает Чанбина за рукав и тянет куда-то. Заинтригованный юноша следует за сокурсником. Когда его толкают в тёмный переулок, и лопатки обжигает лёгкой болью близость стены, Чанбин непонимающе смотрит на Ликса, только в этот момент замечая, насколько тот высок. Почему-то это сердит Со, и он хочет оттолкнуть парня, заявить, что тот, видимо, совершенно сбрендил, растерял все свои пидорские мозги, но… Чанбин элементарно не успевает. Феликс целует его, попутно заводя руки за голову и сжимая запястья так, что у старшего - нет ни шанса вырваться. Чанбин мычит, мотает головой, пытаясь отстраниться, даже кусает Ликса за губу, но тот и не думает останавливаться. Одной рукой продолжая удерживать руки, другой же - он с силой сжимает его подбородок, раздвигает языком губы юноши, углубляя поцелуй. Чанбину не хочется отвечать. Ему хочется сломать Ликсу нос, а потом… Мысль обрывается, и Бин стонет, когда Ли сжимает маленькими аккуратными пальцами его пах через ткань джинсов; его подбородок больше не фиксируют, и Чанбин может в любой момент отстраниться. Но почему-то не делает этого. Когда Феликс отстраняется от него, тяжело дышащего, напряжённого, находящегося в полнейшем душевном раздрае, Чанбин поднимает злой взгляд на юношу и всё-таки исполняет своё маленькое желание. Удар выходит слабоватым, его последствие – красное пятно на щеке Ликса. Младший фыркает, потирает щеку, а потом улыбается довольно: – Ну? -хмыкает он. -Узнал, каково быть педиком? – Блять, –шепчет Бин, прижимаясь затылком к холодной стене. Он комкает собственную куртку, то расстёгивая, то застёгивая замок, и повторяет, будто бы одного раза мало: – Блять. Блять. Блять, блять, блять, блять, блять, блять… Феликс смеётся заливисто, и, глядя на него, Чанбин думает, что этот долговязый парень вовсе не выглядит на свои двадцать два. Ли ловит его взгляд, склоняет голову набок, снова улыбаясь, и Чанбин морщится, переключая внимание на руки сокурсника. Они ухоженные, с коротко подстриженными ногтями, а пальцы тонкие, не длинные. Ли терпеливо ждёт, пока Чанбин насмотрится, а тот не находит в себе сил поднять глаза, встретиться взглядом с парнем, который только что его… Он снова матерится, обречённо прижимая руку ко лбу, а потом вздыхает и трёт собственные губы, на которых, кажется, остался едва заметный привкус мяты – Феликс просто, постоянно жуёт «Lotte Gum». Чанбин всё же поднимает глаза, смотрит на Ликса растерянно, а потом шепчет, готовый снова ударить сокурсника за то, что он, Чанбин, говорит это: – Я, кажется... Мне понравилось. Феликс смеётся, приближается – и Чанбину кажется, что даже стена должна загореться от жара тела сокурсника. Ли склоняется к самому уху старшего и шепчет, обдавая горячим дыханием: – В таком случае, могу я пригласить тебя на свидание? – Да пошёл ты нахуй, – зло огрызается Бин и вскидывает вверх средний палец. Ликс хмыкает, отпуская его, и юноша, взбешённый, разозлённый на самого себя, мчится прочь. Домой. Он напрочь игнорирует окрик матери, проносится по коридору, скидывая кроссовки, и заваливается на кровать в своей комнате. В висках пульсирует тупая боль, и хочется взвыть от всей херни, что свалилась на него. Чанбин трёт глаза, садится, начиная раздеваться, а потом залезает под одеяло. Ему долго не удаётся уснуть.***
Феликс не зовёт его на свидания. И продолжает хмыкать насмешливо в ответ на «пидора» из уст хёна. Вот только... После занятий он каждый раз, неизменно затягивает в какой-нибудь переулок и целует так... Чанбин матерится, нервно курит, костерит Ли на чём свет стоит, а потом закидывает в рот жвачку после занятий, потому что Феликс обязательно его поцелует. И Чанбину это нравится. «Может быть...» думает он, вплетая пальцы в волосы парня и притягивая его к себе во время очередного поцелуя, однажды об этом узнает и сам Феликс. А пока… А пока Чанбин снова матерится, курит, игнорирует недовольное «Хватит дымить» – и выбрасывает переставшую быть жизненно необходимой сигарету, как только Феликс не может его видеть. «Наверное,» делает он пометку в собственном сознании «всё таки педик, который лишил меня отца, и Феликс – это совершенно разные категории пидоров». Когда Ликс зовёт его на свидание снова, а это случается спустя два месяца их своеобразных отношений, Чанбин с сожалением смотрит на почти полную пачку сигарет, вздыхает, выбрасывая ту в ближайшую урну, и пожимая плечами, счастливо улыбается. - Пошли.