Поцелуй

1. Гас замечает, что Хантер ворочается в спальнике слишком уж беспокойно. То есть, беспокойно даже для Хантера — тот и обычно спит чутко, вздрагивает от шагов на этаже сверху и замечает скрип пружин на диване Гаса. Гас вот до сих пор не был в курсе, что диван скрипел, хотя, конечно, разобрать его и посмотреть внутренности казалось заманчивым. Быть такого не может, чтобы диван оказался совсем неживым, а вместо ребер там были какие-то… пружины. Люди странные. Впрочем, сейчас Хантер не спит, это видно, а ворочается все равно. Рядом с его головой лежит «Космический рубеж», заложенный на середине полароидным снимком. Гас видит только краешек фото, но помнит его — совсем свежее, Хантер сидит за швейной машинкой, сосредоточенный и похожий на старого себя, ещё времён Ковена. — Эй, — Гас решается спросить друга, в чем дело. — Ты в порядке? Опять вспомнилось старое? — А? Что? — Хантер приподнимается, садится на полу. — Нет, нет, все нормально. Потом он подползает к дивану прямо в спальнике и говорит шепотом, еле слышно: — Слушай, Гас. Ты же специалист по людям, да? Гас кивает, ещё не понимая, к чему клонит Хантер. На всякий случай он готов к длинному, сложному, непонятному разговору про прошлое Хантера — о том, что его друг на самом деле гримволкер, а значит, в какой-то степени и сам человек. Но Хантер спрашивает совсем о другом. — Я тут наткнулся в «Рубеже» на один момент… можешь посмотреть и прокомментировать? Книга, заложенная полароидом, открывается на моменте флешбека капитана Эйвери. Перед полетом капитан прощается с женой, этот момент Гасу не очень понравился — показался картонным и напыщенным. «…и когда капитан поднимался внутрь корабля, он все ещё чувствовал на своих губах вкус губной помады Амелии — сладковатый и отдающий вишней». Да, товарищеские отношения определенно удавались автору «Рубежа» лучше. — Ну, я читал. А что ты хотел спросить? — говорит Гас таким же шепотом, как Хантер до этого. — Поцелуй. Это же какая-то тема из человеческой фантастики, да? Или там… не из фантастики, но чисто человеческая? Гас пару секунд смотрит на Хантера, не понимая, насколько тот серьезно. — В смысле? — Чисто гипотетически, — предваряет Хантер свои следующие слова, и Гас заранее готовится к тому, что сказать Хантер может что угодно. — Если ведьмы… или колдуны… в общем, целуют друг друга… То есть не целуют, но, в общем, если один коснулся губ второго своими губами… То это же просто дружеский жест, да? Гас понятия не имеет, как Хантер дожил до шестнадцати лет в таком неведении. — Не, поцелуи — это не только для людей. Так в целом все делают. Ну не то чтобы я делал, но на Кипящих Островах так точно делают. Ответ получается дурацким и скомканным, но кажется, Хантеру хватает. — Спасибо, — говорит он торопливо. Гас видит, как тот обратно зарывается в спальник и что-то шепчет сам себе. Кажется, слова «какой же ты идиот». Флэпджек утешающе щебечет в ответ. «Ладно», — Гас сам заворачивается в одеяло, отцепив перед сном зеркальце и положив его под подушку. Если Хантер захочет ещё что-то спросить, Гас всегда рядом, а влезать в чужую душу без разрешения и так получается чаще, чем хотелось бы. Но когда же тот все же расскажет Гасу и остальным про гримволкеров? Если даже Гасу не по себе смотреть, как мучается Хантер, каково же приходится ему… 2. Хантер даже не замечает, что его сфотографировали, пока Уиллоу не говорит: — Привет. Только тогда он отрывает взгляд от джинсов, к которым только что пристрочил ещё одну нашивку — четырехлистный клевер, похожий на голову салатного демона с островов. Хантер понятия не имеет, зачем этим джинсам столько нашивок и наденет ли он их когда-нибудь, но пока получалось неплохо. Безумно, но неплохо. — О, привет, — он поднимает голову на Уиллоу и чувствует, как мгновенно теплеют уши, хотя в их с Гасом комнате в подвале обычно прохладно. Титановы кости, Уиллоу в их комнате! Хантер шарит взглядом, проверяя, не осталось ли где грязных носков или чего похуже — например, его дневника, открытого на какой-нибудь компрометирующей странице. Нет, все чисто. Он снова смотрит на Уиллоу. — Эээ… Как дела? Она улыбается. Неудивительно, она всегда улыбается — это же Уиллоу. Он улыбается в ответ. Здесь, в человеческом мире, он как-то забыл о том, что улыбка — это признак слабости, а щель между зубами — вечный источник переживаний на тему «я недостаточно идеальный, у настоящего Золотого Стража наверняка были бы безупречные зубы». Может, не прятаться под маской и выглядит безрассудным… Но в безумном человеческом мире, где разрешены даже жирафы, безрассудность как будто только поощряется. — Всё хорошо, вот, пополняю альбом с фотографиями, — Уиллоу машет в воздухе квадратиком полароида, пока ещё белым, не до конца проявившимся. — Тебя за машинкой я ещё не фотографировала, а ты за ней постоянно… Так что вот, пришлось наведаться к вам. Это ничего? — Конечно, ничего! Ты заходи. Гас тоже не будет против, — быстро ответил Хантер. Он понимал, что по комнатам они расселились по понятному и очевидному в мире людей признаку, мальчики направо, девочки налево, но… Всё-таки было бы круче, если бы все из Изумрудных Внутренностей жили вместе. Просто круче. Уиллоу кивает. Потом подходит совсем близко к машинке, а значит, и к Хантеру тоже совсем близко. Пододвигает табуретку, садится рядом. — У тебя уже так здорово получается. — Спасибо, — Хантер чувствует, что теплеют уже не только уши, но и щеки. — Хочешь, я тебе что-нибудь тоже сделаю? Он отвлекается от машинки и поворачивает голову в сторону Уиллоу. — Хочу! — отзывается она. — Я подумаю. Может быть, к Хэллоуину. Хантер одновременно будто слышит её и не слышит. Ему кажется, будто он никогда не видел Уиллоу прежде. То есть видел, конечно, но сейчас он глаз не мог оторвать. Будто все черты Уиллоу сливались в общую картину, гипнотизирующую его. — Капитан… — нерешительно говорит Хантер, не зная, что он вообще хочет сказать. Уиллоу смотрит на него и тоже молчит. И вдруг — резко подаётся к нему — и быстро, незаметно почти, касается его губ своими. И отстраняется так же мгновенно, сразу заводит разговор о чем-то бытовом, покупках и списке дел, а Хантеру остаётся только кивать, растерянно и ошеломленно, и чувствовать, как жар накрывает его целиком, куда там ушам или щекам. Только когда он натыкается в книге на сцену прощания, он понимает — но все ещё не может поверить до конца. 3. Уиллоу не против ждать. Сначала ждать было страшновато и неловко. Как будто Хантер, не ответив взаимностью, сразу же стал вести себя так, словно ничего не произошло. Как будто она не заслуживала ответа. Но уже через несколько дней после этого Гас всё ей объяснил, закатывая глаза и театрально вздыхая. — В общем ты это, не переживай. Ты ему точно нравишься, просто он реально немного идиот. — А кто бы не был идиотом с таким дядей? — с облегчением ответила Уиллоу. — Да все были бы, — хмыкнул Гас и на этом вопрос сочли решенным. Но на Кипящих Островах все её старые сомнения возвращаются. Хантер практически не обращает на неё внимания. Уиллоу понимает. Ей всегда приходилось понимать, в конце концов. Быть кем-то, кто терпеливее, сильнее, вежливее. И кроме того, Хантер пережил такое… Было бы свинством жаловаться на то, что он почти не замечает Уиллоу. И она держится, и иногда почти получается отогнать страхи — например, когда он спасает её от слуг Коллекционера, вталкивая в проход между домами и прикрывая собой. Тогда она думает, что все уже почти совсем хорошо. Но потом все наваливается одно за другим, и выдохнуть получается только вместе со слезами — после того как Хантер золотистой молнией срывается ей на помощь и спасает её снова. Он смотрит на Уиллоу и ей уже практически неважно, что он всё ещё не вернул ей тот поцелуй, первый и неловкий. Уиллоу не против ждать — теперь действительно не против. Но ждать не приходится. Когда в разгаре боя Хантер подхватывает её на руки, Уиллоу ощущает краткое, мгновенное тепло на щеке. Больше, конечно, никто не успел этого заметить, все были слишком поглощены сражением. Но она заметила. А поговорить об этом можно будет и потом.