That's how you sound

Отпустив своего последнего студента пораньше, Тенма тяжело вздыхает и устало потирает подбородок, ощущая на кончиках пальцев колкую щетину, и думает, что завтра обязательно нужно побриться. Последние пару месяцев были очень непростыми и при взгляде в зеркало Кензо казалось, что внешне он прибавил не меньше лет десяти, однако привести себя в порядок не было ни времени, ни особого желания, поскольку даже выходные дни больше не являлись временем полноценного отдыха. Напряженная работа над репертуаром грядущего гала-концерта, который, впрочем, не отменял и сопутствующих преподавательской деятельности пианиста обязанностей, не давала сделать ни единого спокойного вдоха, и мужчина время от времени ловил себя на том, как задумчиво напевает мотивы всех заученных наизусть композиций. Еще немного и Тенма точно переедет жить в свой кабинет в консерватории, поскольку дорога от дома и обратно занимала слишком много времени, которое можно было потратить на пребывание в тишине и, возможно, сне. Однако сегодня, как бы это ни было удивительно, его напарник по сцене не вписал в планы мужчины очередную репетицию, а потому вечер мог считаться свободным и теперь единственной задачей Тенмы осталось как можно скорее покинуть учебное заведение, постаравшись не попасться своему напарнику на глаза. Проверив наручные часы, мужчина отмечает, что занятия скрипача должны закончиться с минуты на минуту, и начинает торопливо собирать свои вещи, а после выходит в коридор, попутно размышляя о том, с какой стороны ему лучше спуститься на первый этаж, чтобы остаться незамеченным. Развернувшись обратно к кабинету, Кензо закрывает дверь легким толчком и в следующее же мгновение отскакивает назад, коротко вскрикивая -Йохан! Прямо перед ним оказывается один из студентов консерватории. Он неподвижен, словно является лишь искусно изготовленной восковой скульптурой, но стоит взгляду его голубых глаз встретиться с растерянным взглядом пианиста, как юноша оживает и на лице его появляется мягкая улыбка. -Вас так легко напугать, профессор Тенма. В голосе его слышатся озорные, насмешливые нотки, а в голове мужчины громовым раскатом проносится осознание утраты столь желанного спокойствия. Ведь теперь перед ним стоит настоящий монстр. Всегда внезапен и совершенно неотвратим- появляется будто из ниоткуда, опережая пианиста на несколько шагов, и каждый раз без особых усилий выбивает Кензо из душевного равновесия. Если бы юноша был музыкой- непременно звучал бы как “Зимний ветер” Фредерика Шопена. Йохан оказывается рядом и все естество мужчины переворачивается с ног на голову, вынуждая его совершать отчаянные попытки ухватиться за ускользающую от него ясность мысли. Йохан оказывается рядом и сердце Тенмы вновь принимается отыгрывать “Кампанеллу” Паганини, резонируя по всему телу звонкими отзвуками волнения, смешанного с замешательством и настороженностью, что взрываются подобно фейерверку и распадаются на сотни мерцающих искр. Йохан оказывается рядом и Кензо понимает- ему не сбежать. А Либерт в свою очередь не сводит с Тенмы внимательного взгляда, цепляясь им за каждую деталь во внешности мужчины: за слегка потемневшую кожу под глазами, за тонкую прядь волос, спадающую на его лицо, за пробивающуюся на линии челюсти щетину. Он выглядит все таким же уставшим, и под ребрами юноши возникает колкое сожаление, но в то же время Йохан ощущает, как все его сознание окутывает волнительное воодушевление от новой встречи с преподавателем фортепиано. С их последнего разговора прошло чуть больше суток, однако даже столь короткого промежутка времени было достаточно, чтобы вызвать в юноше острое желание вновь увидеть свое собственное отражение в глазах пианиста. В тот день он позволил себе отступить, не договорившись с мужчиной о дате следующей репетиции, и из-за этой маленькой слабости Йохан мог упустить возможность поймать Кензо до того, как он покинет учебное заведение. Но Либерт умел договариваться и навык этот в сочетании с гуманностью его преподавателя по специальности позволили юноше раньше времени оказаться возле двери, на которой висела позолоченная табличка с надписью “Кензо Тенма. Фортепиано”. И теперь, наконец, встретившись с ним, Йохан чувствует, как внутри расцветают его личные «Грезы любви». Изящная, завораживающая мелодия чувств, которая охватывает его целиком, не позволяя оторвать взгляда от причины ее появления. Музыканты какое-то время смотрят друг на друга, пока мужчина, не выдержав обостренного пристальным взглядом юноши молчания, не произносит. -Ты разве не должен быть на занятии? В голосе его слышится надежда, будто сказанные слова могут волшебным образом изменить ход событий и Тенма тут же мысленно ругает себя за опрометчивость в выражении своих эмоций перед Либертом. -Я был, но ради Вас договорился уйти немного раньше. Интонация Йохана же неизменно иронична, с нотками легкой усмешки, проникающей Кензо под кожу, словно колкие иглы. -Правда? И что же тебе от меня нужно? Теперь мужчина старается звучать непринужденно, не выказывая ни усталости, ни нервозности, дабы не подпитывать и без того распаленный энтузиазм молодого музыканта. Хотя Тенма был знаком с ним достаточное количество времени, чтобы быть уверенным- если Либерт поставил перед собой какую-либо цель- для ее достижения не существовало никаких преград. Да и сам вопрос можно считать риторическим, поскольку, как показала практика их общения, студенту всегда было что-то нужно от мужчины. И в то же мгновение, как Кензо задает его, в голове Йохана взметается ураган всех возможных вариантов ответа, очередной порыв навязчивых мыслей, что раз за разом стремятся быть озвученными, стоит юноше только посмотреть на преподавателя фортепиано. Он думает Я хочу поиграть вместе с Вами. Может, ему стоит предложить Давайте сходим куда-нибудь вместе. Йохан хочет сказать Вы мне... Он мог сказать так много, подобрать одну или несколько из пришедших на ум фраз, ведь, произнесенная юношей, любая из них прозвучит для Кензо достаточно колко, чтобы Йохан смог увидеть такое очаровательное смущение на его лице. Однако как бы разнообразны и привлекательны ни были все возможные варианты, он подбирает наиболее привычный для Тенмы ответ. -Полагаю, Вы достаточно умны, чтобы самостоятельно догадаться о моих намерениях. Брови Кензо сдвигаются к переносице и взгляд опускается на блестящий в искусственном свете ламп скрипичный футляр, который студент держит за спиной. -Мы не договаривались сегодня репетировать. Пианист возвращает свое внимание к двери и, стараясь придать себе как можно более невозмутимый вид, закрывает кабинет на ключ, после чего разворачивается и направляется вдоль по коридору к выходу с этажа. А Йохан немедля ни секунды идет за ним. Вся программа предстоящего им концерта была выучена наизусть и в совершенстве отыграна еще месяц назад, хотя в такой спешке не было необходимости. Музыка, вне всяких сомнений, была для Тенмы делом всей жизни, однако даже его студенческие годы, а после и практика преподавателя в консерватории не требовали от него столько отдачи, сколько требовал Йохан. Казалось, что скрипач вовсе не был знаком с такими словами как "усталость" и "перерыв", и Кензо не мог не поражаться неисчерпаемой выносливости юноши. Репетиции могли длиться часами и не редкостью были случаи, когда оба музыканта покидали консерваторию после захода солнца, но и тогда Либерт не испытывал особого дискомфорта, а даже наоборот, словно становился лишь активнее. И этот упорный энтузиазм всегда отражается в музыке студента. Слушая его игру, Тенма отчетливо улавливает какой-то стремительный порыв в каждой ноте, что срывается со струн его скрипки, словно Йохан не просто отыгрывает написанное в партитуре произведение, но вкладывает в него нечто, что сокрыто от восприятия взглядом. И пусть Кензо не всегда удается понять замысел скрипача- это нисколько не умаляет того пленяющего воздействия, что оказывает на него игра Либерта. Иногда ему кажется, будто юноша и вовсе не может жить без своего инструмента и музыки, которую он исполняет. И от того столь противоречивыми являются время от времени посещающие мужчину мысли о том, что скрипач так усерден исключительно ради того, чтобы забрать себе как можно больше свободного времени самого Тенмы. Ведь не может же Йохан быть настолько идейным. Поравнявшись с Кензо, Либерт склоняет голову немного вниз и набок, смотря на профессора исподлобья. -Неужели Вы не сделаете маленькое исключение ради меня? Тенма же задирает подбородок и опускает на студента деланно безразличный взгляд, вспоминая каждый раз, когда скрипач ловил его в коридоре, встречал возле дверей кабинета, ждал после занятий, а пианист уступал ему, соглашаясь играть с ним. -Для тебя в последнее время и так слишком много исключений. Йохан еле слышно усмехается и его брови вздрагивают, слегка приподнимаясь и придавая лицу юноши совершенно невинный вид. -Не будьте так строги ко мне, профессор, мы же напарники. И Кензо хочется ответить Да, в этом и заключается основная проблема. Небольшое затруднение. Тупик, в который он загнал сам себя. Его неразрешенная дилемма, что подобно тени следует за ним с того самого далекого дня, когда Тенма встретил молодого скрипача. Когда преподаватель скрипки Вольфганг Гриммер постучался в кабинет пианиста, прося его о небольшом одолжении. Когда Кензо неохотно, но все же согласился на него, потому что просто не мог отказать своему хорошему другу. Когда шел вслед за ним по коридорам консерватории знакомиться со студентом, с которым Тенме предстояло выступить на грядущем концерте в роли аккомпаниатора, временно заменив собой его очень некстати заболевшего напарника. Когда слушал пение скрипки, исполняющей “Ноктюрн №20 До-диез минор" Шопена, что становилось все громче с каждым шагом, приближающим пианиста к кабинету Гриммера. Когда тот открыл дверь, впуская Тенму в залитое золотым светом осеннего солнца помещение. Кензо помнил каждое мгновение их с Йоханом встречи так, словно она была покадрово записана в его голове, подобно кинопленке: Стоило ему сделать первый шаг, переступая порог кабинета, как юноша тут же перестал играть и, опустив смычок вниз, обернулся. Свет солнечных лучей скользнул по его коже и волосам янтарными бликами, придавая образу скрипача очаровательное сияние, что мгновенно отразилось где-то внутри Кензо короткой, но такой яркой вспышкой. Йохан бросил на Тенму совершенно непроницаемый взгляд, не выражающий и толики заинтересованности в знакомстве с ним, однако уже спустя всего пару мгновений на губах его появилась мягкая улыбка и глаз коснулся слабый прищур. Студент переложил свою скрипку во вторую руку и протянул освободившуюся ладонь мужчине, произнося -Йохан Либерт. Рад встрече, профессор. И пианист взял ее в свою руку, крепко пожимая. -Кензо Тенма. Взаимно, Йохан. Кожа юноши была грубой на кончиках пальцев и немного прохладной от легкого осеннего ветра, проникающего в кабинет через приоткрытое окно. Мужчина помнит эти ощущения и сейчас. Даже спустя время воспоминания о них вызывают легкий трепет на уровне желудка, будто Йохан собственноручно живо отыгрывает пиццикато на струнах чувств Тенмы. И как Кензо ни пытается побороть эту дрожь, он признает - скрипач невероятно искусен в этом деле. Если бы юноша был музыкой- точно звучал бы как “Чардаш” Витторио Монти. Мужчина разрывает их с Либертом зрительный контакт, понимая, что начинает терять и без того призрачный контроль над ситуацией. -Это не значит, что ты можешь выдергивать меня в любое время суток, Йохан. Может, стоит попробовать быть более настойчивым? -Подготовка к концерту крайне важна. Чем чаще мы с Вами репетируем- тем лучше будет результат. Может, удастся воззвать к профессиональным чувствам Тенмы? -Пусть так, но у меня все ещё есть своя жизнь, которая никоим образом с тобой не связана. Определенно, нужно дать студенту четкий ответ. Йохан делает быстрый, короткий вдох, собираясь ответить, но не произносит ни слова, продолжая смотреть на профиль пианиста. И правда, не связана. По меркам преподавателя фортепиано в консерватории и ее студента-скрипача они проводили вместе весьма много времени, даже слишком много. И все же, как бы того ни хотелось самому Либерту, этот факт не делал их с Кензо ближе. Пусть ему всегда удается сыграть на эмоциях Тенмы, обратить на себя его внимание- это никогда не приносит желаемого результата, и Йохан вновь возвращается к бесконечному поиску пути, который сможет привести его к тому Граалю, что даст ему ответы на все вопросы. Даже если он уже давно знает единственный верный способ выяснить все наверняка- Либерт никак не может подобрать того момента, когда слова его прозвучат не как шутка или попытка зацепить пианиста, а как нечто абсолютно искреннее и настоящее, такое же открытое, как музыка, которую он играет для Тенмы. Музыка, в которой каждая нота пронизана самыми сильными чувствами скрипача, пробуждающимися в нем при первой же мысли о преподавателе фортепиано. И Йохан готов приложить любые усилия, лишь бы иметь возможность и дальше дарить ему эту музыку. Слегка сощурив глаза, Либерт произносит -Тогда, может, свяжем наши жизни? Кензо кажется, словно все его жизненные процессы замирают, ведь он не слышит в голосе студента ни единого намека на насмешку или иронию. Слегка замедляя шаг, мужчина бросает на Йохана совершенно ошеломленный взгляд, а тот лишь улыбается ему в ответ и в глазах его играет яркий свет, который не похож ни на лампы в коридоре, ни на солнце, что медленно опускается за горизонт, попутно заглядывая в окна консерватории. Свет, который в сочетании со словами юноши поражает Тенму в самое сердце, подобно резвой стреле, вызывая внутри яростный ураган. -Т-ты... Мысли в голове путаются, сталкиваются друг с другом и вновь бросаются в рассыпную, обезоруживая Кензо перед его оппонентом, от чего сохранять последние крупицы самообладания становится все сложнее. -Вы так взволнованы, профессор. Я угадал Ваше заветное желание? Тенме кажется, что Йохан вот-вот разразится смехом, обличая его постыдное смущение, но тот не произносит больше ни слова, будто и правда ждет ответа на свой вопрос. Или же отдает мужчине следующий раунд, намеренно поддаваясь ему. И Кензо даже не знает, какое из двух зол предпочтительнее, во что ему верить и чего ожидать от студента. Ведь что бы он ни сказал ему в ответ- Либерт все равно окажется на шаг впереди, а Тенма не сможет противостоять ему. Потому что все, из чего состоит душа пианиста, каждая клеточка его сознания, каждое чувство на мгновение замирает, а после устремляется прямо к скрипачу в таком яростном порыве, словно кроме него в мире нет ни единой живой души. Это то, что случается с ним каждый раз, когда они встречаются взглядами, когда Йохан говорит с ним, когда подшучивает над мужчиной и легко смеется над его реакцией, когда играет вместе с ним, когда просто стоит рядом. Сопротивляться этому было невозможно. В какой момент с ним случилось это помешательство? Их совместные репетиции начались на следующий же день после знакомства. Йохан всегда приходил к кабинету Кензо на несколько минут раньше оговоренного времени, был приветлив и вежлив, создавая о себе самое наилучшее впечатление. И невероятно виртуозен. В свои студенческие годы в качестве практики Тенма аккомпанировал многим скрипачам: старательным, эмоциональным, с исключительной техникой и умениями. Но еще ни разу за все это время он не испытывал такой пленительной увлеченности чьей-либо игрой. И пианист не мог оторвать взгляда от того, с какой ловкостью пальцы Либерта бегали по струнам, перемещаясь между позициями, как изящно изгибалось запястье руки, держащей смычок, как подрагивали пряди светлых волос каждый раз, когда Йохан легко покачивал головой и коротко вздрагивал во время исполнения особенно эмоциональных моментов. Всегда сдержанный на эмоции в общении- он так чутко раскрывался в музыке, отдаваясь ей целиком, словно она была его вторым дыханием. И давно знакомые Кензо композиции обретали совершенно новые краски в руках молодого скрипача и отзывались внутри так ярко и живо, будто мужчина слышал их впервые. И от того все тяжелее с каждым днем становилось для Тенмы осознание того, что как только они отыграют предстоящий концерт, каждый из них вернется к своим обязанностям: он сам- к преподавательской деятельности, Йохан- к учебе и сопутствующей практике. А возникшее внутри мужчины ранее незнакомое и до ужаса эгоистичное желание никак не оставляло его в покое. Он так сильно не хотел отпускать Йохана. А сейчас Кензо задается вопросом- как так вышло, что из учтивого и вежливого юноши Либерт превратился в назойливого провокатора, решительно переступающего через всякие границы? И как так вышло, что Кензо продолжает позволять ему такое поведение? Ведь он уже давно мог просто сказать скрипачу короткое и четкое "Нет", отправив его искать себе нового аккомпаниатора, но все же раз за разом продолжает пускать его в свой кабинет, садиться за рояль и играть с ним снова и снова. Однако нечто внутри Тенмы говорит ему, что он и сам уже давно нашел ответ на каждый из своих вопросов. Мужчина бросает на Йохана строгий, полный крайнего возмущения взгляд. -Тебе стоит пересмотреть свое отношение к границам между студентом и преподавателем, иначе это может плохо для тебя кончится! Ощущение ладони скрипача в его руке. Музыка, что звучит внутри пианиста каждый раз, когда юноша находится рядом с ним. Его неразрешенная дилемма. Йохан Либерт. -Бросьте, профессор. Я же знаю, что Вы души во мне не чаете. Если бы юноша был музыкой- бесспорно звучал бы как «Муки любви» Фрица Крейслера. Когда они покидают территорию консерватории, Тенма делает глубокий вдох, надеясь, что прохладный вечерний воздух поможет хоть немного привести в прядок всполошившийся разум и успокоить неистово кипящие внутри эмоции. Он устало потирает шею и тяжело опускает руку вниз, а Йохан следит за его движением, задерживая взгляд на тыльной стороне ладони мужчины. Музыканты идут к друг другу так близко, что юноше достаточно легкого взмаха рукой, чтобы коснуться пианиста и мысль эта все никак не желает оставлять его в покое. Йохан думает Если я сейчас возьму его за руку, примет ли он это за очередную шутку? И его пальцы вздрагивают, тянутся в сторону ладони Кензо, но уже через мгновение замирают, а после возвращаются в исходное положение. Совсем скоро они дойдут до небольшого перекрестка, где их пути разойдутся, как расходились десятки раз до этого вечера, и каждый шаг, который приближает Йохана к той точке невозврата, отдается в груди подобно ноте «Ре» контроктавы. Лучи заходящего за горизонт солнца просачиваются сквозь кроны деревьев, оставляя на асфальте яркие пятна света, и взгляд Йохана принимается блуждать по ним, будто пытаясь отыскать среди них мысль, что приведет скрипача к способу задержать Тенму рядом еще хотя бы на пару мгновений. И в то же время дорога эта являет перед ним картины прошлых дней, не столь далеких, сохранивших свои краски и ясность образов, от чего кажущихся такими реальными, словно они происходят в настоящий момент. Картину того самого дня, когда Йохан сделал к Тенме свой первый шаг. Тогда они только отыграли свой первый совместный концерт, к которому ежедневно готовились на протяжении всего прошедшего месяца. Йохан стоял рядом с Тенмой на ярко освещенной сцене, слушая не стихающие аплодисменты зрителей, что заполняли собой весь концертный зал консерватории. Слушал и вспоминал все те недолгие часы, которые он провел в кабинете пианиста, репетируя предстоящее выступление. Вспоминал каждый раз, когда руки мужчины опускались на клавиши рояля, создавая музыку, что поражала Либерта своим великолепием и исключительной чувственностью. Вспоминал, как не хотел покидать кабинета Тенмы и как сильно ждал наступления следующего дня, чтобы вновь оказаться в консерватории и вновь сыграть вместе с преподавателем фортепиано. И как вместе они звучали так, словно дуэт их существовал с самого начала времен, являясь абсолютным естеством музыкальной природы. Юноша повернул голову в сторону Кензо, бросая взгляд на его профиль, освещенный желтоватым светом софитов, и в следующее мгновение понял как сильно не хотел отпускать пианиста. После выступления Тенме еще нужно было вернуться за вещами в свой кабинет, а потому они со скрипачом попрощались уже возле дверей концертного зала и, поблагодарив друг друга, разошлись в разные стороны. Однако, когда мужчина покинул территорию консерватории, Либерт уже стоял возле ограждающего ее забора из красного кирпича, ожидая прихода пианиста. Это был первый раз, когда они провели вместе время не как объединенные профессиональным интересом напарники по сцене, а будто старые знакомые, ведущие разговор о чем-то отвлеченном. В тот день дорога перед ними была украшена точно такими же пятнами яркого света солнца, неспешно покидающего небесный свод. И, смотря на них, слушая каждое слово пианиста, идущего рядом, Йохан ощущал себя так легко и спокойно, словно в мире не было никакого иного предназначенного ему места, кроме того, в котором он находился рядом с Тенмой. В какой-то момент их разговора Кензо сказал -Если тебе еще нужен аккомпаниатор- я могу предложить тебе в кандидаты одного из моих студентов. А Либерт, уловив в его голосе нотки легкой печали, понял, что это возможность действовать. Юноша замер на месте, и пианист прошел вперед еще несколько шагов, прежде чем заметил отсутствие своего спутника, после чего обернулся, бросая на него удивленный взгляд. Пускай они были знакомы всего месяц. -Спасибо Вам, профессор, однако он у меня уже есть. Пускай Тенма был преподавателем. -Твой прошлый напарник? Пускай шансы на успех были совсем невелики- Йохан не хотел отступать. И скрипач коротко покачал головой, а после поднял руку, направляя на мужчину указательный палец, и произнес -Преподаватель фортепиано- Кензо Тенма. Пианист тогда посмотрел на него так, словно не понял ни единого сказанного слова, однако Либерт уже принял решение. Он хотел играть только с ним. И сейчас, как бы Йохану ни было жаль вынуждать мужчину работать больше необходимого- скрипач не может отказаться от их столь частых репетиций, ведь он так сильно хочет иметь с Кензо хоть что-то общее, нечто, что будет приводить их друг к другу день за днем, позволять встречать Тенму возле его кабинета, разучивать с ним все новые и новые композиции и делить радость от успешных выступлений. Просто играть вместе. И желания эти сопровождаются одной лишь мыслью Не хочу отпускать Вас. Либерт наклоняется немного вперед, заглядывая Тенме в лицо и произносит -Завтра? Время будто останавливает свой ход в тот самый момент, когда Кензо встречает взгляд Йохана. И, смотря ему в глаза, пианист вновь слышит эту музыку. Самую прекрасную мелодию из всех, что существует на этом свете. Что звучит каждый раз, когда Йохан оказывается рядом. Звучит, как внезапный порыв ветра, кружащий осеннюю листву в причудливом вальсе. Как раскат грома посреди безмятежной лазурной синевы. Как первый сорвавшийся с кроны дерева лист, что опускается на водную гладь, разгоняя по ней легкую рябь. Как первая нота в тишине концертного зала, замершего в ожидании. Так звучит это теплое, волнующее, незабываемое, очаровательное, невероятное чувство. Так звучишь ты, Йохан. Связать их жизни? Что за глупый вопрос. Кензо и так уже связан с ним незримой силой, на столько могущественной, что даже два дня разлуки ощущаются вечностью, и нет никакой возможности и желания даже представить себя напарником любого другого музыканта. Скрипка и фортепиано. Их неразрывный дуэт. Разве может Тенма отказать ему? -Завтра. Брови скрипача вздрагивают, слегка приподнимаясь вверх. Йохан, словно не веря в услышанное, какое-то время молчит, но вскоре еле уловимое удивление на его лице сменяется привычным ему выражением стойкой невозмутимости в сопровождении мягкой улыбки. Он выпрямляется в полный рост, расправляя плечи и приподнимая голову, всем своим видом демонстрируя удовлетворенность очередной небольшой победой. Победой, что придает ему новых сил для дальнейшего поиска пути вперед, к преподавателю фортепиано. И Йохан делает новый шаг -Кстати, все хотел сказать- Вам очень идет щетина, профессор. Тенма издает легкую усмешку, что больше походит на вздох, и губ его касается ироничная улыбка. Да, скрипач всегда остается самим собой, но, кажется, Кензо уже давно к этому привык и без особого удивления подмечает, что он не особо-то и против такого внимания Либерта. -О, я тебя понял. Знаешь, Йохан, чтобы иметь возможность хорошо выглядеть- мне нужно хоть иногда отвлекаться от репетиций. Юноша всего на секунду поджимает губы и в голове его возникает мысль, окрашенная в тона легкого недоумения Хорошо выглядеть..? Тогда он произносит -Вы не поняли. И делает шаг вперед, сокращающий расстояние между ним и Тенмой до нескольких сантиметров, протягивает руку к его лицу, а после, закрывая глаза, прижимается губами к щеке пианиста. Кензо замирает на месте, не в силах пошевелиться, и, кажется, даже задерживает дыхание, сосредотачиваясь на происходящем с ним невероятном, практически фантастическом событии. Мир вокруг замирает всего лишь на одну краткую секунду, а после вновь оживает, обращаясь безумным вихрем, уводящим землю из-под ног мужчины, кружащим голову и разгоняющим сердечный ритм. И Тенме хочется сказать что-то, может, обратиться к Йохану, лишь бы вновь обрести связь с реальностью, но не успевает мужчина произнести ни единого слова, как ладонь студента отпускает его и губы покидают колкую от щетины кожу. Хотел бы Йохан позволить себе немного больше, но касание это длится всего пару мгновений и юноша отстраняется от пианиста, бросая на него последний взгляд, прежде чем развернуться и продолжить свой путь, ускорив шаг. А Тенма машинально поднимает руку к лицу, касаясь того места, где всего мгновение назад находились губы скрипача. И думает, что с бритьем можно и подождать.