***
— Как вы умудрились, ребят? — Михкель смеётся в трубку на рассказ как его друзья благополучно утопили свои ключи от квартиры в озере. — В догонялки играли, — смеётся Дани, выхватив трубку у Матиаса (и Матиас позволяет это всегда, поэтому что у Дани в такие моменты такой проказливый вид, что он просто не может сопративляться). — Так принесёшь нам запасные ключи? Мы как знали кому доверить запасные. — В свой законный выходный ехать в центр города? Вы издеваетесь, — Микхель артачится только приличия ради, друзья это знают, слышат он как со вздохом закрывает ноутбук и убирает в сторону. — Мы тебя любим, — Дани произносит это почти хором с Матиасом. — С нас вкусный ужин на выходных. — Ладно, ждите. Вы же в музее, да? Напомните, почему мы всё ещё с вами общаемся? — он кладёт трубку, надевает кеды, накидывает на плечи куртку и запирает свою дверь. Троллейбус приезжает на редкость быстро, полупустой, с свободными у окна местами. Доезжает он скоро. — Спасибо, — Дани улыбается, когда они с Матиасом встречают его в главном холе здания, чтобы не пришлось искать их по трём крыльям и двум этажам. — Тут свихнуться можно играя в прятки. Спасибо, что вышли навстречу. — Не за что. Всё, отдавай ключи и можешь быть свободен, а мы пойдём. О, обязательно загляни на выставку, раз уж ты наконец выбрался из дома. — Да, выставка на этот раз замечательная, — кивает Матиас, соглашаясь со своей девушкой. — Я не фанат. Но это явно нечто, раз вы сошлись во мнениях, — Микхель качает головой, Дани шутливо грозит ему пальцем. — До встречи. Тяжелые дубовые двери наружу открываются на редкость легко. Улица встречает голубым небом, майской жарой и тёплым ветром. Всё вокруг слепит глаза. — Поаккуратнее, пожалуйста, — девушка перед ним едва успевает уйти в сторону, чтобы он на неё не налетел. — Прошу прощения, — Микхель виновато улыбается, делает шаг назад. Окидывает свою собеседницу быстрым взглядом. Миловидная. Высокая, но если подумать всё равно будет ниже его на пол головы. Светлые волосы собраны в пучок. На лице очки в тонкой оправе. — Задумался. — Оно и видно, — девушка усмехается, поправляет плетённый ремешок на юбке и продолжает смотреть. — Чуть не сшиб, и даже меня не узнал, — констатирует она, через минуту, что они молча стоят. Солнце припекает, греет голову. Кажется куртка сейчас лишняя в его наряде. — А мы знакомы? — Микхель искренне удивляется, приподнимает брови. — Я Рене. Рене Лембер. Мы как бы в одной группе в университете учились, — и Рене закатывает глаза. Показательно. С тихим цоканьем и скрещенными под грудью руками. — Прекрасно выглядишь. Я действительно тебя не узнал, — Микхель искренне отвешивает комплимент, теперь внимательнее вглядываясь в знакомую. — Я всегда прекрасно выгляжу. Но спасибо, что заметил, — она принимает его слова легко. Хотя не так много девушек в его окружении без задней мысли принимают добрые слова в свой адрес. — Ты вроде без очков тогда ходила, — Микхель обходит её по кругу, рассматривает со всех сторон. Рене сжимает губы, силясь сдержать улыбку. Он уверен, что это напомнило её ситуацию с первого курса, когда он обошёл так всех девушек на восьмое марта, а потом дарил цветы. От лица всех одногруппников, разумеется. — Я сегодня без линз, — Рене перехватывает покрепче свой шопер и проходит под тень козырька. Получить солнечный удар не в её планах. — Не знал, что у тебя плохо со зрением, — замечает Микхель и сам тоже прячется от солнца. — А ты много обо мне знал? — Рене спрашивает это с усмешкой на губах. И Микхель не уверен, в том что видел хоть раз за четыре года на ней подобное выражение лица. Может просто не обращал внимания. — Справедливо, — соглашается он и кивает. — Ты в музей? — Да, на выставку. Подарок себе на день рождения. Присоеденишься? — она спрашивает это, уже тяня на себя двери, чтобы открыть. Из музейного холла веет прохладой. — Если ты не против, — Микхель прикасается к резинке на руке. — Если бы была, не предложила бы, — Рене не ждёт ответа, проходит внутрь и идёт к кассе. Микхель успевает перехватить дверь. И решает, что этот выходной можно провести без фильмов и готовки. — Тогда с радостью. Рене насмешливо улыбается в ответ, оглядываясь назад и останавливается. Микхель догоняет её в три больших шага, оплачивает билеты и подставляет свой локоть. Рене пожимает плечами и разрешает взять себя под руку. Они гуляют до вечера, прыгают с темы на тему, обсуждают искусство, книги, историю, кино, свои увлечения. Удивительное чувство лёгкости появляется у Микхеля где-то под рёбрами, и он с трудом вспоминает, когда ему было настолько хорошо за последние три года. — А вы с Пирет ещё вместе? — Рене наконец задаёт так сильно интересовавший всё это время вопрос. — Она не будет ревновать из-за столь долгой прогулки с другой девушкой? — Не будет, — Микхель по-горькому усмехается, крутит в руках бумажный стаканчик с покупным пакетированным чаем. — Мы расстались три года назад. — Оу, — Рене ставит недавно купленный стаканчик с лавандовым рафом рядом с собой на скамейку. — Сочувствую, — говорит она искренне, но не пытаясь заглянуть в глаза, или по-дружески взять за руку. — Не спросишь почему? — Микхель садится рядом и поворачивается к ней. Глядит на серьёзное выражение лица девушки. Она скинула свои балетки на землю и уселась по-турецки, длина юбки позволяла скрыть всё, что было бы неприлично выставлять на всеобщее обозрение. — Это не моё дело. Если захочешь поделиться, я готова выслушать, — Рене заправляет выбившиеся пряди за уши, не уверенная на самом деле готова ли она услышать этот рассказ. Несчастные истории любви всегда заставляли её грустить. И что-то в этот момент перекручивается в его голове Михкеля. Он выкладывает как духу всю историю, начиная с случайного знакомства в музее и заканчивая больным, до холодного спокойным расставанием. Он рассказывает про знакомства с родителями, про планы, которые они тогда строили, и про то, как всё закончилось в один день. Он говорит, что в Пирет всегда была душа исследовательницы и путешественницы, и он принимал это как данность. Что вместе посетили несколько стран, и что это было незабываемо. Что она была во всех его планах на жизнь, и он не думал, что хоть что-то может пойти не так. Рене слушает молча, кивает в нужных местах и не задаёт вопросов в возникающие между предложениями паузы. Она делает то, что пообещала — просто выслушивает. Мысленно отмечает, что он на протяжении всего своего монолога крутит резинку между пальцев, крепко держится за воспоминания о прошлом. И когда он замолкает, опустошенный, выжатый собственными чувствами до последней капли, она продолжает молчать. Смотрит за заваливающееся за горизонт солнце, крутит в руках полупустой стаканчик с кофе и садится нормально, вытянув ноги вперёд. — Давайка мы с тобой чуть-чуть походим, — наконец отвечает она и надевает балетки. — И я скажу своё мнение, если тебе интересно. — Хорошо, — Микхель кивает, взъерошивает свои волосы и надевает резинку обратно на руку. Рене не оглядывается на него, подхватывает шопер и направляется в глубь парка под холодную густую тень деревьев. — Я не первый человек, которому ты выговорился на эту тему, я права? — и хоть Рене спрашивает, это звучит как утверждение. — Можешь не отвечать. — Да, я говорил на эту тему с друзьями. — И ты до сих пор продолжаешь лелеять и везде носить с собой боль? Возможно я прозвучу грубо, но ты словно ребёнок, которому говорят не сдирать корочку с раны, а он специально делает это, а потом жалуется, что больно. — Я думал, ты будешь меня жалеть. — Ты и так тонешь в жалости, так что не вижу смысла, — Микхель держится на шаг позади. — Будешь что-то то советовать? — Если хочешь. — Я бы не стал просить, если бы не хотел. Микхель отчётливо слышит тихий хмык Рене, а потом понимает, что ответил её словами. — Хорошо. Найти новое хобби. Выкинь куда-нибудь все напоминания о ней. Забудь о существовании её социальных сетей. И не усложняй. Разбитые ожидания не та вещь, которую стоит нести с собой сквозь всю жизнь. Люди приходят, люди уходят. Ты не можешь ничего с этим поделать, единственное, что тебе доступно — поблагодорить этих людей за опыт, прожить свою печаль и в конце концов отпустить. Можешь довести до абсурда и в буквальном смысле провести похороны своей любви. — Но взять и забыть огромный кусок своей жизни не так легко, — возражает Микхель. — Я не говорю, что будет легко. И не говорю забыть о ней. Я говорю не трогать лишний раз не затянувшуюся рану. — Говоришь так, как будто тебе было бы так просто отпустить, — и Микхель думает, что кажется ляпнул он что-то лишнее, когда Рене останавливается, сжимает ладони в кулаки и делает глубокий вдох, задерживая дыхание. Он видит как белеют костяшки. — Никому не просто отпускать близких, — она наконец выдыхвает. — Но бабушка всегда учила меня, что единственный человек, который останется с тобой до конца — это ты сам. Потому что над некоторыми вещами не властно человеческое желание. Время, порой, не щадит никого, — голос у Рене звучит так, словно она пытается сдержать слёзы. — Поэтому я научилась отпускать людей. И на тот свет, и в отличный от моего путь. И чувства к… Чувства отпускать я тоже научилась. Рене поворачивается к нему, они пересекаются взглядами, и ни один из них не отводит глаз. — Нам пора расходится, — говорит Рене первой, и когда они доходят после этих слов до выхода из парка, благодарит за составленную компанию и интересный разговор, желает удачи и уходит. Заворачивает куда-то за угол, почти что растворяется в вечерней полумгле. Микхель не понимает, как воспринимать эту встречу. И говорить ли о ней друзьям он тоже не знал.***
Слова Рене приходят в голову ежедневно, чтобы он не делал. Потому что резинка на руке напоминает теперь не только о Пирет. Они с Рене не общались, когда учились в универе. Здоровались, да, могли обменяться лабораторными, на этом всё. Рене в основном держалась рядом с небольшой группой своих друзей с параллельных групп. Всегда в очках, собранная и серьёзная. Он, кажется, ни разу не видел её злой или расстроенной, и аура вокруг неё всегда ощущалась до холодного вежливой в любую их встречу. Кроме их, последней разумеется. — Она сказала тебе правильные вещи. Может к её словам ты прислушаешься лучше, чем к нашим, — говорит Матиас на обещанном ужине. Микхель всё-таки рассказывает друзьям про встречу с их старой общей знакомой. И не жалеет. — Вполне возможно, — соглашается Дани, дуя на горячий жасминовый чай в кружке. — Знаешь, я не удивлена на самом деле, что вы так с ней разговорились при встрече. Я всегда находила вас несколько похожими в вкусах. — Ты с ней так близко общалась? — Ну да, мы подружились к концу третьего, да и сейчас часто общаемся. И ключи нужны были срочно, потому что подарок на её день рождения остался в квартире. Так бы мы сами до тебя доехали, — Дани пожимает плечами. — Я заказала арт-студию на вечер, надо было добраться туда с подарком, купить цветы. И ещё по-мелочи. — Не думай, что мы подстроили эту встречу, — говорит Матиас, заметив возмущенный взгляд Микхеля. — Мы не знали, что она собирается на выставку в этот день. — Не хочешь пригласить её ещё раз? — Дани смотрит лукаво. — Но уже на свидание. Микхель кидает в неё тряпку. И почему-тот запоминает идею. И проходит почти месяц, прежде чем Микхель крутит резинку на запястье, и снимает. На душе на редкость спокойно, и ничего не гложет. Они все были правы — прошлое надо оставлять в прошлом, и людей надо отпускать. Микхель отправляет резинку в памятную коробку, забирает из неё только кольцо. И всё остальное — отвезти как можно дальше. Потому что он готов двигаться дальше. Он находит старый номер Рене, набирает на свой страх риск. — Ты свободна в воскресенье?