Эхо

Солнце стоит высоко. Протискиваясь между почерневшими от гнили листьями, лишь на силе воле держащимися на исполинских деревьях, отражается от луж и оседает на подернутых белой пеленой зрачках. Откуда-то издалека веет запахом моря. Кричат чайки. Иногда — человеческим голосом. Светловолосый мужчина сидит на иссохшейся лавке, ссутулившись. Глаза впавшие, тени обрамляют их потрескавшимися рамками. Широкий силуэт резко вздрагивает. Человек поднимает голову, пустым взглядом уставившись на подошедшего к нему юношу. Тот одет легко и по-летнему, на футболке — глупый рисунок. В глазах сияют маленькие огоньки, но на лице — искреннее сочувствие. — Мистер Браун? — Здравствуй, Фалько. — воин заставляет уголки губ приподняться в улыбке. Глаза, возле которых начали появляться первые морщинки, по-доброму щурятся. — Как вы, сэр? — беспокойство на лице парня возрастает, тот садится рядом с мужчиной и кладёт руку ему на плечо. — Сегодня хорошая погода. Солнце вышло. Но дождь — тоже неплохо. Успокаивает. Фалько поджимает губы, чтобы сдержать эмоции. Это трудно — горло сжимается. Бедный Райнер. Столько лет прошло. —... Вы все ещё видите его, да? — голос парня срывается, и Райнер снова вздрагивает, как будто бы его ударили. Смоляные глаза широко раскрываются, Солнце на пару секунд отражается в них. Видимо, Фалько говорил с его врачом. Что же... Это было ожидаемо. Он беспокоится. Добрый малый. — Да. Таблетки совсем не помогают. — Райнер поджимает губы, понимая, что нет смысла прятать очевидное. Он не хотел заставлять детей лишний раз волноваться. Но теперь... Кот порвал мешок, и отрицать правду стало невозможно. — Он разговаривает с вами? — Фалько бледный, как белый лист. Нелёгкие времена пришлись на его детство. Не хотелось бы тревожить старые раны. — Нет. Просто молчит. * — А ты совсем не изменился, Райнер. — боковым зрением элдиец видит бежевую фигуру с бледной повязкой на руке. Каштановые волосы ниспадают на плечи. Солнце будто бы обходит его стороной. — Долго ты планируешь скрывать правду от людей, которым ты дорог? Райнер смотрит вперёд себя. Челюсти сжаты, тело подалось вперёд, будто бы скрючившись от боли. Фантомные слезы застывают в выцветших глазах. Тонкие губы мелко подрагивают. Эрен своевольно заваливается на него. Неиллюзорная, настоящая тяжесть. Тепло. Сквозь ткань — как настоящий. — Эрен, прошу. — Райнер говорит хрипло, прерывисто. Сквозь зубы, будто бы не хочет, чтобы его услышали. Он хочет повернуть голову. Тяжело. Будто бы головой титана двигает. Хочет бросить на Йегера быстрый взгляд. Всего на секунду. Не получается. Зрачки заблудшими путниками застывают в болоте чужих глаз. Эрен смотрит на него прямо, в упор, из-под густых бровей. С детской непосредственностью. Где-то там, в глубине, он все ещё ребёнок, обещающий убить всех титанов. Райнер не боится видеть Эрена Йегера. Райнер боится, что не захочет видеть ничего, кроме него. — Я устал. Эрен, если бы ты видел этот мир... — Я вижу. — Тепло дыхания возле уха. Чужая рука движется по сутулой спине. Бегут мурашки. Ладонь ложится на широкое плечо бывшего воина, осторожно сжимает его. — Я вижу его твоими глазами, Райнер. — На другом плече возникает тяжесть, мягкие волосы щекочат нос. Узел в сердце завязывается туго, аж трещит. Браун тщетно жмурится, пытаясь задушить эмоцию. Эрен прижимается ближе, плотнее. Хочется расчесать грудную клетку. — Я с тобой. Я все ещё с тобой, слышишь? — голос звучит совсем близко. Низкий, с то ли мурчащими, то ли рычащими нотками. Так близко — будто бы из самого сердца. Старые шрамы разом лопаются. Райнер может поклясться, что слышит отвратительное чавканье разрываемой плоти. Ручьи крови брызгают из изнеможденного сердца. Взгляд вниз — красный. Повсюду красный, бурый такой. Мир в крови — где-то она уже высохла и стала похожа на грязь. Где-то свежая, аленькая. Блестит — Солнце прорывается между исполинами, чтобы поцеловать горы плоти, усеивающие землю. Райнер закрывает лицо руками и облокачивается на колени. Трясётся в беззвучных рыданиях. На шее ощущается петля — ни вдохнуть, ни выдохнуть. Тяжёлая рука нежно гладит его по спине, и от этого хочется расцарапать себе кожу. Собрать каждую чешуйку, которой касались чужие руки, каждую клетку, что несёт собой воспоминания о нем. Морской бриз сдувает ощущения. Чайка вскрикивает прямо в ухо, и мужчина отшатывается, распахивая глаза. Птица взмахивает крыльями и поднимается в воздух. Браун смотрит на своё плечо со следами от птичьих лапок. Грудь тяжело вздымается. Птица ещё немного кружит над ним, крича, прежде чем улететь за деревья. Райнер провожает её взглядом, пока она не пропадает за гигантскими деревьями, несущими свою службу на фоне голубого, чистого неба.