вербальная форма фиксации косвенных доказательств

— ты ведь знаешь, что я тебя люблю, верно? — замолчи, ранпо. это ужасно смущает. эдогава заливисто смеётся, покачиваясь на стуле, и засовывает в рот очередную карамельную конфету. иногда по кажется, что он выдумал ранпо, как очередного героя своего очередного романа: подходящего ему до безумия, в меру драматичного, но не настолько, чтобы разбить ему сердце. такого, который много болтает, больше, чем сам эдгар когда-либо смог бы, который слишком беспечный, неосторожный в словах, грубоватый и незрелый. потому что, надо полагать, только он мог выдумать кого-то вроде ранпо. вообще, от самого настоящего сталкерства по отделяло только его безграничное уважение к ранпо. он кое-что знает о границах, хоть ему и понадобилось время, чтобы научиться выставлять собственные, в отличие от эдогавы, которому всему приходилось объяснять с нуля: нет, не надо на меня вешаться, когда я не в настроении; нет, мы не сможем пойти сегодня в парк, у меня нет энергии; нет, я не хочу говорить об этом сейчас, дай мне время подумать. ранпо — ребёнок, которого нельзя бить по рукам, когда он тянет их туда, куда не следует, и на которого нельзя повышать голос, когда он болтает глупости. не то чтобы эдгар считает эдогаву несмышлённым и бестолковым или что детей можно и нужно бить, но именно с ним ему хочется быть собой, а для этого им обоим стоит многому научиться. ранпо, с его огромной неприязнью к тому, чтобы быть неправым и учиться исправляться, это даётся немного сложнее. ранпо — ребёнок, но его это, кажется, вполне устраивает. ему нравится, что все относятся к нему снисходительно и терпимо, что он может заниматься только тем, что ему интересно, что он никому и ничего не должен. все ценят его безусловно и безоговорочно — неужели что-то может быть лучше этого? со временем по научился говорить с ним на равных — и это по началу ужасно ранпо пугает. он не привык быть тем, кто не имеет контроля, тем, кто не на первом плане, не в главной роли, не в центр всеобщего внимания. он не собирается быть тем, кто делится, он не хочет иметь кого-то равного себе. но у ранпо есть одна небольшая проблема — он, кажется, испытывает к по особого рода слабость, а потому, кажется, готов пойти ражи него на уступку. да, хорошо, он будет готов учиться, будет готов говорить ему все эти глупые вещи (совершенно точно не потому, что действительно считает их правдивыми), будет готов быть послушным. но только немного. совсем чуть-чуть. так, с «ты ведь знаешь, что я тебя люблю?», начинается параграф первый, «слова любви», в записях по, составленных специально для того, чтобы научиться понимать ранпо лучше, чтобы помочь тому понимать лучше и себя. но, что неудивительно, какие-то вещи им давались проще, чем другие. например, параграф второй, «подарки». пометка: эдгар ужасно богат. до безобразия богат. ему не составляет труда и лишних затрат обеспечить ранпо сладким до конца его жизни, дарить ему многочисленные компакт-диски с записанными на них ужастиками, заказывать ему обеды прямо в офис агентства. эдгар мог бы баловать его бесконечным количеством мягких игрушек, модной одежды, дорогого алкоголя, мог бы купить ему хоть дом, хоть страну, хоть звезду. эдгар хотел бы подарить ранпо весь мир, если бы это было в его силах. впрочем, у него есть некоторые сомнения касательно того, во что превратится этот мир, миром, если во главе него будет эдогава ранпо. ранпо не из тех, кто станет отнекиваться и отказываться от подарков — это ведь своего рода внимание, а внимание, по мнению эдогавы, лишним не бывает. он принимает всё с охотой, иногда даже «спасибо» говорить забывает, но едой всегда делится, а фильмы всегда предлагает посмотреть вместе. ранпо мастерит ему фигурки из фантиков конфет, и по думает, что это его своеобразный способ благодарить. в любом случае, у него достаточно денег, чтобы никто из них никогда не работал, чтобы они могли укрыться в его особняке, сделать его более уютным, приглядывать за карлом и есть эти чёртовы вредные конфеты каждый день. ранпо, закидывая ноги на стол или на колени эдгара, шутит, что, вообще-то, не против провести всю жизнь на содержании, если эта жизнь будет с самим эдгаром. ему нравятся подарки и ему нравится эдгар. подарками свои глупые, почти бездарные стишки по не считает, но ранпо всё равно зачем-то забирает их. по хотел бы читать их ему вслух, но представляет, как его тут же заливает краской, горло пересыхает, и он не может выдавить из себя ни звука от волнения. так что, пожалуй, он действительно благодарен ранпо, что тот просто, не говоря ни слова, складывает листочки вдвое и суёт их себе в карман, обещая «глянуть как-нибудь потом». по этого достаточно. ему не нужно ничего материального от ранпо, да и ранпо совершенно не такой человек; он говорит: «я дарю тебе лучшие годы своей жизни и всего тебя, аллан! скажи «спасибо»!». по звонко смеётся и говорит «спасибо». у них полное взаимопонимание. им просто нравится быть друг с другом, но об этом следующий параграф. то есть, параграф третий, «совместно проведённое время». удивительно, но по не уверен, нравится ли ему проводить время в блаженном одиночестве или ему всё же по душе торчать рядом с ранпо, чем бы они ни занимались. эдгар слишком привык к одиночеству, а ворвавшийся в его жизнь ранпо слишком настойчиво поменял его представление о том, что значит быть с другим человеком — а не только в компании самого себя. с ранпо всё проще — он не рассуждает об одиночестве, не думает о том, что чужая компания может быть напрягающей и отторгающей, не задаётся вопросами о том, правильное ли решение он принял, когда брал руку по в свою и соглашался на нечто большее. нет, по, конечно, нисколько не сомневается в выборе, он лишь переживает постоянно о чём-то таком, что настолько мало вероятно, что эдогава иногда смеётся ему в ответ и вновь берёт его руку в свою, прося прекратить попытки найти во всём гадкую червоточину, в том числе и в нём самом. да, думает эдгар, держа тёплую ладонь ранпо в своей, — ему ужасно нравится быть с ранпо. во всех смыслах. по пишет для ранпо истории, которые тот разгадывает чуть дольше обычного, чтобы не расстраивать его сразу. они читают их вместе, чаще — лёжа на одном из диванов эдгара в его особняке; ранпо устраивается меж ног по на его груди, пока тот, выглядывая из-за его макушки, пялится в собственный текст, то ли проверяя на ошибки, то ли стараясь взглянуть на него с точки зрения ранпо. что тот может заподозрить? что ему может не понравиться? раскрыв ответ, ранпо, задёргивая голову вверх и с неприятной болью в груди глядя на разочарованного по, ведёт пальцами по его острой скуле и говорит, что даже если загадка и оказалась не настолько сложной, история вышла крутой. по ведёт плечом и обещает — то ли самому себе, то ли ранпо — создать однажды такую задачку, которая точно будет эдогаве не по плечу. тот лишь усмехается и целует в тонкий подборок. «однажды!». они подсаживают друг друга на любимые реалити-шоу. эдгар возмущается теми, где люди проходят нормальную, адекватную социализацию и «становятся лучшими версиями себя» — это нечестно, ему кажется. он, видите ли, старался, делал всё возможное, чтобы не стать полноценным изгоем общества, а кто-то, выдержав пару-тройку рекламных роликов с собственным участием и опозорившись перед всей страной, получает всё то, что он так и не смог заслужить. ранпо говорит, что ему не нужен «нормальный» бойфренд из очередного реалити, у которого идеальная улыбка и изысканные манеры, если у него нет домашнего енота. только идиоты живут без домашних енотов, а он, вообще-то, никогда не хотел встречаться с идиотами. они смотрят тру-крайм, и по затыкает ранпо рот, чтобы тот не смог назвать убийцу хотя бы в первые десять минут повествования. они готовят песочное печенье, чтобы съест самим и угостить коллег ранпо их агентства — милые ребята, вроде ацуши и танизаки, всегда улыбаются в ответ и даже не заставляют лишь своим присутствием захотеть как можно скорее сбежать домой (ранпо как-то даже сказал, что на работе все считают их милой парой — у по от этого загораются глаза и кончики ушей). они учат вместе новые языки, совершенствуясь при этом в языках друг друга — если это имеет хоть какое-то значение, у ранпо безумно милый акцент на английском. они ходят на свидания в кофейни недалеко от агентства, катаются на метро, ходят в парк или к реке, чтобы покормить уточек, которые совершенно не пугаются карла и, кажется, этим фактом крайне его расстраивают. если задуматься, они проводят чертовски много времени вместе. несмотря на то, насколько велико желание эдгара находиться с ранпо буквально постоянно, именно ранпо зачастую становится инициатором их встреч. если можно, разве что, назвать его стабильную привычку заваливаться к по домой и торчать у него бесцельными часами инициативой. ранпо отсиживается у по, в очередной раз пропуская рабочие часы в агентстве. он фукузаву уважает бесконечно, но что может быть важнее того, чтобы наесться сладкого за письменным столом эдгара, самобытно закинув на него ноги и выравнивая фантики от конфет об край столешницы, чтобы потом сложить из них цветочки, лягушек и другие фигурки? — хочешь ещё чего-нибудь? — какой ты милашка, аллан. эдгар опускает голову ниже, отчего его глаза снова прячутся за волосами, скрывая и глубокие тёмные синяки, и чуть заметный, но весьма отчётливый блеск, появляющийся каждый раз, когда он смотрит на ранпо. видеть по смущающимся и буквально моментально рдеющим от любого, даже самого наиневиннейшего прикосновения или поцелуя — боже, ранпо бы отдал всё, чтобы заставлять его чувствовать себя так как можно чаще. кстати, об этом. параграф четвёртый, «физический контакт». каждый из них сходит по другому с ума. ранпо и подумать не мог, что кому-то может быть настолько хорошо рядом с ним, особенно кому-то вроде эдгара — человеку, который не кажется привыкшим к любого рода близости. ранпо обожает покрывать шею по бездумными, лёгкими или эмоциональными поцелуями. эдгар шутит, что это только потому, что выше ранпо и не дотянется, пока тот не наклонится немного ближе. эдогава в ответ на это фыркает и за воротник тянет по ниже, к себе, смущая того до покраснения кончиков ушей. по целует его в лоб по той же причине — ниже попросту неудобно. ему нравится оставлять невесомые, осторожные поцелуи, слегка сдвинув чёлку эдогавы, когда тот справляется с какой-то задачей, разгадывает ли очередное дело или принимает ли очередную ошибку. удивительно, но такого поцелуя и тихого, украдкой сказанного «ты молодец» хватает, чтобы смутить ранпо. тот смущается забавно, никогда этого не признавая, отводит глаза и отшучивается, и тогда у по не остаётся никаких сомнений в том, что он справляется лучше, чем неплохо. ранпо не нравится проявлять инициативу, но нравится быть ведущим. ему нравится заставлять по краснеть, называть его милым и, невероятно, но нравится быть осторожным. очевидно, словами выходит не всегда так, как нужно, но невербально — о, по может подтвердить, что у них всё прекрасно. их ничего друг в друге не смущает, их даже практически не смущают откровенные разговоры. конечно, по точно закроет лицо руками, а ранпо отшутится, когда эти разговоры достигнут какого-то запредельного значения, но это станет настолько искренней и доверительной частью их отношений, что представить друг друга без прикосновений станет уже совсем невозможно. они влюблены в те минуты, что могут посвятить только друг другу в крайне сокровенной обстановке. ранпо влюблён в едва слышимый шёпот, полустон, в длинные пальцы, в звёздочки и сердечки в глазах напротив. по влюблён в игривый тон, в неболезненные прикусы кожи, в привкус чего-то сладкого на кончике языка. каждый из них слишком очевидно влюблён в другого, когда приходит ночь и когда наступает утро. они засыпают в объятиях друг друга, слепо тычась полусонными поцелуями куда придётся и не беспокоясь о кошмарах. для ранпо именно отсюда вытекает параграф пятый, «забота». по спит настолько редко, что даже ранпо, не склонный к излишней, очевидной эмпатии, переживает о нём. иногда он непрошено заявляется в его особняк, открыв дверь ключом, который спрятан в подвесном кашпо с длинными, вьющимися дихондрами, и почти насильно тянет его в спальню. про личные границы он помнит, помнит, что нельзя заставлять кого-то — тем более, по — делать что-то против их воли, но такой случай ведь можно назвать исключительным? по — маленькая ложечка несмотря на то, что на голову выше ранпо. он обычно кутается в одеяло так, что остаётся торчать только тёмная макушка, утыкается эдогаве в грудь лбом и глубоко дышит, чтобы, наверное, поскорее уснуть. ранпо обнимает его всем телом, неторопливо и мягко поглаживает его по волосам и периодически говорит о чём-то. это не для того, чтобы помешать сну или забить словами тишину. по говорил, что ему нравится голос ранпо, так что может причина как раз в этом. эдогава думает, что ему нравится даже спокойное дыхание эдгара под боком. ранпо вообще кажется, что его редкие порывы заботы по отношению к эдгару — это что-то очень нерациональное. ранпо ни за что не признается, что хранит все его любовные стихи и записочки на шифре цезаря в небольшом альбоме под кроватью — слишком гордый для этого. они ни за что не скажет, что ему действительно нравится, когда по хвалит его, и что ему действительно по душе его детективные истории, хотя развязки в них и выглядят такими очевидным. он не станет говорить о том, что специально учится вместе с кёкой делать фигурки из бумаги, чтобы потом складывать такие же для по из фантиков. он хочет, чтобы то, как он иногда смотрит на него украдкой, как едва заметно улыбается, когда эдгар быстро говорит от волнения, как переплетает с ним пальцы, не в силах уснуть без этого, — он хочет, чтобы это осталось в секрете. он покупает корм для карла, насыпая в его небольшую мисочку и осторожно оглаживая пушистый енотовый хвост. по он укрывает одеялом, потому что тот снова скинул его с себя во время сна, а теперь мёрзнет. он складывает его книги, пылящиеся на столе в беспорядке, на полки, протирая обложку каждой. он оставляет несколько конфет на его кухонном столе, прекрасно зная о том, что по не станет их есть. потому что, когда по находит их, он с улыбкой убирает их в шкафчик, чтобы вернуть ранпо, когда тот придёт в очередной раз. иногда по кажется, что он выдумал ранпо, как очередного героя своего очередного романа: подходящего ему до безумия, в меру драматичного, но не настолько, чтобы разбить ему сердце. ранпо не представляет, как по мог появиться в его жизни — и остаться, вытерпеть, принять. эдогава убеждает себя в том, что ему не нравится заботиться ни о ком, даже о по. он говорит, что всё это — расписывать какие-то там параграфы, посвящённые тому, как правильно любить и как правильно показывать это, — излишне рационально и глупо, то есть, очевидно, совершенно не подходяще для по. он звонко смеётся прямо за своим столом в офисе агентства, пугая проходящего мимо куникуду, когда до него наконец доходит. до него доходит, зачем писать все эти вещи, зачем говорить их вслух, зачем дарить подарки, зачем касаться и зачем проводить время вместе. до ранпо наконец доходит, зачем нужно заботиться о по. точнее, не совсем. до ранпо наконец доходит, почему он делает это. в следующий раз, когда он увидит аллана, обязательно поцелует его, скажет, что любит, и предложит посмотреть у того дома какой-нибудь детективный фильм. ранпо, может, и идиот, но это не его вина. это на все сто процентов вина по. потому что, надо полагать, только по мог влюбиться в такого идиота, как ранпо, и только такой идиот, как ранпо, не мог не полюбить в ответ.