Стань моим на эту ночь

Небо заполнили красные от уходящего солнца облака, а последние самолеты торопятся разрезать горизонты. Птицы напевают уже всем знакомые мотивы, а пришедшие сверчки только дополняют их своим чувством ритма. О зеленые листья клена разбиваются дождевые капли и медленно скатываются прямиком на лепестки только распустившихся цветов сакуры. Дети, держа мам за руки, рассказывают о новых знакомствах и отлично написанных самостоятельных работах. Подростки ходят в группах своих одногодок и на всю улицу смеются с какой-то не смешной и даже неловкой ситуации. Более зрелые люди с полными пакетами еды идут по дорогам и, общаясь по телефону с кем-то дорогим и любимым, говорят о сегодняшнем меню. А старики никуда не торопятся, рассматривая краски на небе, которые видели больше тысячи раз. И кажется, что только Минхо не может найти себе место в круглосуточном магазине напротив зеленого парка, где цветут и деревья, и жизнь. Он уже который час стоит перед горшками с цветами всех возможных видов: розы, камелии, ромашки, тюльпаны, лилии, фиалки и гипсофилы. В какой-то момент он перестал их различать и мог видеть вместо бутонов просто разноцветные кружочки. Можно было не страдать такой фигней в девять часов вечера, но внезапное сообщение Дами, его девушки и по совместительству соседа по комнате, о том, что им нужно серьезно поговорить, заставило Минхо сильно понервничать. Такое и раньше случалось, но когда тебе звонят посреди пары по истории в университете, рисковать не хочется. "На что она могла обиделся? Может, годовщина отношений. Но мы и года не встречаемся, какая может быть годовщина? Тогда, это может быть ее день рождения! А, точно, оно было на прошлой неделе... Может, ее мамы? Тогда я тут причем? Я ничего не понимаю..." Она позвонила после пятнадцати минут с начала лекции, поэтому остальной текст остался незамеченным парнем, который изо всех сил старался удержать такого незаменимого в его жизни человека. А ведь она даже не пыталась помочь их отношениям идти дальше: признался первым Минхо, а она сказала, что чувствует то же самое; все свидания и простые встречи планирует тоже он и, в конце концов, пишет и звонит первым он, а потом ждет часами ее простое "Окей". Почему же он тогда не может просто уйти из этих отношений? Дело, наверное, в том, что она была первой, кто помог ему в первый день в университете. Минхо не их тех, кто любит заводить новые знакомства, а с его ограниченными темами для разговора все становилось еще тяжелее. Но в один день он шел из кофейни с горячим кофе и не заметил перед собой свою будущую девушку, споткнулся, а вместе с ним кофе вылился на ее белую сумку. И Минхо в тот день был покорен ее ясной улыбкой и милыми ямочками на пухленьких щеках. Ничего с того дня не изменилось. Или Минхо не хотел осознавать, что Дами просто остыла к нему и его заботе. Он так сильно не хотел в это верить, что предпочел стоять напротив десятков видов цветов поздно вечером вместо того, чтобы просто отодвинуть день их разрыва. Жалко, не правда ли? И тем не менее, цветов он так и не нашел, и пришлось идти домой с пустыми руками. По крайней мере, так думал Минхо, пока не поднял голову на стеклянные двери и не увидел полную темень. Хотя лучше сказать, он фактически ничего не увидел, кроме одного едва работающего фонаря на краю улицы. И ко всему этому нужно добавить проливной дождь и затопленные дороги, на которых реками бежали ручьи воды. Сейчас март, и стоило ожидать такой смены погоды, но ведь это было очевидно всем, кроме одного студента на правовом курсе. И кто же это? Правильно, Ли Минхо, который каждый день с собой носит по два зонта минимум, но в день, когда все прогнозы погоды буквально кричали о проливном дожде, он его благополучно оставил дома. Гениально? Не то слово. Но делать нечего: либо он сейчас ищет любой способ уйти отсюда домой и как можно скорее, либо будет дожидаться своей кончины в этом магазине. Было бы логичней купить маленький зонтик за пару тысяч вон, но также именно сегодня все с самого утра были раскуплены. И самое смешное, что последний купили буквально за пять минут до того, как Минхо решил проверить погоду за окном. – Извините, а больше нет ни одного зонта? - Минхо взял все свои силы в кулак, чтобы спросить продавца про те чертовы зонтики, но тот помотал головой, виновато поджав губы. – Мне жаль, господин, но больше нет ни одного. Разве что этот, - он показал пальцем на сложенный зонтик у входа. – Вы можете взять его, если в этом есть острая необходимость. Я не думаю, что его владелец сейчас решит его забрать. Забирать чужое и неоплаченное неприятно, но разве лучше остаться без дорогого человека? И он забрал его, вопреки своим моральным принципам. Звоночки над дверьми оповестили о его уходе всех, и даже того парня, что стоял в конце магазина перед прилавком с сотнями вкусовых добавок для лапши. Он уже в руках нес свой пакетик и пару деревянных палочек, как вдруг его предвкушающий взгляд сменился на шокированный и даже яростный. – Кто забрал мой зонт?! В это же время Минхо уже стоял под небольшим навесом, от которого особо толку мало, ведь капли все равно стремились удариться о его лицо и одежду, не говоря уже об обуви. Зонтик был прозрачный и с каким-то рисунком, но было не столь важно. И только открыв его, Минхо разочарованно вздохнул: зонтик был усыпан большими нарисованными клубничками с маленькими улыбками. "Так приторно и слишком слащаво, если, конечно, ты не ученица в детском садике, но делать нечего - довольствуйся тем, что есть, Минхо" Он вцепился в его красную ручку, на конце которой болталась миниатюрная клубничка с маленькими ручками, которые были раскрыты для объятий. – Черт, кто носит с собой такую херь? Господи, какой позор... Минхо побежал прямо по дороге, разбрызгивая воду с луж своими когда-то белыми кроссовками. Только он приблизился к высокому и единственному фонарю на всю улицу, как услышал позади голос приближающегося молодого парня. – Эй, ты, сволочь, а ну верни мой зонт! – парень остановился и оперся руками о свои колени, дабы отдышаться и, вдобавок, намочить спину. Грипп на следующее утро ему обеспечен. "Вот блин, это, наверное, его зонт! И что мне делать? Теперь мне его вернуть или просто бежать дальше, будто я его не услышал? Но тогда я буду выглядеть нахалом и вором... Нет, так точно нельзя делать. Лучше я промокну, чем оставлю его без зонта в такой ливень" – Пошел к черту, меня девушка ждет! Я лучше сдохну, чем опоздаю к ней домой! Забавно, ведь Минхо никогда не шел наперекор своим же мыслям. С этим днем точно что-то не так. И это осознание стало приходить только тогда, когда парень стал бежать на него с большей скоростью. А Минхо ничего не оставалось делать, кроме того, как ответить на эту погоню внезапным ускорением. Они бегали очень долго, не останавливаясь ни на секунду. Будто если Минхо отдаст этому парню зонт, то умрет. Но это было весело. Ему даже понравилось ощущать такую детскую радость, словно он сделал что-то плохое и бежит рассказывать об этом своим друзьям на площадке перед школой. Он улыбался настолько широко, что капли залетали ему в рот и их холод даже обжигал язык. А ведь ему уже двадцать, а ведет себя, как пятилетка. Минхо мог бы бежать и дальше, но услышал громкое: – Да чтоб вы все сдохли, мрази! – и решил оглянутся. Тот парень лежал на дороге, скрутившийся, и прижимал к себе колено. Между ними было не больше десяти метров, и он решил подойти, предложить свою помощь, огласить свою победу в этом поединке. Не важно, в каком порядке все произойдет, главное – чтобы зонт не отобрал. Минхо приблизился и сперва тыкнул его кроссовком в бок, словно проверял, жив ли тот. Через секунду наклонился спросить, все ли с ним в порядке. Но парень был не промах: он тут же пнул Минхо в живот и, пока тот корчился, отобрал зонт. Парень уже собирался убежать, как Минхо схватил его за голень, и тот с брызгами упал в лужу. Злое шипение и недовольное бурчание. Толчок ногой и снова погоня за зонтиком с клубниками. В какой-то момент парень смог отбиться от надоедливых рук Минхо и убежать прочь, куда-то вглубь парка. – Черт, я же так точно опоздаю... – странно было то, что он уже промок до последней нитки, но все еще не хотел прийти домой мокрым от проливного дождя. Голова от холодного дождя и ветра вовсе перестала работать, все решения принимались на "автопилоте". Дороги в парках никто после многочисленных протестов жителей не застелил асфальтом и даже камнями не засыпал, оставив только грязь, посыпанную песком, словно сахарной пудрой на ванильных кексах. В обычный день на земляную дорогу никто не обращал внимания и даже считали каким-то объединением с природой. Но когда идет проливной дождь, а твоя обувь не может вылезти из вязкой грязи, никто не хочет наслаждаться такими природными путями отдыха. "Куда же подевались все те, кто говорят о своей любви к весенним дождям? Найду и заставлю их сожрать эту землю до последней крупинки и запить водой со сточных труб для полной мартовской радости" Как бы Минхо не был раздражен, то, как луна освещала поверхность небольшого прудика с маленькими кувшинками, было чем-то за гранью фантастики. Казалось, будто прямо сейчас под светом полной луны начнут собираться эльфы и феи и устроят свой импровизированный концерт на упавших листьях с деревьев. Маленькими прожекторами, для атмосферы, могли бы стать светлячки, а музыку создавали бы сверчки со своими скрипками из сломанных палок и травинок. Никто же не думает о конкурсе талантов среди всей летающей маленькой нечисти, когда пытается догнать парня с зонтом с клубниками под проливным дождем? Как оказалось, никогда не стоит зарекаться говорить слово "никто". В голове Минхо до абсурда много блуждающих мыслей о том, как мило могли бы смотреться бутоны розы в виде юбок на маленьких балеринах ростом с мизинец и футбольном матче среди тараканов, где мячом могла бы стать божья коровка. Он даже в какой-то момент считал себя неуравновешенным психопатом, хотя ни один онлайн тест "На сколько процентов вы сумасшедший?" не заставил Минхо тут же найти себе психотерапевта. Бежать за мелькающим перед глазами зонтиком и одновременно любоваться природой было задачей не из простых. И в какой-то момент Минхо не посмотрел под ноги и запнулся о выпирающий корень большого дерева. Так грациозно еще никто не падал, вспоминая все прожитые за двадцать лет жизни моменты. Но элегантность падения не равна безболезненности, и вот он уже лежит, лицом окунувшись в песок, который заполз ему под веки и прицепился к волосам. – Да какого черта! – Минхо сел на колени и закричал. У него больше не было сил ни на терпение, ни на понимание, ни на саму жизнь. – Какого хрена я должен сейчас бегать за этим мудилой? Только чтобы увидеть эту Дами? Да, я ее люблю, но почему меня не любят в ответ? Что со мной не так?! В глазах стало очень больно щипать. Наверное, это из-за песка и грязи. Точно не из-за того, что у Минхо просто больше нет сил проживать каждый гребаный день с надеждой, что завтра все будет, как в первую встречу. Что завтра он сможет снова видеть маленькие, размером с микрометр или даже меньше, искорки в глазах человека, которому готов отдать всего себя без остатка. Он был готов в абсолютно любой момент, хоть прямо сейчас, пойти к ней, встать на колени, склонить перед ее ногами голову и сказать: "Теперь ты владеешь не только моими мыслями, но и действиями, решениями и жизнью". Жестоко осознавать то, что этот человек так ни разу и не говорил сам о своих чувствах. А еще больнее узнать в один день, что ты все это время был просто бесплатным сборником домашних заданий и просто "игрушка" на время, пока истинный принц не придет. И даже не сам узнал, а услышал в коридоре. От нее же самой. С его друзьями. Кто еще говорит, что студенческая жизнь беззаботна и лучшая в жизни каждого? Он мог все принять, он мог все понять. Даже в это же вечер пригласил в кино на ее любимый фильм, который возненавидел с первого появления очередного американского актера, и вел себя так, словно ничего не знает. Он так сильно старался оправдать, забыть и просто не придавать значения тем словам, что в какой-то момент даже забыл о том, что предательство существует не только как слово в книгах на пыльных полках библиотеки. И сейчас он стоит на мокрой земле, посреди холодного безжалостного дождя, и не может перестать вытирать с глаз слезы, в которых скопилось столько боли, что ни один врач не сможет избавить от нее, как бы ни старался. Кажется, что в дожде есть и хорошие вещи – он отрезвляет. Кажется, что только холодные капли, которые с такой же болью, как от иголки, приземляются на щеки, могут помочь посмотреть на жизнь под совершенно другим углом. Только пустой парк поздно ночью может забрать с собой навсегда крики и мольбы о помощи. Но так он думал, пока внезапно дождь не прекратился. Минхо удивленно поднял голову и увидел перед собой того самого парня, который держал прямо над его голой зонтик, за которым только что проводилась битва не на жизнь, а на смерть. "Что он о себе думает? Хочет показать себя в хорошем свете? Поздно, ублюдок" – С тебя достаточно дождя. Завтра и так заболеешь, а так еще и голос можешь потерять из-за своих криков. Минхо все еще смотрел на того парня с непониманием, но все же был благодарен. Как бы он сейчас ни выглядел жалко, парень помог ему и даже не стал насмехаться гад его эмоциями. – Да и, плюс, я уже устал бегать. Если тебе так надо, то просто забирай. Я уже все равно промок, так что мне он больше не нужен, – парень развернулся и, засунув руки в карманы, стал медленно уходить, как вдруг прогремела молния. И вся та уверенность незнакомца исчезла, когда он, не задумываясь, подлетел назад и запрыгнул на Минхо, зарывшись головой в его плечо. – Я ни на что не намекаю, но ты разве не хотел уходить? – Я тут еще немного побуду и уйду, так что терпи. Считай это платой за мой зонтик, - он прижался еще сильнее, а его тело стало немного дрожать. Минхо ничего не оставалось, кроме маленьких похлопываний по спине в знак понимания. Они даже не заметили, как зонтик упал и благополучно собирал в себе воду. Дождь не прекращался ни на минуту, и сидеть в обнимку с парнем, у которого отобрал зонтик, стало даже обыденным и не таким безумным, каким казалось Минхо полчаса назад. Они сидели долго, даже когда стали дрожать от холода, а не от страха, уходить никак не хотелось. Они могли бы и дальше так сидеть, пока рингтон телефона Минхо не оповестил его о новом сообщении. Нехотя он отстранился и достал телефон, который вмиг загорелся белым цветом. Но засветился только экран, ведь лицо Минхо с мягкой улыбки сменилось на серьезное и даже... ошарашенное? "Минхо, я больше не могу это терпеть. Ты обо мне вообще не думаешь и, мне кажется, что не больше не любишь, если вообще когда-то любил. Мне тебя даже жаль, если ты считаешь, что ничего плохого не сделал за время наших отношений. Так что, надеюсь, что в скором времени ты съедешь с этой комнаты. Ах да, забыла сказать. Мы расстаемся, Ли Минхо." Он знал, что этот день когда-то наступит. Но не ожидал, что это случится именно сегодня. А что сегодня? День, когда он хотел сделать предложение. Да, он хотел связать свою жизнь с человеком, с которым его практически ничего не связывало, кроме общих ключей от комнаты и одного любимого сервиза для десертов. Так смешно, что он сейчас плачет в плечо незнакомцу под проливным дождем. Но почему-то такие объятия были в разы теплее тех, что были в свитерах и возле камина. Что-то с этим клубничным мальчиком было не так. – Почему... Почему она меня бросила? Что со мной... со мной не так? – Все нормально, она того не стоит... Ты того не стоишь... Теперь Минхо получал поглаживания по голове, пока из глаз ручьями текли горячие слезы по ледяным щеках. – Тебя как зовут? - неожиданно спросил Минхо, взглянув в едва видимые под ночным светом глаза напротив. – Хан Джисон, а тебя? – Ли Минхо. Хан Джисон, хочешь быть моим до самого утра? – А почему только до утра? – Потому что утром мы уже никогда не увидимся. Они смотрели друг другу прямо в глаза, словно были знакомы дольше, чем полчаса. Они смотрели так, словно были привязаны друг к другу больше, чем в тех ничтожных прошлых отношениях. Те глаза в кромешной тьме говорили гораздо больше слов и намного больше эмоций, на которые не каждый человек будет способен. И что-то в груди стукнуло, а в животе закрутилось. Может, это из-за того, что Минхо художник и впервые за долгое время нашел те глаза, в которых видел весь мир? А может, потому, что его голову вскружила широкая улыбка парня вперемешку с искорками во взгляде? – Я знаю, что мы будем делать до самого утра. – И что же? – но Джисон вместо ответа предпочел взять того за руку и подняться на ноги, притягивая Минхо за собой, едва не соприкасаясь носами. – Это ты узнаешь совсем скоро, а пока просто доверься мне и побежали туда, куда ты только захочешь. Поверь, я устрою тебе самую лучшую ночь.

~~~

Чем можно заняться с человеком, о котором ты знаешь только имя и огромную любовь ко всему с клубниками? Будь то сама ягода или зонтик из детского отдела одежды. Может просто купить клубнику и съесть за один раз сразу пять? А может на перегонки ложками запихиваться мороженым? Чем можно удивить и заставить запомнить этот день абсолютно незнакомого человека? С такими мыслями Джисон шел по дороге, сжимая руку Минхо. Он все это время вел его за собой, не сказав ни единого слова с их последнего разговора. Хан не знал, что можно было бы сказать, чтобы не испортить тщательно до каждой мелочи продуманный план. Почему он это делает? Что-то в этом Ли Минхо ему было интересно узнать. Например, какого это, когда тебя бросает близкий человек, и почему его пальцы покрыты мозолями. Луна вышла из-за туч успокоившегося неба, прокладывая дорогу двум блуждающим душам. Облака стали расходиться, освобождая место ярким звёздам и розовым волнам где-то вдалеке. С деревьев падали скатывающееся капли и разбивались о макушки двух парней, которые по какой-то причине уже двадцать минут не могут расцепить руки. Хотя, они могут, но сами себя же связали невидимыми узами таинственности и подросткового любопытства. – Я уже вижу, давай быстрее! – Джисон потянул Минхо за собой даже тогда, когда тот был на грани фантастического падения. – Мы пришли, – прошептал он, устремив свой взгляд на место, что тот запомнит навсегда – детскую площадку. Деревянный разноцветный замок с лестницей из веревок вел к следующим башням, а них был лишь один выход – длинная, спиральная горка. Можно было еще спрыгнуть из маленького окошка, но там была слишком большая вероятность застрять или упасть головой в песок. И в прямом смысле, потому что перед тобой тогда открывается неимоверный вид на песочницу. Качели и карусели – все, что нужно для детей, но не для двух взрослых парней, один из которых учится в университете, и завтра у него зачет. Замок почетно стоял на плитах, которые были криво разрисованы детьми, но теперь от всех шедевров остались только едва заметные разводы и почти исчезнувшее имя "Юми". – Что мы тут делаем? Это ты сюда хотел меня привести? – Минхо отпустил руку, засунув ладони в карманы своих черных джинс, и стал топтаться по следам детских воспоминаний. Красные мелки, измазанные руки, белая футболка с разноцветными отметинами от других детей и много улыбок – вот про что подумал Минхо, когда, не задумываясь, опустился на корточки и положил ладонь на остатки рисунков. Воспоминания накрыли с головой, а ведь это было только начало той ночи, которую Джисон планировал устроить. – Если не нравиться, мы можем уйти... Например, туда, – Джисон тыкнул пальцем в густую чащу леса, откуда внезапно понеслись звуки птиц, словно их кто-то напугал. – Нет-нет-нет, мне все нравиться! Давай будем делать все, что ты придумал, только не надо идти туда, – никто бы и не подумал, что парень, который сейчас закатывает истерику (в шутку, но все же), на самом деле не маленький мальчик, а совершеннолетний независимый мужчина, который живет в отдаленном районе Сеула без лишних фонарей по дороге и в подъезде. Джисон упал на мокрый от дождя пол, держась руками за живот, который вот-вот разорвется от неумолкаемого смеха. Это было так обыденно, что могло даже показаться, что они знают друг друга чуть больше, чем всю жизнь. Но ведь можно просто встретить родственную душу и найти в ней потерянную частичку себя, не так ли? – Так что ты задумал, Хан Джисон? Просто прогулка на детской площадке меня не удивит. – Ты можешь подождать немного... Ха-ха, замолчи, а то я так не успокоюсь... – А что? Так неприятно смеяться? – Минхо аккуратно подкрался к его покрасневшему лицу и стал разглядывать его, пока большие беличьи глаза бегали по деревьям, пытаясь найти за что зацепиться. – У меня уже все болит... Давай лучше... Ха-ха-ха, ты что творишь, придурок? Пока Джисон искал в потайных частях своей головы аргументы для этого несносного парня, Минхо уселся на его торс, пустил свои пальцы в атаку и стал щекотать его по бокам, поднимаясь все выше и выше. Вместе с руками Ли, поднимался и голос Хана, что было забавно. Минхо понимал, что уже делает ему больно, но смотреть на чьи-то мучения и жалкие попытки выбраться было в разы прекрасней, чем обычные шалости на переменах. – Да прекрати ты уже, а то некому будет тебя развлекать до утра! – громко смеясь, уже умолял Джисон, думая, что уже ничто его не спасет. – Блин, ну и какого черта я за тобой пошел? – спросил Минхо, нехотя убирая руки с талии Джисона. – Теперь тебе конец, придурок, – последнее, что сказал Хан, прежде чем пуститься в погоню за Минхо. И ладно, если бы они просто бегали вокруг площадки, так эти двое пролазили под лестницами, складывались вдвое и втрое, чтобы уместиться в маленьком туннеле, ведь просто перепрыгнуть это препятствие было слишком просто и не так весело. Словно мартышки, они висели на трубах и карабкались до следующей башни, не смея сойти с дистанции – сгореть заживо в лаве никому не хотелось. Оба уставшие и со сбитым дыханием лежали на мокрых крышах дворцов, любуясь яркими звездами после ночного дождя и вслушиваясь во вздохи друг друга. Почему-то из всех занятий слушать чьи-то вдохи и выдохи больше всего успокаивало и даже давало надежду, что все еще будет хорошо. Слишком по-философски для тех, кто только что буквально дрался за место на карусели, лишь бы не бегать по песку для раскачивания. – Не хочешь порисовать на асфальте? – от такой неожиданности Минхо приподнялся на локтях и выгнул бровь, хотя до этого даже не догадывался, что так вообще умеет. – Ты уверен, что тебе двадцать? – Да, и что? Это мне никогда не мешало, погнали, – Джисон перелез, словно паук или какой-то тигр, с крыши в более низкий домик. Он был в половину ростом, будто для гномов сделанный. Хотя, это детская площадка, тут и так гномы бегают. Он себе что-то бубнил, но через минуту торжественно вынес на высоко поднятых руках коробку. Картонная старая коробка из-под обуви, на крышке которой написано огромным жирным шрифтом: "Притронетесь - станете камнями" – Ты считаешь, что сейчас сможешь напугать этим детей? – Так ты еще по бокам не видел, - хан развернул коробку, и стали видны боковые надписи: "Предупреждаю" "Если ты не оставишь эту коробку" "Где она до этого и лежала" "Я найду твой аккаунт в майнкрафте и все сожгу" – Жестоко. – Но зато работает. Теперь дети обходят этот домик и даже не пытаются в него зайти. Значит – работает, и не важно, какими жертвами. – Даже интересно, кто пострадал от слов на коробке. – Был такой мальчик, который расплакался и пока бежал к маме, упал лицом в песок и потом долго задыхался. Эту легенду я услышал от каких-то детей, но звучит правдоподобно. Жаль только, что я это не снял на видео, стал бы популярным или хотя бы жить стало бы интересней. – Да ты не такой придурок, как я думал. – А с чего ты решил, что это не так? – Ну, поздно вечером, когда идет дождь, в круглосуточном магазине встретить парня, который тащиться по всей детской фигне, очень странно. До тебя я никогда не встречал студентов на факультете иностранных языков, которые скупали с магазинов всю милашную херь, а потом матерятся, когда их кто-то толкнул по дороге. – А что, проблемы? – Не сказал бы, мне это даже нравиться. И еще мне нравиться сейчас с тобой тут сидеть. Я не думаю, что смог бы с кем-то из близких мне людей вот так просто говорить о чем-то. Спасибо тебе за это чувство. – Какое? Бабочки в животе? Сердце трепещет? Я тебе уже нравлюсь? Может, мне еще и кофту снять, чтобы окончательно с ума свести? – Хан встал на цыпочки и, приблизившись лицом к лицу Минхо, стал широко улыбаться. Он был готов поклясться, что в ночном свете смог увидеть, как щеки Ли залились розовым оттенком. Не ярким, но достаточно насыщенным, чтобы заставить Джисона чувствовать себя достойным внимания, даже если это парень из магазина. – Чувство, что тебя понимают, чертов дурак! Что у тебя вообще на уме? Разве не единороги бегают по зефирным горам? – Я люблю милашные вещи, но не употребляю магические порошки для воссоединения с моей стаей. Перестань такую дичь нести и просто спускайся. Напоследок возмущенно цокнув, Минхо спустился с крыши по трубе, которая больше была похожа на шест в ночных барах, и, вжившись в роль ночной бабочки, элегантно спустился на землю. Не стоит и говорить о том, как его встретил Хан. Достаточно будет того, что он не мог закрыть рот от удивления и еще минуту не слышал, как Минхо у него спрашивал что-то про цвета мелков. – Хей, Хан Джисон! Ты вообще тут? – А? Ты что-то говорил? – похлопав глазами, Джисон вернулся в себя и тут же хотел вернуться обратно в бессознание. – Что ты хочешь нарисовать? – Я? Не знаю, что придет в голову. А ты? Уже есть набросок в голове? – Ага, но я тебе не расскажу. Потом, где-то через пятнадцать минут, дорисуем и на счет три покажем, хорошо? – Ну хорошо, стесняшка, так и сделаем. И работа закипела, даже если это обычное рисование на плитках под дворцом на детской площадке. С коробки посыпались мелки всех цветов радуги, разбиваясь о пол в маленькие палочки. Все пальцы были измазаны в ярком порошке, а потом и лица были разрисованы такими же цветами, что и на дороге. Скрежет мелков о каменные плиты уже резал уши, но также возвращал во время, когда такое можно было услышать чаще, чем собственное имя. Зеленые листья, красные цветы, желтое солнце и голубая вода – примитивно, но кто сказал, что рисунки должны быть менее простыми и более детальными? Даже Минхо, который прошел художественный конкурс на высшем балле, не хотел заморачиваться над такими рисунками на асфальте. Единственное, что он хотел сейчас сделать – это забыться в криво нарисованных картинках со множеством улыбок, корявых кругов и чересчур большого количества цветов. Минхо хотел хотя бы на пятнадцать минут забыть о всех долгах, неудачах и провалах, вырисовывая кривую лошадь с длинной розовой гривой. А что насчет Джисона, так он просто лежал на мокром полу и разрисовывал пряди своих волос измазанными от мелков пальцами, будто это и был его рисунок. – Ну что, дорисовал? Они сидели спинами друг другу и даже не задумывались о том, что увидят в итоге. – Да ты просто упадешь, когда увидишь мой шедевр, – взъерошивая волосы, Джисон закрыл глаза и повернулся к Минхо. – Давай тогда на счет три. – Раз... – Раз... – Два... – Два... – Три! – Три! О Господи! – Минхо упал на руки от неожиданности, когда увидел разноцветного Джисона с улыбкой, которая была ярче всех цветов на мелках, и посиневшими от скатившегося с челки цвета щеками. – Так ужасно? Я выгляжу смешно? - улыбка стала спадать со счастливого лица, когда в голову постучалась мысль о том, что человек, с которым ты можешь обговорить абсолютно все на свете и доверить всего себя, может просто посмеяться с тебя и уйти прочь. Это так больно – чувствовать, что ты ошибся тогда, когда уже всю душу наизнанку вывернул и впустил в сердце человека, что сейчас может улыбаться. И эта мысль въелась глубоко в подсознаниt Джисона, прежде чем он почувствовал на своих плечах руки Минхо, которые трясли его то взад, то вперед. – Джисон, ты что такое несешь? Ничего и не ужасно, это круто! У тебя настолько крутые идеи, что я аж завидую! Прекрати думать, что ты смешной или странный, потому что ты замечательный, понял? Я тебя знаю не больше пяти часов, но даже так ни за что не скажу, что ты не самый прекрасный человек из тех людей, что были в моей жизни. Так что, заткнись, а не то я эти мелки тебе в глотку засуну! Мне и так стыдно это говорить, так ты еще сейчас так на меня смотришь! Лицо Минхо теперь обрело красный оттенок и, даже если бы не было луны, можно было бы с точностью до ста процентов сказать, что его щеки вместо бледного обрели насыщенно алый цвет. И это если не обращать внимание на его подрагивающие ресницы и руки, в которых он постоянно пытался что-то найти, но вместо этого не прекращал перебирать пальцы. – Тебе не стыдно так просто говорить такие вещи? – Стыдно, и что? Я уже сказал, так что уже ничего не поделать. Значит, буду себя мысленно избивать за то, что пытался привести тебя в норму. – Ты знал, что ты первый человек, который просто так мне сказал, что у меня есть прекрасные идеи? – Ты о чем? – Минхо не успел понять, что происходит, как Джисон уже стал устраивать монолог о том, как много значат для него такие слова. – Ты знал, что ты первый, кто назвал меня просто так хорошим человеком? – Не хорошим, а потрясающим, если ты уже хочешь цитировать. – Спасибо тебе. – За что? – За то, что заставил поверить в себя. До встречи с тобой я себя ненавидел и сейчас тоже, но теперь уже не так сильно. Раньше каждый человек говорил мне, что я странный и вообще должен быть на койке у психотерапевта. Но ты, почему-то, считаешь меня особенным и, наверное, интересным. Спасибо тебе, что не даешь упасть глубоко в пропасть, даже если и на одну ночь. И тишина накрыла их с головой. Но это было никак не от неловкости, а лишь от желания верить в то, что время будет незамедлительно идти дальше, пока им не придет час прощаться навсегда. Но почему же навсегда? Ведь если они смогли найти друг в друге себя, то почему они должны больше не встречаться, даже как давние знакомые в парке? Дело в том, что с того момента, как Дами написала Минхо то сообщение, в его голове тут же созрел план действий – унизительное отступление. Он решил ясно и четко уехать из Кореи и больше никогда не возвращаться туда, где его растоптали без малейшего проявления жалости. Да, он совершенно не знал английский или хотя бы французский, который ему понадобится гораздо больше, так как его конечным пунктом назначения был Париж. Но его утешала и даже спасала только одна мысль: "Искусство не нуждается в словах. Кому нужно, тот поймет меня без слов" Минхо уже продумал весь план, который собирался осуществить уже завтрашнем утром. Хоть в его голове доминировали культурные мыли, но поехать куда-то и не продумать все до мельчайших деталей для него означало направить себя прямиком в объятия смерти. Начиная тем, какую музыку поставить на будильнике, и до того, какую булочку он купит уже в первой попавшейся пекарне сразу за аэропортом. Но что теперь? Почему сейчас вся его решительность куда-то стремительно улетает ввысь, когда он смотрит в эти большие, полные все той же детской надежды глаза? Почему у него душа разрывается на части, когда он видит его улыбку, полную одновременно радости и отчаяния? Почему сердце не прекращает так громко и сильно биться? – Минхо, давай поиграем в "Камень-ножницы-бумага"? – вопрос смог вернуть его в мир, где ответы на все те вопросы сводились к овальному личику с пухлыми щечками, обладателем которого был парень напротив. Позор да и только. Но когда еще он получит такую возможность, как не сегодня? – Ладно, начинаем с ножниц? – Ага, и играем на желание. – Любое? – В пределах разумного, а что? – Да нет, ничего. Так, камень-ножницы-бумага, раз, два, три! Ножницы и бумага. – Есть! - Джисон поднял кулаки в небо, радуясь этому настолько сильно, словно вместо желания смог выиграть лотерейный билет на больше, чем миллион вон. – И какое же твое желание, дорогой мой Хан Джисон? – Это ты узнаешь немного позже, но ты его обязан выполнить, усек? – Та понял-понял. И что же теперь мы будем делать? – Минхо положил голову на ладони и, словно маленькое солнышко, прикрыл глаза и поджал губы, показывая себя с более милой стороны. – Я тебя отведу в магазин за мороженым, если ты и дальше будешь только мне показывать себя, как маленького котенка, договорились? – Джисон встал на ноги и протянул руку Минхо, ободряюще улыбаясь по все тридцать два. И вот опять. Вновь по всему телу расплылось тепло, а ноги стали неметь. Сердце так сильно билось, что уже в груди стало колоть, а в животе порхало так много бабочек, что становилось до боли щекотно. Перед глазами не было ничего, кроме этого Хан Джисона. "Какого черта я это чувствую? Если я не замечу, как завяжу между нами узел, то наступлю на те же грабли, и меня снова бросят. Но почему меня должны бросать? Я же ему нравлюсь, как собеседник и как слушатель. А мне... не только, как слушатель, и не просто, как собеседник. Но ведь один раз я так рассказал о своих чувствах, а потом это выставили против меня. Мне это нужно дважды и трижды проживать, чтобы понять, что я просто не могу быть с кем-то счастливым? Нет, не нужно. Больше я такое не повторю и все равно, что будет чувствовать сердце, если потом весь я могу умереть от чувств" Дебаты разума и любви объявили о выбранном победителе, и он был очевиден. Но понятным только для тех, кто готов отказаться от счастья ради того, чтобы другой человек смог прожить жизнь в ярких красках, как у тех самых мелков на разукрашенных плитах под ногами. – У тебя детства не было или что? – голос предательски подрагивал, стоило только увидеть непонимающий взгляд Хана, который стоял над ним, искренне пытаясь понять причину такого ответа. – О чем ты? – Почему ты играешь со мной во все эти игры, будто я для тебя какая-то игрушка? Ты считаешь меня настолько тупым, что я достоин только играть в игры для детсадовцев? – Что ты такое... – Я для тебя просто развлечение? Неужели ты просто решил воспользоваться мной в качестве того, с кем можно сделать все, чего тебе не хватало в детстве? Ты у меня хотя бы спросил? - Минхо встал и уже собирался уйти прочь, как вдруг внезапный голос Джисона заставил того пустить корни в земле без права сдвинуться с места. – Почему ты так считаешь? Очень даже наоборот - у меня было замечательное детство и каждое воспоминание с детского сада и младшей школы приносят мне только радость. Хочешь узнать, почему я решил вести себя как придурок, играясь с тобой в эту чушь? Просто чувство, что тебя уже ничего не обрадует в тот момент под дождем, буквально убивало меня. Я ни к кому не прихожу на помощь, когда мне это не выгодно, но ради такой мрази, как ты, я наплевал на все свои планы на вечер и на утреннюю пару. Почему? Я хотел помочь тебе вспомнить, каково это – просто радоваться таким вещам, как кататься на карусели, ходить под зонтиком, рисовать мелками и говорить о бессмысленных вещах под ночным небом. – И зачем? Правда, зачем все это? Я настолько жалко выглядел, что ты сжалился надо мной, будто я тот самый котенок? – Минхо стоило немалых усилий повернутся лицом к Джисону, у которого в уголках глаз собирались слезы. – Да ты просто сукин сын, если решил меня бросить тогда, когда залез ко мне в душу! – им неимоверно повезло, что сейчас только их отчаянные крики о помощи будут услышаны восходящим солнцем. – Прекрати такое говорить, когда даже сам не понимаешь, что чувствуешь. Прошу тебя, прекрати. – Не прекращу и не устану. Я не перестану говорить о том, что ты мне нравишься. Я даже думаю, что я влюблен в тебя. – Замолчи... – слишком больно слышать то, чего ты так отчаянно желал, когда уже попросту не имеешь права ответить взаимностью. – Нет, ты меня дослушаешь и только тогда уйдешь. Я влюблен в твою широкую улыбку, в твои большие глаза, которые никогда не лгут, и в твой аккуратный нос. Ты никогда не должен слышать своими ушами слов о том, что чего-то не достоин. Тебе обязан принадлежать весь мир и, если никто этого не сделает, то я отдам вой мир тебе и не попрошу ничего взамен. Может, я и правда сошел с ума, раз уж стою тут в пять утра и кричу о своих чувствах придурку, который скоро уйдет и плюнет на меня. Никто и никогда тебе так не расскажет о твоих скрытых талантах, как я. Хочешь узнать, какие? Например, ты можешь зачаровать людей своими историями, шутками, комплиментами и подшучиваниями. Ты не просто смог меня привязаться к тебе – ты, чертов засранец, влюбил меня в себя за одну ночь просто тем, что ты настоящий. По крайней мере, я так думал, пока ты не сказал, что все это время просто притворялся, что тебе не все равно... Но слова не успели вылиться из его уст, как Минхо положил свои ладони на его щеки и, не спрашивая разрешения, впился в его дрожащие губы. С уголков глаз Джисона стрелой упала слеза, а за ней вторая и третья, и все остались на губах в нежном и вот же время страстном поцелуе. Хотелось никогда больше не думать о расставании и растерзать на куски за то, что не дает отпустить. Пальцы путешествовали по прядям волос и границам футболки, пока их сердца одновременно делали сальто. Бабочки выбрались из коконов и стали устраивать праздник где-то внутри души. Было все настолько же сказочно, как и роса на зеленой травинке под их ногами, в которой отражалось и утреннее солнце, и двое парней, которые изо всех сил пытаются оторваться ото друга. И вот Джисон отстраняется, опустив голову вниз, и тихо говорит: – Мне не важно, что ты хотел этим сказать... Но ты мне все еще должен желание. Минхо посмотрел на него, когда тот поднял голову с покрасневшими глазами и продолжил: – Эту ночь мы начали с того, что твоим желанием было провести это время со мной. И теперь мое желание такое: если мы еще раз встретимся в будущем, то тогда ты будешь до конца своих дней моим. – Хорошо. Прощай, Хан Джисон, – он отпустил руки с его талии, развернулся и ушел прочь, не сказав и не услышав больше ни единого слова. Дома, если его можно так назвать, уже не было вещей его бывшей, и от этого ощущалась еще большая пустота. Но делать нечего, теперь нужно идти только вперед и не оглядываться назад, чтобы больше никогда не встречаться с тем, кого так отчаянно хотел увидеть. Телефон разрядился и, похоже, утопился в его кармане, но, притронувшись к кабелю с электричеством, тут же дал о себе знать. Почему теперь самые обыденные вещи, как зарядка телефона стала обретать совершенно иной смысл? – Я точно сошел с ума за эту ночь... Окончательно... Так, надо все быстро сделать, пока я не передумал. К счастью, та стерва оставила компьютер на его законном месте у окна, и можно было заказать билеты на ближайший самолет в онлайне. Вот только уже все были выкуплены на недели вперед. И не только в Париж, но и в Мадрид, и Лондон, и Берлин. – Чего всем так срочно понадобилось уезжать из страны? Патриоты нашлись. Единственным свободным местом было кресло у коридора и ближе к туалету. Само собой, лучше слушать звуки смыва, чем постоянно шоркание пакетиков с чипсами и одноразовыми палочками. И стоит же билет дороже, чем тот ожидал: в два с половиной раза больше – это вам не повышение цены на килограмм сахара на пять копеек. К еще большему везению, он накапливал деньги на поездку со своей бывшей девушкой и теперь на эти же деньги устроит себе путешествие, только в один конец. Все оплачено, чемоданы собраны, ключи уже лежат на столе декана. Уже ничего нельзя вернуть. Точнее, можно, но тогда он останется художником без будущего, дома и, как оказалось, без любви. Уже приехало такси, и старенький мужчина закинул чемоданы в багажник, громко его захлопывая. Дорога была слишком быстрой. Минхо даже не смог в полной мере насладиться своим родным городом до того, как больше его не увидит. Но вот уже перед его окошком виднеется огромный аэропорт, с которого уже исходит гул взлетающих самолетов и кричащих мамочек, которые не могут найти свои паспорта. Все как обычно. В семь утра в аэропорту обычно кто-то есть, но зайдя в него, Минхо встретила лишь пустота и голос девушки с администрации, что разносился по стенам эхом. Колесики гудели и впадали в стыки между плитками, это уже начинало ему сильно надоедать. Дойдя уже до проверяющего документов, он впервые произнес свое имя неуверенно. – Л-Ли Минхо. Но парень позади него исправил его ошибку, шепча его имя намного тише, но слишком знакомым тоном для обычного контролера. – Ли Минхо. Он повернул голову, и его тело покрылось сотнями и тысячами мурашек: перед ним стоял Джисон. В той самой одежде, что и два часа назад. Все тот же Хан Джисон, что загадал ему желание. "И теперь мое желание такое: если мы еще раз встретимся в будущем, то тогда ты будешь до конца своих дней моим" – Господин Ли? Вы идете на борт? Самолет скоро взлетает. В его голове снова не могут найти себе места две личности: истинные чувства и здравый разум. Аргументы все те же, вот только больше никто не даст решать такие вопросы здравому смыслу. Минхо краем губ улыбнулся, повернулся к контролеру и сказал: – Господин, мне очень жаль, но я никуда не поеду. Схватив в руки свой чемодан, он помчался в объятия Хана, который сквозь улыбку только прошептал ему на ухо: – Ли Минхо, ты же знаешь, что теперь будешь со мной до самого конца? – Если бы я этого не знал, не пошел бы с тобой тогда на площадку, Хан Джисон. И пока они обнимаются посреди холодного коридора, где нет ни единой души, прозрачный зонтик с нарисованными большими клубничками и красной ручкой лежит на земле в парке. Лежит и ждет их в том самом месте, где началось знакомство двух абсолютно незнакомых родных душ.