Лишь одно солнце

Пустой разъярённо заревел, когда лезвие зампакто легко отрубило ему левую лапу. Он со злобой в жёлтых голодных глазах, скрытых за маской, следил за шинигами. Тот играючи уже убил или, как называли это боги смерти, очистил его нескольких собратьев ранее и теперь принялся за него. Его рыжие волосы трепал ветер, а в глазах светилось детское веселье, от которого Пустой пришёл в бешенство, и с громким воем бросился на мальчишку. Это и решило его судьбу: катана разрубила маску пополам так же легко, как нож подтаявшее масло. — Неплохо, — прокомментировал седой мужчина в форме шинигами с обёрнутым в бинты тесаком за спиной. — У тебя получается всё лучше и лучше, Казуи. — Разумеется, отец! — воскликнул мальчишка, закинув свой тонкий, совсем не похожий на меч отца, зампакто на плечо. — Не понимаю, зачем ты пошёл со мной. Это просто прогулка для меня! — Не стоит зазнаваться, — Ичиго нахмурился, подавив обречённый вздох. — Ты ещё слишком молод. Всякое может случиться, лучше… — Лучше-лучше… — буркнул с недовольством Казуи. — Ты всегда так говоришь… Неужели ты совсем в меня не веришь? Ичиго поджал губы. Этот диалог, словно заевшая на определённом месте пластинка, начинался и продолжался каждый раз, когда они выходили на охоту. А выходили они часто, почти каждый день, Пустых в последние годы стало настолько много, что было мобилизовано несколько отрядов вместо одного дежурного шинигами. И даже они, риока, были вынуждены помогать в защите Мира Живых. Но с последней войны прошло слишком много времени. Ичиго постарел, человеческое тело, какой бы сильной ни была душа, не могло продолжать оставаться таким же, каким было во времена молодости. Он уже не мог так легко размахивать мечом, был вынужден полагаться на сына, будучи в силах лишь наблюдать за ним, за его ловкими движениями, не имея возможности участвовать самому. Его жизнь подходила к концу, он чувствовал это, он невольно боялся этого, понимая, что скоро придёт время ему отправляться в Сообщество Душ. Ичиго не желал признаваться, что не хотел терять себя и то, что делало его собой. Его силы. Его память. Его грязная кровь, с десятками примесей всего существующего естесственным и искусственным путями. Его Пустой и зампакто, уснувшие столь давно, не отзывающиеся на зов. Время безжалостно шло вперёд, и уже его сын, Казуи, постепенно заменял его собой. Он сиял так же ярко, как сам Ичиго в молодости, приковывал взгляды, внимание… восхищение. Теперь Ичиго был уже не тем самым временным шинигами Куросаки Ичиго, одной из угроз Вандеррейха, особым потенциалом, но всего-лишь отец и наставник нового солнца, Куросаки Казуи. Он украл у тебя твою личность. Ичиго ненавидел себя за это, но не мог не чувствовать странный жуткий холод к своему собственному ребёнку. Смотрел порой с таким льдом, что Улькиорру бы передёрнуло. Но незаметно, пока никто не видел. Казуи всегда находил в его глазах лишь отеческую любовь и поддержку. — Отец, возвращайся к маме. Я пробегусь быстро по округе, а после зайду к Урахаре-сану. У нас тренировка, — выражение лица Казуи стало кислым. — Он пообещал, что отправит меня в Уэко-Мундо, если я пропущу её… Верно. Ичиго давно не был у Урахары. Теперь его учитель заботился исключительно о его сыне. Его бывший учитель, конечно. Йоруичи тоже был интересен исключительно новый котёнок, что так забавно на неё реагировал. Он уже не помнил, когда они встречались просто так, а не из-за Казуи… Он украл у тебя учителей. Ичиго старательно отмахнулся от злого голоса, который знакомо отдавал металлом. Он кивнул Казуи, уже ощущая от того усталость от долгого нахождения отца рядом. Наверняка, как сам Ичиго ранее, тот считал, что старик сдерживает его… Забавно. — Будь осторожен. Возвращайся сразу домой после. Выражение лица Казуи стало виноватым. — Я… я вернусь завтра. Абарай-сан позвал меня в шестой отряд… Он украл у тебя друзей. Ичиго насмешливо фыркнул, старательно копируя лицо Ишшина в похожие моменты. — Ками-сама, видимо о тесте завтра ты уже забыл? — Казуи ощутимо расстроился. — Ладно, иди, только потом сам с мамой разговаривать будешь. — Спасибо, отец! Ребёнок светло и счастливо ему улыбнулся, но Ичиго, несмотря на внешнюю отеческую улыбку, ничего не испытал. Его душу наполнял незнакомый холод. Вор. Вор. Вор. Вор. Просто грязный вор… — Я возвращаюсь. Хорошо повеселиться, Казуи. — Пока-пока. Ичиго не мог не смотреть, как его сын проверяет датчик Пустых, а после исчезает в сюнпо. Подул холодный ветер, трепля его седые волосы. Такой неприятный цвет, словно запах дыма. Он взглянул на свою ладонь. Мерзкая, сморщенная, тонкая. Слабая. Едва в состоянии держать тяжёлый Зангецу, который раньше он играючи мог пальцами контролировать. А сейчас? Сейчас… Ему тошно от самого себя, от своих мыслей. Он эгоист, и, спустя столько лет, признаёт это. Он привык к тому, что пылает, словно солнце, приковывает внимание, подчиняет. Но солнце начало гаснуть, и на замену пришло другое, быстро разгорающееся, как и он когда-то. Это так бесит. Он не способен жить так. Он ненавидит жить так. Ичиго тошнит от мирной жизни, в которой нет крови и стали, но сейчас Пустой низшего ранга был его потолком. Он не настоящий шинигами, его духовное тело подвержено влиянию физического воплощения, старо оно — слабеет и душа. Разве это справедливо? Может быть, он бы принимал это легче, если бы его не пытались заменить. Последний раз со своими не совсем живыми знакомыми Ичиго общался более двух или трёх лет назад. Причём по своей инициативе, другие люди уже давно не обращались к нему, если только не с вопросом о Казуи. Бесит. Бесит. Бесит! Это не справедливо. Он проклятый вор! Он забрал всё. Было бы неплохо вернуть себе всё, что тебе принадлежит, да? Ичиго вздрагивает, и поспешно отмахивается от этих мыслей. Они всегда возникают вовремя, но они странные, словно не его, словно чужие, пугающе жестокие, жутко злые, как дикие псы, жаждующие порвать остатки его здравомыслия. Он не хочет думать, что на самом деле это его настоящие желания. Он не возвращается домой. Ичиго бесцельно слоняется в ночном небе, незаметный, незаметный совершенно никем, даже Пустыми. Он убивает одного, второго, третьего… рука не способна удерживать Зангецу на четвёртом. Его кости трещат, его грудь болит. Он смотрит на Пустого, и тот, внезапно, отшатывается, отступает от немощного старика, который перед ним, как на ладони, такой слабый и жалкий… В глазах Ичиго горит настолько жуткое безумие, что даже неразумный монстр не может не испугаться. Тварь шипит на него, напоминающая змею и собаку, отходит дальше, не в силах сдержать свой страх, словно перед ней не угасающий шинигами, а самый настоящий Вастер-лорд. Ичиго ощущает, как его губы изламываются в уничижительной усмешке, каркающий смех вырывается из груди вместе с кашлем. — Беги отсюда. Последний шанс. Пустой моргает, шипяще рычит, и резко скрывается с его глаз. Сердце оглушающе стучит в груди Ичиго, но совсем не от страха, а от безумного наслаждения и, одновременно, жуткого разочарования. Этот момент, когда ты на грани жизни и смерти, способный умереть в следующую же секунду, или же убить. И в этот сладкий момент он не способен поднять меч, а монстр его испугался. Словно мелкий вор украл даже это… Ичиго зол-зол-чертовски зол от этого. Он в настоящем бешенстве, но не способен даже закричать, заходясь кашлем. Он не знает, что его глаза начинают постепенно разгораться золотом. Он постепенно успокаивает дыхание, а после сворачивает зангецу в бинты, устраивая его на спине. Тяжело. Спину ломит от тяжести. Но Ичиго скорее сломает себе хребет, чем откажется от неё. Он смотрит в небо и ощущает, что это было последней каплей. Он не знает, что делать, но чувствует, что больше так не может жить. Слишком мирно, слишком тихо, слишком спокойно, слишком-слишком-слишком-слишком! Ичиго ненавидит это. Внутри загорается пугающее желание закончить всё. Но не так. Не так легко, нет. Он не хочет засыпать тихо, Ичиго жаждет битвы, чтобы в глотке ощущался вкус крови, чтобы она горячила его тело, чтобы запах металла заставлял задыхаться. Но в Мире Живых или Готее его быстро остановят, быстро спасут, и после у него не найдётся сил смотреть другим людям в глаза. Но вот Уэко-Мундо… Умереть в пустыне, где только он, среди голодных монстров… Взгляд Ичиго пустеет. Гаснущему солнцу действительно стоит уснуть там, где властвует вечно ночь… — О, Куросаки-сан? Здравствуйте! Ичиго появился у временного Сенкаймона, который поставили у окраины Каракуры. Пользоваться Сенкаймоном Урахары было невсегда удобно, поэтому шинигами предпочли в такое неспокойное время использовать свои врата. Куросаки улыбнулся дежурному стражу. К сожалению, из-за нашествия Пустых, теперь так просто в Уэко-Мундо попасть нельзя: вокруг Каракуры стоит барьер, в который Пустым можно войти, но нельзя выйти. Потому Ичиго придётся найти искусственную гарганту в Готее. Дайте подумать… Куротсучи всегда было плевать на него, стоит лишь рассказать пару вещей об Урахаре, и тому моментально станет плевать на правила. Он хороший вариант. — Дайте мне минуту, я открою вам путь. Там така-а-ая вечеринка, знаете, а я тут застрял. Обидно. Шинигами даже не интересовался причиной, знакомый с семьёй Куросаки. Уголок губ Ичиго дёрнулся. — Знаю, но я не туда. Нужно повидаться со старым знакомым. — Вы знаете кого-то в Готее? — удивился страж. — Я думал вы за Казуи. Шинигами замер, когда почувствовал на себе убийственный взгляд. Он ощутил, как холодный пот катится по его лицу, не в состоянии сделать даже движение пальцами. Словно его прямо сейчас могут убить. — Нет. Просто в гости. Убийственное намерение исчезло, словно его не было. Шинигами резко обернулся. Куросаки-сан спокойно стоял рядом, улыбаясь. Страж помотал головой. Наверняка, ему просто показалось. Ну какую угрозу может представлять отец Казуи? Это даже звучит смешно. — Проходите, Куросаки-сан! Адская бабочка полетела вперёд, указывая дорогу. Выражение лица Ичиго стало крайне мрачным, когда он скрылся с чужих глаз. Он был на взводе, не в силах сдерживать свою ярость и жажду убийства, когда услышал имя Казуи. Снова Казуи. Он действительно чувствовал, как сильно начинает ненавидеть своего сына. — Куросаки-сан? — страж с другой стороны поприветствовал его. — Какими судьбами? А, вы… — Да. Где он? — Одиннадцатый отряд. Капитан Зараки пытается вытянуть вашего сына на бой. Спасайте скорее! — рассмеялся шинигами. Он украл у тебя твои битвы. Ичиго вежливо улыбнулся, исчезая в сюнпо. Его кости протестующе заныли. Ичиго пришлось делать остановки ради отдыха. Он цыкнул зло. Такое слабое тело… — Ичиго-сан, здравствуйте! Ичиго резко остановился от непривычного обращения. Он слишком привык, что его зовут либо по фамилии, либо стариком Казуи, но своё имя в Готее он давно не слышал… Незнакомый шинигами, перехвативший его, поклонился ему на редкость уважительно. Ичиго был уверен, что не знает его. — Не могу припомнить ваше имя, — улыбнулся он. — Хах, думаю, господин бывший временный шинигами не знает мою скромную персону, — покачал головой шинигами. — Но моя личность не главное. Видите ли, мой хозяин очень давно хотел с вами встретиться, но вы совсем не появлялись в Готее. Когда я ощутил вашу реяцу, я почти не поверил своим ощущениям. Ичиго не был в Готее почти… двадцать лет? С тех пор, как Казуи полностью заменил его собой. Он нахмурился. Его кто-то искал? — Кто твой хозяин? — Позвольте мне провести вас к нему. Он ждал так долго, смиренно молю вас уделить ему время. Ичиго открыл рот, но вскоре медленно закрыл его. Его душу окутал редкий интерес, разбавив привычные злость и зависть. Даже если его попытаются убить… Хех, нет, никому не нужен немощный старик. Больше никому не нужен Куросаки Ичиго. Шинигами молча вёл его по незнакомой части Сейретея, стараясь не попадаться на глаза другим. Ичиго всё больше была интересна личность хозяина. Они не использовали сюнпо, и в этом Куросаки ощутил жалкую подачку от шинигами, наверняка слышавшего его болезненные вздохи после рывков. Бесит, но иначе бы он свалился замертво, Ичиго не мог не признать это. Куросаки нахмурился, когда они приблизились к знакомой мрачной башне. В его сердце начало разгораться невольное понимание. — Мукен? — Мой хозяин несколько связан обстоятельствами внутри. — Скорее скован. — Можно и так сказать, Ичиго-сама. Куросаки не заметил последнего слова, поглощённый мыслями. Что этому человеку нужно от него? — Разве ворота можно открыть? — В обычных обстоятельствах — нет, но мой хозяин давно сотворил окольный путь, ожидая вас. Если бы Ичиго донёс эту информацию до Главнокомандующего или капитанов, то это стало бы концом «хозяина». Но он лишь мимолётно подумал об этом, продолжая следовать за безымянным шинигами, даже не планируя что-то им говорить. Пускай им докладывает кто-то другой, кто-то, кто им нужнее. — Прошу вас. Шинигами указал на тёмный зев в стене, напоминающий гарганту. Если его целенаправленно не искать — никогда не увидеть. Ичиго сглотнул, ощущая редкую нервозность. Но отступать было некуда, да и он не желал этого, поглощённый интересом. Ичиго сделал шаг вперёд. Шинигами молча наблюдал, запоминая внешность, реяцу и личность, скрывшуюся во мраке, а после по его губам зазмеилась ухмылка, полная яда. — Прощайте, Куросаки-сан. Взор Ичиго застилал мрак. Он не видел, куда ступает, слышал лишь стук своих ног по камню, ощущал жуткий холод, от которого его слабое тело моментально свело. Ичиго сжал зубы до скрипа. Постепенно его взгляд начал улавливать детали, пока не остановился на троне, прямо в центре мрачной камеры. И, разумеется, фигуре на нём. Ичиго мог едва видеть очертания, но не мог не ощутить болезненную ностальгию, видя этого человека. — Ты наконец пришёл, Ичиго-кун? — бархатный голос мужчины, осуждённого на вечность во мраке, заполнил небольшое пространство тюрьмы. Ичиго вздрогнул. За долгие годы он успел забыть этот голос. Лицо, движения, взгляд, улыбка — все эти детали, казалось, забытые, вспыхнули неожиданно чётко в его памяти. Реяцу, словно ничем не сдерживаемая, легко окутала Куросаки ласковыми волнами, притягивая к своему хозяину, нежно уговаривая не сопротивляться узнику. — Айзен, — невольно прошептал Ичиго. — Твой голос звучит непривычно. Прошло много лет, не так ли? — поинтересовался мужчина, словно у него не было помощников снаружи. — Шестьдесят два года… — Действительно долго, — задумчиво протянул Айзен и Куросаки почудился перестук пальцев, — значительно дольше, чем я думал. Я ожидал, что ты зайдёшь ко мне намного раньше. Зайдёшь ко мне… Только Айзен мог вести себя так, словно ждал его в гости, а не находился узником в тюрьме. Ичиго с грустью улыбнулся. Как же напоминало прошлое, то прошлое, по которому Куросаки так тосковал. — Не было времени? — продолжал он. Ичиго невольно кивнул. Потом вспомнил, что во мраке Мукена и с закрытыми чёрными лентами глазами, его движения не увидят, но для Айзена всё перечисленное словно не доставляло проблем, так как он продолжил. — Но теперь, как я вижу, ты созрел. — О чём ты говоришь? — Ками-сама… — Айзен тихо усмехнулся. — Я тебя не узнаю, Ичиго-кун. Что же с тобой случилось? Что за сломленный голос? Что за слабое ощущение реяцу? Ичиго хочется рассказать и, одновременно, молчать, уйти отсюда, и где-нибудь в одиночестве кричать до кашля, что будет рвать его лёгкие зазубренным ножом. Он смотрит в пол, словно нашкодивший ребёнок, невольно ища оправдания, и одёргивая себя от этого. — Какая жалость. Как же сильно ты поглощён гневом и ненавистью. Я могу это понять. Тц. Я сотворил такой алмаз, но эти идиоты мало того, что не огранили его, так ещё и смешали с камнями и золой, — голос Айзена действительно звучал крайне недовольно. — Кажется, я тоже злюсь. В этой тюрьме я немного утратил контроль над эмоциями, прошу меня простить. — Я… ничего… — Казуи, верно? — Ичиго застыл, услышав это имя. — Разбавленная кровь. Он никогда не достигнет тех же высот, что и ты. Впрочем, даже шанса попытаться не стоит ему оставлять. Теперь у меня есть опыт того, что от всех проблем стоит избавляться в зародыше, иначе они потом что-то придумают, и расстроят все твои планы. Губы Ичиго изломались в неуверенную усмешку. Если не обращать внимания на окружение, они выглядели как старые друзья, встретившиеся после долгой разлуки. Нет, словно старший брат и младший, когда младший совершил много ошибок, и теперь старший его успокаивал, мысленно решая, как их все решить. Странные… мысли. Глупые. — Впрочем, этот ребёнок не главная проблема. Не он основная причина твоего ада. Основная причина — это те, кто заменил тебя, как меняют старые вещи на новые. Как лицемерно. Они действительно заменили тебя мальчишкой, и вычеркнули из своей памяти и сердец. Жестоко… и глупо. Это действительно меня раздражает. Я так старался сотворить тебя, а все мои усилия пошли прахом. Ладно-ладно, не имеет значения. Было бы лучше, если бы ты пришёл раньше, но лучше поздно, чем никогда, согласен? В какой-то момент Ичиго понял, где он и с кем говорит. Что он делает. С чем соглашается. Нет, это определённо ошибка. Он злится, он ненавидит, но он всё же не такой человек. Куросаки хотел выкрикнуть это, развернуться и уйти, забыв об этом нелепом порыве, но его объял сильный поток воздуха. — «Сюнпо!» — понял Куросаки, но все мысли тут же вылетели из головы. Айзен стоял прямо перед ним, ничем не скованный больше. Мужчина держал в своих ладонях лицо Ичиго, смотря с какой-то болезненной нежностью и жалостью на него. Как родитель смотрит на ребёнка после аварии, лежащего на больничной койке в бинтах. В его глазах Куросаки видел своё отражение, своё слабое изношенное тело, свой сломленный взгляд и от всей этой смеси Ичиго не мог пошевелиться. — Так долго терпел, когда всё твое естество жаждало войны. Ты думал, что сможешь жить, как обычный человек. Сможешь полюбить влюблённую в тебя девчонку, сможешь воспитать её дитя… Ты так старался. Ты молодец, Ичиго, — кончики пальцев огладили лицо, с которого стремительно исчезали морщины и возвращался цвет. — Я горжусь тобой. Продержался так долго… но сломался. Не бойся, я починю тебя. Скоро ты снова станешь тем, кем был, кем должен быть, кем я тебя сотворил… Ичиго почувствовал, как по плечам рассыпались локоны. Одна прядь упала на лицо и Куросаки осознал, что седины больше не было, лишь насыщенный рыжий цвет, который, казалось, он утратил давным-давно. Ичиго не стоило смотреть в зеркало, чтобы знать, что его глаза вновь обрели ясность и яркий шоколадный цвет. Его тело наполнялось силой, а реяцу начала разгораться. Будто угли раздували до жуткого пожара, который обещал вскоре сжечь всё. — Айзен… Голос был молодым, полным силы и жизни. Как он давно не слышал… как он желал вновь услышать свой голос таким! Соске тихо рассмеялся, отпуская его. Ичиго ощутил, что способен стоять сам, без чувства слабости и боли. Как непривычно и как прекрасно. — Айзен. — Ну-ну… Спокойно. Ты несколько отвык от нормального состояния, тебе нужно время… Огромный меч оказался в чужой руке за мгновение, совершая знакомые движения. Больше не было неподъёмной тяжести. Зангецу вновь стал продолжением его рук. Клинок просвистел мимо чужого лица, подняв ветер, отчего каштановые локоны встрепенулись. На лице Айзена застыла улыбка. — Хах, ровнять тебя с обычными шинигами… — покачал головой Соске. — Мы действительно слишком давно не виделись. Чья это вина? — Прости… — вышло жалобно и виновато. — Ты уже достаточно наказал себя сам, так что я не злюсь. Айзен вздохнул, довольно улыбаясь. Его взгляд светился удовлетворением, когда он смотрел на дело рук своих. — Пошли отсюда. Я потратил преступно много времени здесь, ожидая тебя. Нам предстоит много работы. — Прости. — Я не злюсь, я уже говорил. А теперь, будь добр, — Айзен усмехнулся. — Это место мне поперёк глотки стоит. Разнеси эту тюрьму по камешку. Ичиго взмахнул Зангецу, который продолжал молчать, но это было уже не важно. Его переполняла реяцу, столь безумная и дикая, жаждущая хорошей битвы, где будут властвовать лишь сталь и кровь. В голове было пусто, лишь безмерная благодарность тому, кто воплотил его мечту, его желания в жизнь. Ичиго было плевать на будущее, он был готов сделать всё, что этот человек скажет ему, лишь за то, что дал ему желаемое. И даже если это всего-лишь иллюзия, сладкий сон… Он не хочет просыпаться. — Банкай! Айзен прикрыл глаза, защищая их от порыва ветра и злой реяцу, поднявшихся по чужой воле. Ало-чёрная реяцу окутывала его, делясь радостью, настоящим искренним счастьем, жаждой войны, желанием убийства, множеством эмоций, которые было невозможно передать словами. Он усмехнулся невольно. Не нужно было уговаривать, не нужно было принуждать, угрожать, манипулировать... достаточно было пустить всё на самотёк, чтобы шинигами сами сотворили себе ад, и радостно захлопнули его врата. Ему нужно было лишь ждать. И вовремя вмешаться. Эти годы стоили того. Всё, ради этого момента. Соске наблюдал, как место его заключения рушится, сминаемое ало-чёрным пламенем, улыбался, ощущая, как приближаются точки реяцу к ним. Символично в небе расплывался рассвет. Когда башня окончательно рухнула, Ичиго появился рядом с ним в сюнпо. Его глаза горели нескрываемым возбуждением и жаждой, а руки сжимали рукоять меча с такой силой, что раздавался хруст костей. Соске похлопал по чужой ладони, и та моментально расслабилась. — Прекрасное зрелище, согласен? — Теперь? — Спокойно-спокойно, мы, конечно, много времени потратили зря, но не настолько, чтобы куда-то бежать. У тебя есть время расслабиться и вспомнить, как держать меч в руках. — Хозяин, Ичиго-сама. Приветствую вас, — рядом появился знакомый-незнакомый шинигами, склонившись в поклоне. Ичиго смерил его взглядом, но разум не нашёл в человеке угрозы, сменив интерес на скуку. Ему он совершенно не был интересен, ведь это был человек Айзена. Значит трогать его нельзя. Айзен кивнул слуге, и тот скрылся. — Айзен! Кеораку смотрел с ощутимым изумлением, от которого хотелось смеяться. Рядом появлялись капитаны, лейтенанты, старшие офицеры и… Казуи. Ичиго ничего не почуствовал. Ничего, кроме ледянещего душу равнодушия и ненависти. На небе может пылать лишь одно солнце. — Это тот самый… — тихо спросил Казуи. Мальчик не мог не испытывать страха. Человек, окутанный чёрными лентами, ощущался безумно, чудовищно сильным. Этого человека когда-то победил его отец? Действительно? Неужели отец был настолько силён?! Ренджи цыкнул, старательно пряча тревогу. — Он самый. Айзен. Он выбрался. — А рядом?.. Казуи показался человек знакомым. Рыжие волосы, намного ярче, чем у него, сильное тело, сильнее, чем у него, и огромное количество реяцу, намного-намного больше и злее, чем у него. Взгляд рыжеволосого мужчины был жутким, настолько, что Казуи побледнел и сделал шаг назад. Словно тот желал убить его. Айзен похлопал незнакомца по плечу, успокаивая, будто дикого зверя. И тот послушно потупил взгляд, недовольно рыкнув, но не смея оспаривать чужого приказа. Ренджи рядом свистяще выдохнул, отшатнувшись. — Ичиго?! Это ты?! — Что?.. — Казуи неверяще качнул головой. — Что за бред ты несёшь? Это ведь… Это не может быть… папа? Казуи вспомнил. Этот человек был тем же, что и на старых фотографиях родителей. Но на снимках на его лице была либо ласковая улыбка, либо хмурое, но неизменно тёплое выражение. Но человек перед ним был совсем другим. Он напоминал ему монстра. Не Пустого, а самого настоящего монстра, жаждущего убивать ради самого убийства, ненавидящего весь мир, злого и яростного. Казуи не видел в его глазах здравый смысл, только желание напасть и разорвать его. Он медленно покачал головой, не веря. — Это не может быть папа. Ты с ума сошёл… — Ичиго! — К чему так кричать? — спокойно поинтересовался Айзен. — Мы и так прекрасно слышим. Верно, Ичиго-кун? Ичиго лишь выдохнул чуть громче, но больше никак не показал, что слушает. Он смотрел лишь на одного человека, желал убить лишь его. Вся ненависть, зависть, злость, отчаяние, обида — всего было слишком много, эмоции не вмещались в тело, от них подрагивали руки, во рту скапливалась слюна, разум сходил с ума от желания вцепиться в ребёнка. Не было смысла больше обманывать себя. Он действительно ненавидел этого ребёнка. — Что ты с ним сделал? — Рукия направила свой меч на Айзена, но потаённый страх в её глазах выдавал её мысли. — Ичиго! Приди в себя! — Что я сделал с ним? Хм, дай подумать… А пока я думаю, Ичиго-кун, не развлечёшь свою старую добрую подругу? Прежде, чем Айзен договорил последнее слово, Ичиго исчез и появился перед ней. Рукия едва успела поставить меч перед собой, когда с ним встретился Зангецу. Кучики едва не вскрикнула от боли: один лишь напор, одна лишь грубая сила, но это было слишком для неё. — О, но не волнуйтесь, вам тоже скучать не придётся… Гарганты начали открываться по всему небу. Выражение лица Хирако было особенно красноречивым, отражающим мысли всех присутствующих. — Серьёзно, я ненавижу этого ублюдка… Началось сущее безумие. Не было времени останавливать Айзена, шинигами пришлось столкнуться с волной Пустых. Рукию теснили, но Ичиго в большей степени играл с ней, вспоминая, каково держать меч в руках, чем реально пытался убить. Казуи вздрогнул, всё ещё не в силах поверить в происходящее, пока его не встряхнул Ренджи. — Попробуй докричаться до него. Не знаю, что сделал Айзен, но Ичиго явно под его контролем. Если ты появишься перед ним, то он точно начнёт сопротивляться. Тебя он не убьёт. Казуи медленно кивнул и в сюнпо оказался перед сражающимися шинигами. Тётя Рукия выглядела просто ужасно: отец был действительно безумно сильным во времена молодости… Если бы Казуи не видел этого собственными глазами, то никогда не поверил бы. Стоило отцу заметить его, как он отбросил от себя почти сломанное тельце капитана Кучики, сосредотачиваясь на сыне. — Пап… Папа! Приди в себя! Ты же чуть не убил тётю Рукию! Ты освободил Айзена! — закричал Казуи. — Ты… Он в последний момент успел уклониться от Гетсуги, которую его отец направил в него совершенно безмолвно. Нет, это был… просто взмах мечом… Казуи сглотнул. Слишком сильный. И дядя Абарай говорил, что Казуи вскоре перегонит его? Он был слеп или наивен?! В своих напуганных мыслях он упустил момент, когда отец приблизился и нависал над ним. У папы… не может быть такого ненавидящего взгляда. У папы не может быть такой злой реяцу. Его папа не может… Казуи выплюнул полный рот крови. Знакомый с детства Зангецу торчал у него из груди, пронзив прямо в сердце. Убить… его… Наконец папа улыбнулся. Как раньше. Когда Казуи был ещё совсем маленьким, а папа — большим и сильным. Он всегда улыбался, говоря о том, что всё будет хорошо. — Всё будет хорошо, Казуи, — прошептал ему отец на ухо. — Засыпай. Теперь всё точно будет хорошо. — Д-да… па… па… Над тремя мирами всходило новое… хах, нет, новое солнце погибло. На небо возвращалось изначальное солнце, которое никому больше не позволит попереть свою власть. Ведь… На небе может пылать лишь одно солнце.