Озма

Озме, очевидно, очень сильно удалось разозлить Глинду. Куда он планировал продолжить разговор дальше, Оскар не знал. Он не знал, потому что в этот момент Глинда Гудвич решила, что с нее хватит. Это был момент, когда она решила причинить Озме боль. Голосом, похожим на замерзшее вулканическое стекло, Глинда ответила на его вопрос: «Нет. Я не думаю, что вам нравится то, что происходит с вашими хозяевами. Озпин, то, во что я верю, гораздо хуже. Я верю, что тебе все равно. Жизни и личности, которые вы стираете, не имеют никакого значения. По крайней мере, они уже очень, очень давно не имеют для тебя никакого значения. В конце концов, если только Дух Знания не лжец, уничтожение этих людей, этих детей — это то, что вы всегда делали. В течение трех тысяч лет вы буквально ничего не делали, кроме как забирали жизни невинных детей и искажали их существование в своих целях. А над каким Озпином? Это не было похоже на то, что ты пытался спасти Салем. Нет, это было бы простительно. Нет, ты сделал это, потому что, в конце концов, ты сделал этот мир хуже. И ты просто не можешь с этим смириться». Оскар почувствовал, как глаза Озмы, его глаза, расширились от шока. Голос Глинды был тверд, когда она продолжила: «В конце концов, Озма — до вашего прихода Салем довольствовалась тем, что жила в маленьком домике в лесу. Жить в мире, в котором она не была заинтересована. Видите ли, что бы ни говорил этот Бог Света, Салем никому не причинил вреда. Возможно, ей было наплевать на этот мир, но она совсем в него не вмешивалась. Ты не можешь этого отрицать. Я знаю. Я видел. Потом ты вернулся, у тебя были все возможности помочь ей, но в конце концов ты решил этого не делать. Вместо этого вы оба питались худшими инстинктами друг друга. Итак, вы оба решили захватить мир для собственного развлечения. Выставить свою силу напоказ и быть почитаемым теми, кто слишком невежествен, чтобы понять это. Играть в божественность исключительно для того, чтобы вы могли произвести впечатление друг на друга». Оскар почувствовал, как что-то Темное внутри Озмы растет, когда Глинда закончила: «Пошел ты, Озпин. Это закончится сейчас же. В конце концов, может быть, когда ты уйдешь, она, наконец, вернется в свой маленький коттедж и оставит всех остальных в покое, черт возьми!» Лицо Озмы стало очень тщательно нейтральным. Удивив даже Оскара. Пожалуй, удивив даже Озму. То, что последовало дальше, не было актом. Дух, известный только как Озма, впервые в жизни показал Глинде Гудвич свой истинный гнев. Какой бы сильной ни была Глинда Гудвич, она побледнела, когда выражение его лица превратилось в нечто почти непонятное. Она даже невольно сделала шаг назад, глядя в бездну творящегося перед ней безобразия. «Ты просто ребенок». Озма начала с шепота. «Такой самодовольный. Такой самоуверенный. Так совершенно невежественен в своих убеждениях». Небольшая пауза. Глаза, которые видели более миллиона отдельных дней и ночей, вспыхнули в темноте. Голос Озпина начал подниматься, когда он выплюнул: «Как ты думаешь, что-нибудь, хоть что-нибудь в этой жизни еще имеет для меня значение? Что угодно? Я побывал на каждом острове и континенте бесчисленное количество раз и, таким образом, видел все великолепие, которое может предложить эта планета, пока вся красота и чудо не исчезли из моего взгляда. На этой проклятой скале для меня нет ничего, ничего, НИЧЕГО, кроме Салем». Он зарычал: «Ты можешь хотя бы представить, на что похоже мое существование? Какое безумное упорство мне понадобилось, чтобы, надеюсь, в конце концов, спустя долгое время после того, как моя человечность была полностью уничтожена, достичь единственной стоящей цели?» Затем Озпин с усилием расслабил свою позу, но его ярость все еще была ощутима. «Салем и я танцевали друг вокруг друга в течение периода времени, который ты не в состоянии понять. Время, которое я, возможно, недолго пережил в качестве короля. Но гораздо дольше пробыл нищим. На мгновение я стал отцом. Я всегда был сиротой. Я стремился быть наставником, чтобы другие люди, более умные люди и неповрежденные лучшие люди, наконец, покончили с единственным человеком, способным понять меня». Озму теперь трясло от ярости: «Я исследовал каждый угол, через отчаяние, которое вы, такие уверенные, никогда не сможете увидеть, не говоря уже о том, чтобы почувствовать… не говоря уже о том, чтобы вынести». Улыбка Озмы была воплощением злобы, когда Глинда сделала еще один шаг назад. «Да, дитя, ты не можешь надеяться понять истинное отчаяние. Вы даже не должны дожить до того, чтобы увидеть, как этот мир превратится в пепел, а победа Салема станет полной. Даже эта мрачная судьба будет самым незначительным мимолетным сожалением по сравнению с моей». Оскар посмотрел сам и увидел, что глаза Глинды остались темными и угрожающими, но в них больше не было уверенности. «Ты бы сказал что угодно, чтобы…» «Чтобы не умереть?» Озма мрачно усмехнулась: «Дитя, я умирала от жажды, от голода, от переохлаждения и почти от всех болезней, которые ты можешь назвать. Меня не раз убивали любимые люди». Пристально глядя на нее, Озма горько улыбнулась. «Нет, дитя, если ты произнесешь имя Реликвии Разрушения в сочетании с моим собственным, если я полностью перестану существовать, даже тогда я не буду бояться своего конца. Я буду только сожалеть об этом». Гудвич начала рассыпаться. Она прошептала: «Ты проклял бы нас всех, если бы увидел, как она ушла». Озма кивнул: «Я бы так и сделал. Счастливым. Знай это. Если ты потерпишь неудачу, если ты умрешь, и если я все еще буду здесь, когда это произойдет, я вмешаюсь и завладею этой жизнью, следующей и следующей, без единого мгновения напрасного сожаления».