Лихорадочные Сны

Приоткрыв один глаз, Криденс тут же зажмурился от яркого света и застонал, ощущая, как навернулись слезы. Голова была тяжелой, неподъемной, будто мозги залили бетоном. Даже думать приходилось через силу, хотя Криденс очень старался. Он попытался поднять руку, чтобы почесать предплечье, и понял, что в данный момент это невыполнимая задача. Он бы махнул на все рукой, но кожа нестерпимо зудела, что совершенно не делало жизнь Криденса проще. Он хотел позвать Персиваля, но тот будто услышал его мысли. Выглянув через щель между косяком и дверью, он чуть улыбнулся, заметив, что Криденс уже не спит, и открыл дверь шире, чтобы пройти в спальню. — Как ты себя чувствуешь, мой мальчик? — ласково спросил он, приблизившись. На нем уже была рубашка, несмотря на довольно ранний час. — Солнце, — промолвил Криденс, поморщившись. Точно какой-то вампир из сказок, которого пугал солнечный свет. — Конечно, прости, что не зашторил окна перед сном… — выхватив волшебную палочку из кармана, Персиваль направил ее на тюль и невербально приказал переместиться, чтобы закрыть широкие окна. Тюль и плотные гардины поползли навстречу друг другу, сомкнув складки. Присев на край кровати, Персиваль склонился над закутанным в одеяло Криденсом и коснулся губами его лба. — Ну как? — слабым голосом спросил Криденс. Ему казалось, что все его тело горит. И дело было не только в теплом одеяле и том, что губы Персиваля прижались к его коже. Причина была прозаична, но все же пугающа — прибывший к ним на прошлой неделе колдомедик поставил ему диагноз «драконья оспа». Примерно с того же момента Криденс избегал смотреться в зеркало, поскольку кожа его отливала слабым зеленоватым оттенком и покрылась фиолетовой сыпью. Он был невероятно тронут тем, что это вовсе не отталкивало Персиваля прикасаться к нему. Он пытался сообразить, где мог бы заразиться, но в последнее время Персиваль показал ему столько волшебных заведений и улиц в Нью-Йорке, скрытых от взора немагов, что подхватить эту заразу он мог где угодно. Все бы ничего, Криденс бы смог это пережить… но никак не мог привыкнуть к страшной особенности драконьей оспы. Каждый раз, как он чихал, из ноздрей вырывался сноп искр, точно он и правда был огнедышащим драконом. На оспу немагов болезнь походила разве что наличием сыпи. Теперь Криденс понимал, отчего ни разу не болел ею прежде и не заразился, когда болела Модести. Он был волшебником, и обычная болезнь не так легко могла свалить его. Персиваль заверял, что бояться нечего, и раз его не одолели авроры, то оспы страшиться не стоит. Потому что он сильный мальчик. Но Криденсу все равно было не по себе и казалось, что это не закончится никогда, а он навсегда останется зеленым в фиолетовую крапинку. Даже если искры, которые, к счастью, не способны были ничего поджечь, все же прекратят вылетать из его носа. Чтобы немного успокоить Криденса, Персиваль рассказал, как болел драконьей оспой сам. Это было лето между первым и вторым курсами Ильверморни. И хотя он на тот момент уже выздоровел, нежно-салатовый оттенок кожи сохранился, за что его дразнили сокурсники. Криденс был уверен, что болей Персиваль сейчас и появись он с зеленым лицом в МАКУСА, то ему никто бы и слова не посмел сказать и как-то подшутить над внешним видом своего директора. Единственным человеком, который бы не упустил возможности поглумиться над Персивалем, была Серафина Пиквери. И не из-за того, что ей это позволяли полномочия госпожи-президента, а потому что они были хорошими друзьями, и Персиваль регулярно слышал от нее приятельские колкости. Первое время это очень удивляло Криденса, ведь раньше ему казалось, что друзья должны только заботиться друг о друге и не говорить ничего, что могло бы обидеть. Во всяком случае, близкую дружбу он представлял себе именно так, не имея настоящих друзей. Он вообще мало общался с кем-либо, кроме матери и сестер. Но теперь понимал, что подтрунивания Частити были сродни тому, как Серафина общалась с Персивалем. Если бы Криденс мог… если бы знал, чем все обернется… Он ужасно тосковал по Частити и Модести. Они не заслужили того, что с ними произошло. Расстроенный Криденс печально шмыгнул. В носу стало щекотно, и он громко чихнул, не успев прикрыться носовым платком. Золотистые искры рассыпались по одеялу, но сразу погасли и даже не успели подпалить ткань пододеяльника. — Ты в порядке? — взволнованно спросил Персиваль, взмахом руки заставив потухшие искорки раствориться в воздухе. — Разве я похож на того, кто в порядке? Криденс не хотел, чтобы его голос звучал обиженно, капризно или раздраженно, но не смог сдержать себя, о чем тут же пожалел, увидев озабоченность на лице Персиваля. Он был очень добр к нему и хотел, чтобы у Криденса было все самое лучшее. Самому же Криденсу казалось, что он не заслужил такой благодати после всего, что они учинили с обскуром. И если бы он мог, то повернул бы время вспять, чтобы все исправить. Он был настроен серьезно и даже расспрашивал Персиваля, есть ли такая возможность, чтобы оказаться в прошлом и все изменить. Ведь они же волшебники! Они умеют зачаровывать предметы и наверняка сила времени им подвластна. И оказалось, что средство действительно было. Персиваль рассказал ему, что существует такой предмет, как маховик времени. Криденс тут же загорелся идеей заполучить себе один, ведь это спасло бы всех от тех бед, что с ними произошли. Мать и Частити были бы живы, Персивалю бы не пришлось подвергнуться нападению Гриндевальда. Более того, Криденс был поражен, что никто в МАКУСА еще не догадался применить такой маховик времени, чтобы все исправить. Сколько ужасов можно бы было предотвратить с его помощью! Но Персивалю пришлось разочаровать его, что использование подобных предметов строго регламентировано, и за этим кроется большая опасность. Ведь если бы была возможность переписывать события, то маховиком времени мог бы воспользоваться кто-то вроде Гриндевальда, и тогда мир бы охватил хаос. Аргумент, что использовал бы маховик не кто-нибудь, а сам Персиваль, не убедил того. — Если однажды Гриндевальд уже разоружил меня, кто даст гарантию, что этого не произойдет вновь? — Зачем же тогда вообще их создавали, если ими нельзя пользоваться? — расстроился Криденс. — А зачем немаги создают опасное оружие, а после ограничивают его использование? — попытался его натолкнуть на мысль Персиваль. — Для исключительных случаев? — догадался Криденс. — И для устрашения? — Именно так, мой мальчик. Криденсу пришлось смириться с тем, что уже ничего не исправить. Но он надеялся, по крайней мере, больше не совершить ничего в будущем, чтобы об этом потом не пришлось жалеть. С чем зато не мог сейчас смириться Криденс, так это с оспой, хотя регулярно пил противодраконью сыворотку Ганхильды из Горсмура, чтобы как можно скорее пойти на поправку и забыть свою болезнь, как страшный сон. — Хочешь есть? — тепло улыбнувшись, спросил Персиваль и похлопал его через одеяло по колену. Конечно же Криденс хотел. Вот только не находил в себе сил, чтобы дойти до кухни. Но, как оказалось, ухаживать за ним Персивалю было только в радость. Криденс кивнул и сглотнул слюну при мысли о еде. — Сейчас принесу, — тут же подорвавшись с места, заверил Персиваль и усмехнулся. — Только никуда не уходи! — Если бы я мог… — с ноткой трагичности протянул Криденс. Ему было неловко ощущать себя беспомощным и неспособным что-либо делать самостоятельно, и в то же время невероятно льстили внимание Персиваля и его забота. К тому же болезнь, несмотря на заверения колдомедика, что поводов для беспокойства нет, была не самой простой. Легче всего ее переносили юные волшебники, а с увеличением возраста пациента она обретала более тяжелые формы. Некоторые пожилые волшебники даже умирали от драконьей оспы… Как хорошо, что Персиваль уже успел переболеть в детстве и теперь не мог заразиться от Криденса. Был в этом и другой приятный и очень волнительный момент — Персиваль без угрозы для собственного здоровья позволял себе прикосновения и поцелуи. От них Криденса всегда бросало в жар и без всякой температуры. Спустя пару минут Персиваль вновь появился в спальне, левитируя перед собой поднос, на котором Криденс сразу заметил тарелку, маленькую вазочку с цветами, несмотря на то, что была середина весны, стакан с водой, небольшой чайничек, из носика которого поднимался пар, и чашку с блюдцем. Криденс все же сделал героическое усилие и сел на постели. Персиваль взмахом руки приподнял подушку позади него, чтобы можно было удобнее расположиться у изголовья. Приблизившись к кровати, Персиваль перехватил плывущий по воздуху поднос руками и поставил на ножки поверх бедер Криденса. Теперь можно было также увидеть стоящую позади тарелку с сырными тостами и кусочек сладкого пирога. Заметив на его лице легкое замешательство, Персиваль по-доброму усмехнулся. Конечно же Криденс хотел есть, но он явно переоценил его возможности. Умом Криденс понимал, что организму нужна энергия, чтобы бороться с болезнью, но аппетитом похвастаться сейчас не мог. — Если не справишься, то ничего страшного, — заверил Персиваль, верно поняв его беспокойство. Криденс не хотел обидеть его, не съев завтрак. Он протянул руку, взявшись за ложку, и зачерпнул немного бульона. Криденс не чувствовал себя совсем уж немощным, но ему стало любопытно, насколько далеко простирается забота Персиваля, на что он готов… Рука невольно дрогнула, как только он об этом подумал, и бульон вылился обратно в тарелку. Персиваль тут же насторожился, заглядывая в его глаза. — Тебе помочь? — Да, пожалуйста, — согласился Криденс, чувствуя себя ужасным притворщиком. Он понимал, что так поступать нехорошо, ведь Персиваль для него делает уже больше, чем можно было мечтать… Но так хотелось уступить своей слабости и совершить шалость. Персиваль без всяких возражений забрал из его руки ложку, подсел ближе и взял глубокую тарелку. — Может, дать салфетку? — на всякий случай спросил Персиваль. — Нет, так хорошо… Интересно, можно ли было под зеленоватой кожей и фиолетовой сыпью различить его румянец? Персиваль был предельно сосредоточен, не пытаясь поймать Криденса на этой маленькой лжи. Он зачерпнул бульон и поднес ложку к его рту. И его рука не дрожала. Зато на внешней стороне кисти под кожей проступили вены, кое-где змеясь поверх выступающих косточек. О, Криденс благоговел перед его сильными руками, как они интимно касались его тела, когда они доходили до близости… Как они гладили кожу… Поначалу ему казалось, что руки Персиваля окажутся немного мозолистыми, но он никогда не занимался грубой работой, прибегая как истинный волшебник к помощи магии. Кожа и пальцы были нежными и трогали его невероятно ласково и чувственно. Криденс прикрыл рот, и Персиваль, заведя ложку чуть дальше и касаясь металлом нижней губы, наклонил ее, действуя очень аккуратно, чтобы не проронить ни капли бульона на его пижаму. Температура была в самый раз — не кипяток, но и не такая, что следовало бы подогреть. Сглотнув бульон, оказавшийся куриным, Криденс ощутил на языке приятное послевкусие приправ и легкую нотку моркови. Губ Персиваля коснулась умиротворенная улыбка, и он зачерпнул еще ложку. Он кормил его с таким упоением, что в голову Криденса закралась мысль — если бы он не сказался слабым, тот рано или поздно все равно предложил бы это. Предложил покормить его с рук. Было в этом моменте нечто интимное и трогательно, а еще чарующее, будто магия стала реальнее, чем она уже есть. — Как насчет тоста? — чуть склонив голову, спросил Персиваль, и его рука уже сама потянулась к тарелке. Золотистый поджаренный ломтик хлеба и бледно-желтый сыр коснулись губ Криденса. Он открыл рот, вонзил зубы и с мягким хрустом откусил. У расплавленного сыра была приятная немного вязкая текстура, и он ниткой тянулся обратно к ломтику, точно не хотел с ним расставаться. Персиваль лишь умиленно улыбался, наблюдая за ним. Кто бы мог подумать, что суровый, ироничный директор и правая рука госпожи-президента может быть таким мягким и внимательным… Криденс был уверен, что скажи он кому, никто бы не поверил, что его Персиваль и мистер Грейвз — это один и тот же человек. Разве что Куини. Проницательная Куини умела чувствовать и понимать людей. Отчасти залогом тому был ее дар легилименции… И Тина, конечно же и она тоже, потому что много лет знала мистера Грейвза. Она рассказывала Криденсу, что когда Гриндевальд притворялся Грейвзом, то была в полнейшей растерянности, не узнавая своего начальника. Но в тот момент ей казалось, что виной всему была ее оплошность, когда она попыталась защитить Криденса от его приемной матери. Тина полагала, что Грейвз сторонится ее и глубоко разочарован, а потому ведет себя слишком холодно и равнодушно. А уж когда Грейвз отдал приказ казнить ее и Ньюта, то и вовсе испугалась. Не только казни и близкой смерти, но и того, что так ошиблась и совсем не знает человека, который столько лет учил ее быть аврором. — Чаю? Или воды? Я могу принести тебе сок, если ты хочешь, — заботливо предложил Персиваль. «Интересно, а Серафина Пиквери знает, что Персиваль бывает таким? Или же из-за их пикировок он не показывает своих слабых мест, и только с ним позволяет себе быть таким открытым и свободным? Хотя у нее наверняка за долгие годы знакомства найдется ни одна история, которая бы показала, что Персиваль чуткий и заботливый человек.» — Думаю, что с чаем мне по силам справиться самому… — неловко промолвил Криденс, решив дальше не злоупотреблять заботой Персиваля, чтобы не перегнуть палку. Но Персиваль не смог отказать себе в любезности налить чай и передать его Криденсу. Как только тот взял блюдце и налитую примерно на половину чашку, Персиваль взял тарелочку с яблочным пирогом, аккуратно ухватил кусочек на местах срезов, чтобы не насыпать в постель крошек, и поднес к его лицу. Кажется, Персиваль вошел во вкус… И Криденс, хоть и был все еще смущен, с готовностью открыл рот, с блаженством вдохнул ароматный и аппетитный запах печеных яблок и корицы. …Сладко вздохнув, Эзра зажмурился, пытаясь из последних сил ухватиться за ускользающий сон, в котором ему было так хорошо, уютно и вкусно. На улице просигналила машина. И хотя спальня Колина выходила на задний двор, приоткрытое на ночь окно не способно было сдерживать посторонний шум. Эзра поморщился от неприятного звука и повернулся на другой бок. Вытянув руку, он нащупал спящего Колина и подполз чуть ближе под тонким одеялом, чтобы прижаться к его телу. Осознанно или нет, но Колин накрыл его плечо ладонью, будто тоже не спал, лишь дремал, давал понять, что он рядом и все понимает. Болеющий Криденс приснился Эзре неспроста, оно само напрашивалось, ведь Эзра тоже был не совсем здоров. Он также, как и сыгранный им персонаж, ощущал тяжесть и скованность мыслей. А потому, прикорнув под боком у Колина, Эзра довольно быстро уснул. Вот только прежний сон уже не хотел возвращаться к нему. Но это было и не так обидно, ведь самое главное Эзра уже увидел — как Грейденс играют с едой. Хотя он не отказался бы, чтобы это закончилось чем-то более горячим, страстным, раскованным, сексуальным, грязным… возможно? Самую малость. Очевидно, тело Эзры в данный момент было озабоченно совершенно другими проблемами, а потому подкидывало фантазии не о сексе. Какая жалость. Зато близость лежащего рядом Колина действовала на Эзру явно благотворно, поскольку в следующем сне он тоже был, только на этот раз не в виде Грейвза. Он был похож на обычного Колина, разве что почему-то напялил на себя серый вязаный кардиган. А еще он отгонял Эзру от компьютера. Кем же был он, Эзре не сразу удалось понять, как и осознать себя внутри сна. Он видел лишь то, что ему подкидывало сознание, а потому, когда Марти… а это был определенно он, загнал «Эзру» в кровать и закрыл за собой дверь, назидательно сказав напоследок «Эдди, хватит работать! Ради всего святого, ты же болеешь», Эдди вытащил смартфон. Открыв «google документы», Эдди запустил файл, над которым работал до этого. Статья была крайне увлекательная и изобличающая, хотя, как Эзра не пытался ее читать, наутро не смог воспроизвести ту кашу, что была там понаписана. И все же во сне это казалось очень логичным и обоснованным. Спустя минут десять Марти вернулся, чтобы проверить Эдди. Очевидно он рассчитывал, что тот послушно заснул… Хотя, зная Эдди, он скорее всего не ждал, что тот уступит его мольбам, несмотря на температуру и заложенный соплями нос. — Эдди, что ты там, черт возьми, делаешь? Эдди, конечно, не видел Марти, только слышал, потому что с головой спрятался под одеялом. — Мастурбирую, — нервно потея, ответил Эдди, отключив подсветку телефона. — Неправда. Марти сдернул одеяло и явно увидел то, что ожидал — Эдди был полностью одет и даже не спустил вниз трусы. — Я только начал. — Эдди демонстративно сжал ладонь на члене через ткань нижнего белья, но Марти нельзя было провести так просто. Он слишком хорошо знал Эдди. — Разумеется. — Я отлично себя чувствую. — Эдди недовольно шмыгнул сопливым носом. — И моя работоспособность на уровне! Если ты драматично страдаешь и просишь принести тебе ручку и бумагу, чтобы написать завещание, это не значит, что я болею также. Марти скорбно свел брови к переносице. Он походил на побитого щенка… Даже кардиган куда-то пропал. И тут Эзра догадался, что перед ним уже вовсе не Марти, а Рэй. Их, конечно, объединяло слишком многое — депрессия, национальность и смерть лучшего друга, и все же они были разными людьми. Хоть оба и выглядели, как Колин. Значит ли это, что и Эзра уже был совсем не Эдди, а кем-то еще? Ответ не заставил себя долго ждать. — Принеси мне таблеток от кашля… — трагично попросил «Эзра». — Хочешь, чтобы тебя унесло от них, как в прошлый раз? — чеканя букву «о», спросил Рэй и нахмурил брови еще сильнее. — Да. Тогда мне не будет так погано, и я словлю кайф. Ответ натолкнул Эзру на мысль, что он был Эллиотом. Рэй хотел что-то возразить ему, но облик Колина подернулся каким-то мороком, и, не заметив никакого подвоха, Эзра увидел перед собой немного взвинченного мужчину. Он все еще был Колином, только уже с усами и бородкой, которые компенсировали большую залысину на голове. Ее никак не могли скрыть зачесанные набок длинные пряди, чем добавляли Бобби некоторой комичности. Но Дональд все равно находил его невероятно горячим. А уж в постели тот был просто зверь! Неутомимый и всегда готовый попробовать что-то новое, например интимные игрушки, от которых предыдущие партнеры Дональда шарахались. — Доктор прописал тебе ингаляции, — сверкнув глазами, сообщил Бобби. — Пока ты спал, я уже попробовал! Прочищает дыхалку не так хорошо, как кокаин, но дурь все равно знатная. Пусть голова Дональда трещала по швам, это все равно невероятно его рассмешило. Не успел Эзра удивиться столь необычному союзу, который породило его воспаленное сознание, как понял, что вновь стал просыпаться. Он приоткрыл один глаз. На улице было еще темно, а Колин повернулся к нему спиной. Но это не расстроило Эзру, он лишь прижался к нему теснее, уткнувшись пахом ему между ягодиц, и вновь закрыл глаз, надеясь увидеть продолжение этого лихорадочного сна. На этот раз Эзра, как и наяву, оказался в объятиях Колина. Вот только в них было не так тепло, как это должно было быть. Ситуацию спасало одеяло, которым они оба были накрыты. Смущала Эзру только одна деталь — кровать, на которой они лежали, была односпальной, так что, чтобы не свалиться, ему пришлось буквально лечь на Колина. Перед ними лежала книга, и хоть Эзра и был уже взрослым мальчиком, но Колин читал ему вслух. — «…И тогда Робин из Локсли подхватил свой колчан и лук. Он бросил взгляд на помост, где сидел принц Джон собственной персоной, и стремглав бросился на ристалище. Ему отчаянно хотелось выиграть на стрельбище, чтобы завоевать сердце Леди Мэрион. Он не мог допустить, чтобы в турнире победил шериф Ноттингема!» Колин читал с выражением, но в голосе его звучала едва уловимая ирония, точно он находил чтиво про Робина Гуда слишком наивным и детским. Кевину так не казалось. Будь он здоров, то оскорбился бы тем, что Джерри все это забавляет. Но он был слишком слаб, чтобы возражать. Редко, когда он имел такую пьянящую поблажку, чтобы быть уязвимым. К чести Джерри, он не глумился над Кевином, не выгнал его, решив найти себе более здоровую игрушку. Он не забавлялся над ним и действительно заботился, будто ему не все равно. Лишь одно беспокоило Кевина — Джерри не спешил обращать его в вампира. Он жил при нем, как фамильяр. Делал то, чего не мог делать вампир. В основном выходил из дома днем, исполняя поручения, когда Джерри не мог этого сделать из-за солнечного света. Это было удобно, в этом Кевин не спорил… Но терпение его подходило к концу, а грезы о том, каким могущественным он станет после вампирского укуса, не отпускали ни на миг. Сила, скорость, обострившиеся чувства… бессмертие. Возраст, собственно, и был той причиной, по которой Джерри не собирался его пока обращать. Он хотел, чтобы Кевин немного подрос, а то пока что они скорее походили на отца с сыном, чем на пару. Это невероятно бесило и злило Кевина, потому что таким образом ждать ему еще придется примерно два года. Два года на побегушках у хозяина-вампира, пока тот не соизволит обратить его в себе подобного. Оттого у Кевина неизменно возникал этот вопрос: — Ты ждешь, когда я сдохну?! Тогда ничего не получится, если ты не знал. Джерри лишь загадочно улыбался, скаля вампирские клыки, трепал волосы на его макушке, словно Кевин был нашкодившим малышом, которого он все равно любит, но ничего не предпринимал, чтобы окончить его человеческие страдания и предложить свой вампирский дар. Что могло бы вынудить Джерри пересмотреть свои взгляды и обратить Кевина раньше? Неужто смертельная болезнь или неизлечимая травма? Вряд ли ротавирусная инфекция Кевина относилась к этим двум пунктам. И все же чувствовал он себя паршиво. Примерно так же, как когда Кевин заболел в возрасте лет шести. Мать носилась с ним, заботилась, вытирала рвоту с пола и читала книжки про Робина Гуда, который так глубоко запал ему в сердце и душу. Увлечение, которое слишком плохо кончилось для ребят из школы Гладстон-Хай, где учился Кевин. У Кевина даже была идея нарочно заболеть какой-нибудь пакостью повышенной летальности или свернуть себе шею, чтобы Джерри наконец-то сдался и уступил ему. В плане мог быть только один изъян — Джерри раскусит его замысел, точно вампир шейный позвонок, поймет, что Кевин сделал это намеренно, и не станет поить его своей зараженной вампирской отравой кровью. Так ли дорог Кевин для Джерри, чтобы идти на поводу у собственного упрямства, а не чувств? Кевин полагал, что все же дорог, раз Джерри не испытывал отвращения, не заставлял вытирать свою рвоту и читал ему Робина Гуда. Даже заказывал человеческую еду домой и не осушал курьеров до последней капли крови, чтобы потом к ним домой не нагрянули полицейские. Как благородно и предусмотрительно с его стороны. Джерри умел быть образцовым хозяином. — А ты стрелял из лука? — уткнувшись носом в его холодную шею, спросил Кевин. Пониженная температура тела Джерри идеально сочеталась с легкой лихорадкой, которую Кевин ощущал прямо сейчас. Уткнуться в него вот так было сейчас самым приятным и правильным. К тому же, к счастью для Джерри, сейчас Кевина не тошнило, а значит, опасаться было нечего. — Конечно, — ответил Джерри, переворачивая страницу. — У нас тогда при обороне города закончился порох. — Ты тогда был человеком? — Уже нет. Но если бы узнали, что я вампир, в меня бы без раздумий засадили осиновый кол свои же ополченцы. — Кто придумал назвать тебя Джерри? Если тебе четыреста лет. Для позднего Ренессанса это очень тупое имя. «Джерри»… Джерри громко фыркнул, не придав значения тому, что это могла быть шпилька в адрес его матери. — Кто сказал, что это мое настоящее имя, пацан? Несмотря на слабость, признание пробудило в Кевине неподдельный интерес. — А какое настоящее? — Людишкам такое знать не обязательно. Расскажу как-нибудь потом. — Когда? Пусть Кевин еще не был вампиром, он все равно мстительно куснул Джерри в шею своими обычными человеческими зубами. — Когда я обращу тебя, — загадочно ухмыльнувшись, «пообещал» Джерри. — До этого момента ждать еще два года! — Имей терпение, — назидательно сообщил он и притянул книгу поближе к себе. — Потом будешь вознагражден за это вечностью. Кевин с досадой вздохнул, приготовившись слушать продолжение, которое, между прочим, знал наизусть, но тут Джерри пропал из его объятий. Зато рядом с постелью оказался совершенно другой Колин — крупный, мускулистый, бородатый. Настоящий медведь! От него внутри Эзры все воспламенялось, хоть он и без того горел. Внутри полыхал настоящий пожар! Легкие плавились, будто он надышался дымом и копотью. — Дрраакс, — заскулил Мусорный Бак. Пусть он плохо владел речью, и не каждый мог понять то, что он лопочет, Генри Дракс всегда прекрасно понимал его. Помимо рокочущих букв в его имени у Дракса была еще одна восхитительная особенность — он всегда яростно трахал Мусорного Бака. Точно в последний раз. — Что такое, малыш? — Глаза Дракса горели, точно угли. — Хочешь ласки? Совладав с собой, Бак приподнялся, чувствуя, как натягиваются ремни его одежды, и подполз ближе, ткнулся лбом в его плечо. Он по-кошачьи ластился к нему, без слов прося о внимании. Хоть врач и говорил, что лихорадка Мусорного Бака довольно опасна, Дракс не собирался оставлять его, заверив, что к такой заразе, как он, другая зараза просто не способна прилипнуть. Тогда почему она прилипла к Мусорному Баку?.. Он был явно не лучше своего любовника. Он тоже нес смерть и разрушения. — Выеби меня, — прохрипел Бак, мурлыча от грубоватых, но заботливых поглаживаний по волосам. Дракс раскатисто рассмеялся, слегка шлепнув его по заднице, обтянутой трусами из черной кожи. — Как пожелаешь, сладкий. Бак моргнул, приподнял голову, не ожидая столь ласкового обращения, и понял, что борода куда-то делась, хотя комплекция осталась примерно такой же, только менее мускулистой и более грузной. — Не знаю, что происходит, Оз… — шмыгнув носом, прогудел Барри. — Не помню, чтобы болел с тех пор, как получил спидфорс. Обычно быстрая регенерация тканей меня всегда выручала… — Будем считать, что твой организм дал слабину, чтобы позволить мне позаботиться о тебе, котенок. Глаза Барри увлажнились от того, как тронут он был заботой Освальда и тем, как много тот для него делал. С ним он всегда чувствовал себя любимым и защищенным… точно курица-херувим, ради которой ее петух готов броситься навстречу ястребу, чтобы защитить свою пару. Эти мысли принадлежали уже не Барри, а Эзре, который наконец-то разлепил глаза и теперь лежал, уставившись в потолок, пытаясь осмыслить то, что только что видел. Возможно, роль сыграли таблетки от кашля, которые просил Эллиот… Но сколько же их нужно было сожрать, чтобы прибалдеть? Глубокий и основательный сон сменился быстрым и хаотичным калейдоскопом, но он все равно довольно неплохо сумел запомнить то, что видел, чтобы хотя бы в двух словах суметь воспроизвести увиденное. Эзра повернул голову, надеясь обнаружить Колина, а не кого-то из его персонажей… И он был там, лежал, смотря в телефон. — Кооолин, — блаженно протянул Эзра, навалившись на него всем телом, и тесно прижался к нему, закинув ногу на бедро. — Клодин написала. Хочет обсудить роль, которую мне собираются предложить, — объяснил Колин, откладывая телефон на тумбочку. Он повернулся лицом к Эзре, лучезарно улыбнулся нему и коснулся губами лба, проверяя температуру. — Тебе лучше, принцесса? — Лучше. Эзра с упоением вздохнул и ткнулся немного обветренными губами в заросшую щетиной щеку Колина. — И, кстати о ролях… Ты, блядь, не поверишь, что мне только что приснилось!