Причина дожить до второго курса

Это не так трудно сделать. У него нет причин мешкать уже давным-давно. Он ведь не трус, верно? Он не трус, он достаточно смел, чтобы избавить этот мир от бесполезного звена, для которого нет никакого смысла существовать. Тем не менее, Хуа Чэн нашёл себя не в силах поднять взгляд на отражение в зеркале, где усталый парень сжимал в руках лезвие. Уродливый одним глазом, но в остальном может быть даже не столь плохой — просто до ужаса бесполезный. Да и какую пользу может принести человек, у которого нет ничего, что его бы мотивировало? У его сокурсников были цели, были вещи, которыми они наслаждались — им действительно было интересно многое, им было достаточно мелочей для радости, им было достаточно мелочей, чтобы продолжать жить. Сколько бы Хуа Чэн не пытался, он так и не нашёл достаточно мелочей для того, чтобы считать свою жизнь достойной продолжения. Может быть, оно и было к лучшему. Потому что тогда шанс на стипендию появится у кого-нибудь из них, реально ценящих свою жизнь. Потому что тогда Хуа Чэну больше не придётся прилагать бессмысленные усилия, которые ничем не окупались. Зачем? Он много раз думал наконец-то покончить с этим раз и навсегда, но взял лезвие в руки впервые. До того определённые мысли посещали его на крышах и каждый раз, когда доводилось оказаться в воде, но каждый раз что-то шло не так, что-то мешало, и казалось, что может быть стоило подождать ещё немного, и вот тогда... Сейчас к Хуа Чэну пришло странное смирение. Мол, «ну не суждено найти что-то, да, это я понял, мир не любил меня раньше, и едва ли полюбит сейчас — если мне что-то благоволит, то это лишь временно, а потом обязательно...» Лезвие даже не приблизилось к коже, потому что Хуа Чэн до сих пор не мог поднять глаза к зеркалу, а он хотел смотреть в зеркало, а не на свои руки — так создавалось впечатление, будто он только наблюдает за кем-то, а не управляет собой. «Поистине жалкое зрелище, наверное», — подумал он. И его горькая усмешка всё равно выглядела слишком неподходящей его намерениям. Руки всё ещё не двигались. Мысли и вовсе занимали вопросы вроде «Должен ли я чувствовать себя более отчаянно? Быть в истерике? Или должен ли я не чувствовать вообще ничего, чтобы это сделать?». Он как раз склонялся к последней, когда откуда-то издалека, словно не из этой квартиры вовсе, послышался рингтон — играла довольно известная песня, которую Хуа Чэн как-то поставил в порыве окружить себя нравящимися мелочами. Что ж, рингтон определённо не создавал должного комфорта, просто потому что Хуа Чэну почти никогда и никто не звонил, но он всё равно всегда оставлял звук на телефоне. Может быть, думая, что это что-то поменяет. Что ж, оно определённо поменяло, потому что Хуа Чэн успел так погрузиться в тишину, что её нарушение заставило вздрогнуть. Лезвие выскользнуло из пальцев и приземлилось в раковину, а взгляд невольно тут же поднялся к отражению, впервые за некоторое время — и вид самого себя, чуть удивлённого, растерянного, почему-то до ужаса насмешил самого студента. Кажется, он действительно слишком трус для того, чтобы сделать это сегодня. Парень вышел из ванной. — Я уже хотел сбросить. — мгновенно высказал претензию Хэ Сюань, стоило Хуа Чэну взять трубку; и да, кто же ещё мог звонить Хуа Чэну, если не Хэ Сюань? — Ты и правда долго ждал. — хмыкнул Хуа Чэн, словно бы и не стоял с лезвием пару минут назад. — Я был в ванной и был уверен, что ты отключишься. — А я был уверен, что ты проигнорируешь меня намеренно, в ожидании, что я сброшу, поэтому намеренно ждал. — ответил Хэ Сюань, и в его сухом голосе промелькнуло что-то вроде раздражения. — Спасибо, что соизволил ответить. — Пожалуйста. — как ни в чём не бывало отозвался Хуа Чэн, отрываясь от телефона и проверяя время. 02:31. — И вообще, почему ты снова не спишь в полтретьего? — тон однокурсника сменился на привычно-скучающий. — А почему ты снова звонишь мне в полтретьего? — Потому что я знал, что ты не будешь спать. — произнёс тот так, словно его заставили отвечать на риторический вопрос. — Тогда я не спал, потому что знал, что ты мне позвонишь. — фыркнул Хуа Чэн, меняя руку, которой держал телефон, чтобы второй осторожно перенести кружку с двухчасовым недопитым кофе в раковину. — Мм. — многозначно протянул собеседник. И повисла тишина. — Так зачем я так спешил из ванной? — с деланным любопытством поинтересовался Хуа Чэн, присаживаясь на складной стул у небольшого стола рядом с окном. — Домашки, если что, не осталось. Лето на дворе. Показалось, что Хэ Сюань вздохнул на другом конце трубки, но сделал это столь тихо или далеко от телефона, что точно сказать нельзя было. — В общем, некоторые люди с курса устраивают через неделю небольшую... — пауза показалась скорее попыткой подобрать слова вместо каких-то менее подходящих, — небольшое мероприятие на пляже. В общем, пожарить шашлыки, поплавать, вся эта брехня. — О-о, не знал, что тебя они интересуют! — неподдельно восхитился Хуа Чэн, ставя локоть на стол и подпирая голову этой рукой. — Хотя, с другой стороны... Приятного аппетита заранее. — Прекрати. — хмуро бросил Хэ Сюань в трубку. — Меня... уговаривает Ши Цинсюань. А у меня нет никакого желания идти туда одному с потока. — Не иди? — Тебе повторить? Я сказал, Ши Цинсюань меня уговаривает. — в этот раз фраза прозвучала куда увереннее, и Хуа Чэна почти развеселило то, что Хэ Сюань использовал Ши Цинсюаня в качестве причины. — Он не отлипнет. — Тогда иди с Цинсюанем. — Он приведёт меня и убежит к кому-нибудь, и я буду там один. — прозвучало ещё более раздражённо, словно объяснение было очевидно (впрочем, оно и так было очевидно, это Хуа Чэну до сих пор что-то казалось). — Так что ты идёшь с нами. — Не думал, что я для тебя — приятная компания, или вообще компания, с которой проще на сборищах. — продолжил издеваться Хуа Чэн. — Ты же у нас общительный, харизматичный парень, по которому все с потока вздыхают. — съязвил Хэ Сюань. — Конечно, с тобой всем легко и просто! — Слишком много эмоций в голосе, полегче. Выходишь из роли. Тогда собеседник действительно замолчал, и Хуа Чэн готов был поклясться — эта тишина ещё больше передавала желание Хэ Сюаня убить своего однокурсника раз и навсегда. — …Ты хоть раз выходил за неделю из дома? — наконец произнёс Хэ Сюань, явно делая усилие, чтобы его голос звучал так же равнодушно и безразлично, как обычно. — Сам рассказывал мне о полезности солнечного света. Вот и покажешь на своём примере как надо, а я посмотрю. — Не говори, что волнуешься за меня! — ещё более деланно удивился Хуа Чэн, не скрывая собственного смеха. — Я не… — и одногруппник тут же поспешил ответить, но в момент замолк, собираясь с мыслями и шумно выдыхая. — Хватит выдумывать себе всякое. Я уже сказал — я просто не хочу идти один. Ну, и… — Хэ Сюань вновь замешкался, но довольно быстро нашёл подходящие слова — так, что Хуа Чэн даже не понял, выдумывал ли он, — …Ши Цинсюань вечно ноет, что я прихожу один и не привожу тебя. Всё. Каждый раз Хуа Чэну мерещилось недосказанное «а ещё я хочу знать, что ты не загнулся там за те пару недель, которые мы не виделись и за те пару дней, которые мы не говорили». Потому что не могло быть Хэ Сюаню что-то действительно надо от него так часто. Может быть, это лишь его воображение. Хуа Чэн посмотрел в окно. — ...Так бы сразу и сказал. — отозвался он неожиданно. — А то ходишь вокруг да около. Так много разговариваешь, непривычно даже, мне страшно стало. Ответом стало молчание, по-видимому, символизирующее, что Хэ Сюань намеренно проиллюстрировал свою «обычность». Это только заставило Хуа Чэна рассмеяться. — Ладно-ладно. Так что там насчёт пляжного сборища? — Я тебе просто отправлю сообщением. — в ответе Хэ Сюаня, несмотря на вернувшуюся неэмоциональность, возможно было уловить облегчение. — Подожди. Они обменялись ещё парочкой взаимных колкостей, после чего попрощались — и только когда Хуа Чэн положил трубку, он почувствовал, словно происходящее до звонка было как минимум вчера. Он поднялся со стула, потянулся, а затем направился в ванную, чтобы вернуть лезвие на место. ...просто придётся точно дожить до следующей недели, иначе Хэ Сюань его из-под земли выкопает, чтобы Хуа Чэн не оставил его на вечеринке. *** Наверное, он просто в какой-то момент потерял над собой контроль. Течение было едва ощутимым, но зато река определённо резко уходила вглубь, и наверное об этом знакомые Цинсюаня кричали ему — мол, осторожнее у центра, дно резко уходит вниз, — но Хуа Чэн тогда только помахал им рукой, даже не поворачиваясь. Вода вокруг немного успокаивала, заставляла погрузиться в свои мысли, а ему было это очень кстати — вот он и брёл-плыл, чуть поддаваясь течению, и изредка нырял, раз уж ему выдался такой шанс. Где-то неподалёку плеск воды сообщал, что он не один купается, — знакомых с курса было много, и они все плавали, брызгались, или сидели на берегу; да тот же Цинсюань сам наслаждался прохладной рекой, и к тому же отчаянно пытался затащить своего мрачного друга в воду, пока тот лениво отпирался. Кто-то, по-видимому, кинулся повторять путь Хуа Чэна, после того, как он им помахал, мол, всё в порядке, потому что плеск приближался, но сам Хуа Чэн даже головы не поворачивал с того самого момента, как зашёл в воду, зато поднял голову к солнцу, прикрыл глаза рукой, чтобы не слепило, а секунду спустя снова нырнул. В общем, вот тогда он немного не ожидал не почувствовать дно ногами, поэтому секундное замешательство стоило ему потери бдительности, а потеря бдительности в воде означала «по инерции удивлённо втянуть в себя воздух». Ничего опасного не произошло, Хуа Чэн просто задержался под водой чуть дольше, чем обычно, хлебнул этой самой речной воды, немного замешкался, и резко рванул на поверхность, что у него и так, наверное, вполне удачно бы получилось — но только кто-то (скорее всего, тот, кто тоже решил доплыть до того берега за ним) больно вцепился в его плечо и вытащил наверх раньше, чем Хуа Чэн сам вскинул голову к небу. — Рехнулся? — произнёс голос, недостаточно полный возмущения для того, чтобы его владелец действительно казался разозлённым, но в принципе даже с равнодушным тоном Хэ Сюаня оно прозвучало весьма недовольно. Хуа Чэн не ответил, откашливаясь, удерживая себя на воде, и чувствуя, как едва заметное течение тянет их чуть дальше. Но Хэ Сюань противостоял ему довольно легко, потащив к берегу не только себя, но и Хуа Чэна, которому всё ещё вцепился в плечи. – Ты... Ты же не хотел плавать? — наконец произнёс Хуа Чэн, пытаясь отдышаться и несколько раз моргая, чтобы согнать капли с ресниц. — Ты намеренно игнорируешь предупреждения? — поинтересовался Хэ Сюань, который не отпустил Хуа Чэна даже сейчас, когда пальцы ног коснулись дна. — Тебе кричали, что дальше заплывать не надо, вода мутная и дно глубокое, острое. — Прямо как ты. — добродушно усмехнулся Хуа Чэн. — И нет, про камни и воду, наверное, просто не услышал. Отпустишь? У меня плечо будет болеть. — А глубокое дно тебя не смутило? — вновь поинтересовался Хэ Сюань тем самым незаинтересованным тоном, которым разговаривал всегда. — Утопиться вздумал? — И испортить твоему Цинсюаню пляжную вечеринку? Боже упаси. — усмехнулся Хуа Чэн, чуть настойчивее отдирая чужие руки от собственных плеч. Хэ Сюань нехотя поддался, но остался рядом, угрюмо и медленно шагая в воде. — Он не... — А ты-то чего так распереживался? — тут же прервал его Хуа Чэн, не давая поспорить со своими словами. — Я бы и сам выплыл. — Я не переживал. — почти совершенно безразлично отозвался однокурсник, чуть ускоряясь, и отворачиваясь от Хуа Чэна. — Я поплыл предупредить тебя и позвать есть, раз с берега ты не слышишь. — А-а, ну тогда всё понятно. — «понятливо» закивал Хуа Чэн, которому вода уже была по пояс. Он махнул кому-то из других знакомых с курса, многие из которых как раз смотрели на них с Хэ Сюанем, дожидаясь возвращения. К ним в воду кинулся Ши Цинсюань, до этого стоявший у мангала. — Хуа-сюн, — протянул он, намного более явно выражающий своё волнение, чем его холодный друг, — туда правда нельзя заплывать, там вода неприятная и можно пораниться о дно, плюс глубоко... — Я хорошо плаваю, не волнуйся, Цинсюань. — махнул рукой Хуа Чэн, потихоньку выбираясь на берег и стряхивая воду с рук. — Хорошо он плавает. — прокомментировал Хэ Сюань, заодно пытаясь ненавязчиво отлепить от себя «друга», который повесился ему на плечо. — Воды нахлебался... Цинсюань, дай мне из воды выйти. — Ну нахлебался и нахлебался, с кем не бывает! — возразил Цинсюань. — Со мной. — А ты, Хэ-сюн, просто правда хорошо плаваешь. — тут же ответил на это парень, всё-таки отлипая и позволяя двум сверстникам выбраться из реки. — Но, кстати, я не ожидал, что ты поплывёшь его спасать. — Да он не спасать плыл, наоборот, там просто вода тёмная, дно острое — он, наверное, хотел почувствовать себя в своей среде. — улыбнулся Хуа Чэн, чем заслужил смешок Ши Цинсюаня и угрюмый взгляд Хэ Сюаня. — Вот я его весь день в воду затащить его не мог, а он за тобой так легко прыгнул, когда ты нам рукой помахал... — Цинсюань подвёл их к мангалу, на котором заканчивало жариться мясо, и к которому уже потихоньку стекался народ. — Может мы поедим и туда вместе сплаваем? — Лично я после еды двигаться с места не собираюсь. — отрезал Хэ Сюань, выхватывая один из кусков мяса и заваливаясь на постеленное полотенце. — Да в тебе никто и не сомневался. — и Хуа Чэн похлопал его по плечу, а затем вместе с Цинсюанем тоже наклонился к еде. Солнце палило не так уж сильно, холодные напитки вместе с хорошим перекусом были как раз кстати. Хэ Сюань действительно с места не сдвинулся, что вполне устраивало сидящего рядом с ним Хуа Чэна, а вот Цинсюань убежал позвать ещё кого-то ближе к общему сборищу. Вообще-то Хуа Чэн был даже удивлён узнать сегодня с утра, что этот пляжный выход был организован самим Цинсюанем, причём похоже, что буквально в тот же вечер, когда Хэ Сюань позвал на него самого Хуа Чэна. Почему-то какие-то вещи не казались логичными по соотношению того, что сказал однокурсник, чтобы убедить Хуа Чэна пойти, и того, как всё было на самом деле, но придираться парень не стал, потому что в общем и целом вышло всё равно неплохо. С их направления было абсолютное большинство — что немного удивляло, ведь Цинсюань учился на совершенно другом факультете, — но связи и знакомства этого товарища нельзя было недооценивать. Шум чужого веселья был хорошим фоном, вода была прохладной, солнце было приятным, еда была вкусной, и Хуа Чэн даже смог поймать и задержать мысль, что в целом, это — отличные выходные. Было бы, конечно, здорово и самому чувствовать хотя бы часть того счастья, которое испытывали остальные — но тут уж не впервой. — Хэ-сюн, подвинься, дай я посажу человека! — похоже, Цинсюань вернулся быстрее, чем ожидалось. Хуа Чэн проглотил кусок мяса и обернулся на знакомого. — Давай лучше я подвинусь, сади его сюда. — кивнул он Цинсюаню, рядом с которым держал зонтик невероятно бледный, полностью одетый и скромно улыбающийся парень (мужчина?), которого если Хуа Чэн и видел в университете, то абсолютно точно знаком с ним не был. — Цинсюань, я найду, где сесть, — тут же приподнял руки незнакомец, и Хуа Чэн с ленивым интересом поднял бровь. — Да ладно, я вроде не такой страшный. — усмехнулся Хуа Чэн, ощущая тем не менее какую-то смутную горечь. — А, нет, это не то, что я имел ввиду... — кажется, растерялся знакомый Цинсюаня, но тот тут же вмешался в беседу. — Хуа-сюн, это профессор Се Лянь! — округлил глаза организатор всего этого сомнительного мероприятия, и вот тогда растерялся Хуа Чэн, потому что он поддразнил мужчину так, как поддразнил бы любого сверстника, но совершенно не ожидал, что он был преподавателем. — Ты и своего профессора силой сюда притащил? — а вот на это обернулся и сам Хэ Сюань, до того игнорирующий попытки кого-то посадить рядом с собой. — Не силой, а просто предложил! — отрезал Ши Цинсюань, игнорируя преподавателя, к которому сразу обернулось несколько глаз, и который теперь не был уверен, куда себя деть. — И вообще, он у вас будет философию со второго курса вести, так что прояви уважение, Хэ-сюн! Хуа Чэн дважды моргнул, по инерции запуская в рот ещё кусок мяса, пока наблюдал за развивающейся ситуацией — некоторые студенты и впрямь узнали преподавателя и начали здороваться, но знающие его не выглядели особо напряжёнными его присутствием, скорее наоборот — подсобрались именно те, кто видел его впервые. Сам Ши Цинсюань держал руку на плече мужчины, обращался к нему уважительно, но особой дистанции не выстраивал, и вообще вёл себя дружелюбно. С другой стороны, Ши Цинсюань всегда был таким. — Нет, правда, не стойте, садитесь. — в какой-то момент не выдержал Хуа Чэн, спасая мужчину из неловкого положения. — Здесь достаточно места. — и похлопал по большому покрывалу рядом с собой. — Вы никого не потесните. Профессор Се Лянь благодарно кивнул и немного нерешительно приземлился рядом, чем обрадовал Цинсюаня, который тотчас добавился к компании с другой стороны, подсаживаясь к Хэ Сюаню. Преподаватель перекинулся парой слов с небольшим количеством старшекурсников, которые, очевидно, знали его лучше всего, и немного пообщался с кем-то из одногруппников Цинсюаня, у которых, как оказалось, вёл историю на первом. Хуа Чэн, честно говоря, ожидал от преподавателя философии и истории человека в возрасте, но Се Лянь не соответствовал вообще любым представлениям — разве что действительно был похож на того, кто интересовался бы философией сам. Больше всего они говорили с Ши Цинсюанем (точнее, говорил Ши Цинсюань), но Хуа Чэну тоже удалось переброситься парой фраз — он не планировал заводить никаких новых знакомств или укреплять уже имеющиеся, однако прецедент с преподавателем на пляжу заставил немного изменить планы. Не то чтобы Хуа Чэн планировал потом встретиться с Се Лянем на парах — всё ещё казалось, что до следующего учебного года он не... Но в любом случае, прямо сейчас незнакомец привлёк внимание и не было ничего плохого в том, чтобы наладить отношения заранее, если Хуа Чэн всё-таки появится на парах. — Так, я сейчас, надо перевернуть следующую порцию мяса, — Ши Цинсюань уже хотел подняться, чтобы подойти к мангалу, как на ноги вскочил его преподаватель. — Нет, Цинсюань, раз уж вы все меня здесь кормите, я... Мгновенно Се Ляня остановили резкие возмущения всех, кто у него уже учился, и Хуа Чэн даже вздрогнул, когда сидящий неподалёку старшекурсник спешно выкрикнул «Пожалуйста, не трогайте мангал». Ши Цинсюань тоже показался каким-то взволнованным этой перспективой, всё-таки поднялся, подскочил к профессору, насильно усадил его обратно и подошёл к мангалу, приговаривая: — Нет, нет, профессор, не надо, мы сами. Хуа Чэн вновь поднял бровь, на этот раз оборачиваясь к Хэ Сюаню, но тот был занят едой, и только плечами пожал, мол, «понятия не имею, что происходит». Тогда студент обернулся к немного огорошенному преподавателю, и Хуа Чэн даже беззлобно усмехнулся с того, как растерянно выглядел Се Лянь. Было что-то в этом человеке — что-то настолько искреннее и почти чистое (особенно когда он, как сейчас, расстраивался), что студент почувствовал себя обязанным его немного поддержать: — Не переживайте, просто как-то странно заставлять готовить преподавателя, когда вас позвали. Дайте Цинсюаню о вас позаботиться. — Но я даже не принёс никакой еды с собой! — возразил Се Лянь, оборачиваясь к Хуа Чэну и задерживаясь взглядом на его повязке, — Я вчера заработался и не успел... Так бы я что-нибудь приготовил... — В следующий раз приготовите. — пожал плечами Хуа Чэн, хотя не очень представлял себе, чтобы Цинсюань часто звал на подобные мероприятия преподавателей. — Ха-ха, спасибо... — преподаватель улыбнулся ему, но не было похоже, что слова Хуа Чэна его утешили. — Но это, наверное, зря. Я часто приношу на всякие праздники студентам печенье, но его почти никто не ест. — Я съем. — непонимающе возразил Хуа Чэн, будучи полностью уверенным в этом — мол, разве сложно хотя бы для приличия съесть какое-то печенье? Тогда преподаватель сначала удивлённо замер, а потом засмеялся, в этот раз, кажется, более искренне. — Спасибо. — отозвался он, поворачивая голову прямо и наблюдая за тем, как Цинсюань принялся раздавать новую порцию мяса тем, кто просил. — Тогда я буду с нетерпением ждать вашу группу у себя. Как тебя зовут, кстати? — А, точно, извините, — Хуа Чэн тут же подсобрался, — не очень вежливо, да? Меня зовут Хуа Чэн. Я с первого курса философии. — О, значит увидимся в следующем учебном году. — расплылся в улыбке Се Лянь. — Обязательно принесу печенье для тебя, Хуа Чэн. Студент засмеялся, и именно в этот момент Ши Цинсюань дошёл до них, протягивая преподавателю пластиковую тарелку с ещё одним куском мяса. Се Лянь взялся за него и лишь беззаботно отмахнулся на извинения Цинсюаня насчёт еды — мол, мы не хотели вас обидеть, всё такое... Его лёгкость, его улыбка — Хуа Чэн обнаружил себя слишком заглядевшимся на профессора и несколько удивился собственной реакции. Какая жалость, похоже, теперь обязательно придётся продержаться до пар по философии на втором курсе, иначе будет не очень красиво нарушать обещание...