***
Когда я говорил, что Чон Хосок никогда не узнает об этой ситуации, мимо меня видимо пролетела комета с невезением. Потому что ты узнал. И не просто узнал, "мол ну с кем не бывает". Ты, как и полагается хорошему другу, начал стебать меня этим направо и налево. И ладно если бы это оставалось между нами. Нет, орал мой друг громко и пронзительно. К концу первого семестра, как мне показалось, об этом знали даже птицы в школьном дворе. И да, по началу было неловко и стеснительно. Легкие толчки в бок и тихое: «Ну замолчи а». Но чем больше шло времени, а шутку подхватывало больше наших общих друзей, началось раздражение, в после и лютая злость. Из тихих просьб выросло «Ты заткнешь свое хлебало или нет!?» с кучей нецензурных фраз и смачным шлепком по телу. Но в ответ, как и полагается хорошему другу – искренний ржач. Я понял, что со мной что то не то, когда на одной из вечеринок, устроенных Тэхеном в доме родителей, это повторилось снова. Снова был вечер, мы также сидели на диване впритык друг к другу, рядом с нами развалились Тэхен с Чонгуком таким образом, что Ким сидел вразвалочку в обнимку с младшим и щедро отвешивал ему щелбаны, когда тот начинал ругаться, а ты, Хосок, из за недостатка места буквально лежал на мне и громко смеялся над шутками Джина, частенько закидывая голову мне на плечо. И кажется, что тут такого, мы омеги, лучшие друзья чуть ли не с пеленок, и это вполне нормально, когда есть человек, на которого можно положиться. Буквально. Но кто бы мог подумать, что изрядно выпившие друзья затронут тему постели и без доли стеснения начнут рассказывать и восхвалять своих альф, подробно делясь интимными моментами. И, я уверен это проклятие, снова зашла речь о моем «мокром друге», будто во всей Вселенной нет тем интересней, хотя я в какой то степени уверен, что так оно и есть. – Юнги~я, а тебя все еще привлекают темные стальные гиганты? Или ты перешел на маленьких и белых? Остроумно, а главное смешно! Но только не мне, хотя если присмотреться, кажется, что это сборище чаек живет отдельной жизнью. Намджун, тот, кто и задал вопрос, наверняка завтра и не вспомнит о том, как своим бескостным языком вновь заставил всю кровь прилить к щекам, в пальцам вцепиться в края толстовки. Хотя вцепиться хотелось в копну волос Чон Хосока, который гогочет громче всех, валяясь у меня на плече. Этот гад будто не представляет как сильно рушит мою жизнь своим языком. Желание встать и отпинать его костлявую задницу при всех - вполне достойное наказание. Я понял, что со мной что то не так, когда сам же ты, Чон-мать-твою-Хосок, неожиданно наваливаешься сильнее обычного, тянет шею и шепчешь томным, глубоким голосом фразу, что разрывает во мне все былое терпение. – Чувствуешь дрожь в коленках, Юнги~я? И как на зло губами своими мокрыми по шее проводишь, не специально, я уверен, но молодому омежьему организму фиг объяснишь это, верно? Я помню как комната снова наполняется смехом и похвалой, что летит в сторону тебя, а я застываю, в камень превращаюсь, не дышать, не видеть, не слышать не могу. Разучился. Лишь чувствовать, как по ягоднице начинает течь тонкая струйка смазки, и благо комната вся в пару от электронных сигарет. Тело тяжелеет и я не задумываясь сталкиваю тебя с дивана, слыша матерные слова в свой адрес, мол «мог бы предупредить! Я всю задницу отшиб!». Ох, дорогой, шел бы ты со своим задом куда подальше, у меня тут со своим неразбериха. Помню, как удачно запираюсь в ванной, включаю холодную воду и умываюсь. Много, до такой степени, что нос отваливается от холода и лишь тогда снимаю с себя штаны, насквозь пропитанные пахучей слизью. « Черт возьми» – шепчу, пытаясь одной рукой вымыть это, а другой бесцеремонно разматываю туалетную бумагу, щедро пихая ее между ягодиц, лишь бы смазка больше не текла по ногам. – Юнги? За дверью слышится тихий скрежет ногтей по дереву. Быстро натягиваю штаны обратно, умываюсь еще раз. Ага, как же, ответил я тебе. – Я знаю, что ты там. Все в порядке? Какой все-таки настырный. А я знаю что ты дурак, раз не видишь, как я на тебя смотрю. Изо дня в день, каждый раз, когда ты отворачиваешься, мои глаза приобретают оттенок неба, потому что невозможно вот так, оставаться с темнотой, когда так старательно смотришь на солнце. И нет, у меня не все в порядке, потому что я снова напустил в штаны, я снова задыхаюсь, а еще за дверью стоишь ты и это не прибавляет мне воздуха. – Я чую тебя, Юнги, – уже тише говоришь ты, – открой, пожалуйста. Закрываю глаза и чуть ли не головой хочу приложиться об эту дверь, в которую ты так настырно скребешься, словно домашний кот, которого закрыли на балконе. Только закрыт здесь я, а ты на свободе, но ты все равно пытаешься зайти в тупик, где словно ядерные бомбы так не вовремя зацвели розы. – Ну же?Какая же ты зараза, Чон Хосок...
Такой тихий, хриплый голос, почти такой же, что пару минут назад вновь довел меня до стыда. И как я могу противиться ему? Не могу, поэтому и ползу в сторону двери, распахиваю на мгновение, чтобы пустить в свое цветочное царство свежесть летнего бриза и тут же с грохотом захлопнуть. Я знаю, ты обескуражен всем этим. И как только открываю глаза и нахожу ими твое лицо получаю доказательство своих суждений. Брови нахмурены, губы сжаты, но глаза выдают растерянность. Впервые в жизни не хочется шутить, Чон Хосок? – Ты реально тащишься по нему? – возможно, моя крыша уже успела сдвинуться с места, но твой голос сейчас кажется мне грустным. Но почему? – Тебя заводят роботы? Ты объектофил? – Нет. Ситуация и впрямь абсурдна. Хочется засмеяться в голос, но получается только тихо всхлипнуть от неприятных ощущений внизу. Идея запихнуть в трусы туалетную бумагу была не самой лучшей. И когда мы доросли до того, чтобы вот так стоять в чужом туалете друг напротив друга, смотреть в глаза и обсуждать сексуальные предпочтения с дополнительным условием: у одного из нас водопад из зада льет и это не диарея. Смотреть на тебя становится все более невыносимо, когда ты вновь начинаешь задавать свои тупые вопросы, то и дело понижая голос до шепота. – Тогда что? – Голос, – сдаюсь я. Хотя и не могу точно сказать вру сейчас или нет. – Какой голос? – Вот такой, – киваю в твою сторону, намекая всеми фибрами и не только, что не нужно сейчас доканывать меня вопросами. Нужно просто включить мозг. И ты его включаешь. Подходишь ближе, к двери меня прижимаешь, точно в глаза смотришь и специально время тянешь, чтобы я сразу на месте откинулся, когда ты рот откроешь. – То есть, если я буду говорить с тобой таким голосом, ты меня захочешь? – Я уже. И это финал. Для меня, для тебя, для нашей с тобой дружбы и этой бедной маленькой раковины, куда ты меня усаживаешь, схватив за бедра. Прости нас, Тэхен, мы обязательно скинемся тебе на сантехника, а пока что позволь ей помочь мне удержать напор своего друга, чьи руки без стыда пролезают мне в штаны и ложатся на голую кожу ягодиц. И что самое интересное – ты меня не целуешь. Просто стоишь непозволительно близко, носом в щеку жмешься, дышишь тяжело. Хочешь, но боишься? Но чего? Твои руки храбрей тебя, Чон Хосок, они разрешения не спрашивают, сразу делают и я советую тебе научится у них. А пока во мне безумство плещется вперемешку с желанием я рискну первым. Поворачиваю голову и ловлю твои дрожащие губы своими, за щеки держу, отвернуться не позволяю. Ты вдруг на мгновение дышать перестал, но тут же снова начал, причем полной грудью. От твоих мурлыкающих звуков из меня еще сильнее течь начинает, зудит безумно, вот и трусь непроизвольно о твои руки, да носом хлюпаю в перерывах от поцелуев. И ты понимаешь, хоть я и называю тебя дураком, ты, Чон Хосок, не глупый. Тянешь руки дальше и тут же отскакиваешь от меня, словно током ударился. – Ты что себе в задницу успел засунуть?! – чуть ли не вопишь ты, а лицо тут же красным заливается, когда смотришь на меня и понимаешь, насколько мы были близки секунду назад. И я уверен, мое лицо такого же цвета, если не хуже. – Туалетная бумага, – честно отвечаю я и тут же спешно пытаюсь оправдаться, вижу же червяк в твоей голове уже достал словарь, – Мне нужно было как то дойти до дома! Я не мог позволить штанам намокнуть окончательно! Твой рот открывается широко широко, но вместо слов из него вырывается смех. Такой звонкий, что я уверен, друзья внизу вздрогнули. Да что уж греха таить, я бы тоже посмеялся, ну ты представь – забавная картина. Два друга в чужом туалете. Один на раковине с голой жопкой, другой чуть ли не помирает со смеху. И кто кому рассказал анекдот неизвестно. Улыбка сама по себе целует мое лицо, а после это делаешь ты, снова возвращая руки на законное место и без лишней брезгливости тянешься к бумаге. – Я уберу это, ты же не против? Так щедро из меня не лилось наверное никогда в жизни. В какой то момент понимаю, почему ты выбрал раковину. Тихо скулю тебе в рот, когда очередная порция смазки плюхается на дно раковины и уползает в водопровод. И в этот момент ты берёшь инициативу в свои руки и делаешь шаг дальше, туда, где меня никто до тебя не касался. Одним своим действием разрушаешь остатки здравого смысла. Я помню твои пальцы, исследовавшие меня вдоль и поперек, все глубже и быстрее, пока не нашли то, что искали, пробудив во мне зверя. Мой вой наверно слышали даже на другом конце Сеула, так сильно во мне взорвалось удовольствие. Ты от страха даже рот мне прикрыл рукой, явно не рассчитав силы, отчего мой затылок поцеловался со стеной позади. – О господи, прости, – прошептал ты тогда, обхватив мои щеки руками, аккуратно целуя в нос. Так и шептал извинения, томно дыша мне куда то в районе уха. Что же мы с тобой делаем? Мы же омеги, дети одного пола, лучшие друзья, почти как братья. Почему от одной только мысли о том, что передо мной ты, а не самый красивый альфа этого света, воздух в легких заканчивается, а сердце изо рта вырваться хочет, чтобы через поцелуй к твоему попасть и в груди у тебя поселиться. Со мной что то не так? С нами что то не так? – Я не могу больше. И это была чистейшая правда, я чувствую, что мой предел близок. Во мне будто раздувается шар, легкие давит, дышать становится трудно. А ты киваешь в ответ, опускаешь вторую руку вниз, подхватывая под бедро и начинаешь сильнее пальцами работать, люто место «волшебное» внутри тереться. И вот он взрыв, заметный даже с орбиты спутников. Громче, чем отрыв ракеты от Земли, ярче чем взрыв сверхновой. Так мог взорваться только Мин Юнги, подарив свой первый раз лучшему другу. И отдышаться не получается, потому что ты не отходишь от меня, а наоборот, сильнее наваливаешься, в шею утыкаешься и плакать начинаешь. Как в детстве, когда ты колени разбивал. Мама тебе тогда их обрабатывала, пластыри наклеивала, а ты сидел рядом со мной и в плечо мое рыдал от боли. Но сейчас я тебя не успокаиваю, потому что сам разрыдаться готов, лишь сильнее дрожащими руками обнимаю, мокрые от пота виски целую. И вот как мы дальше то, после всего этого? – Юнги~я? Так жалобно и тихо, что моя выдержка летит на Марс. Вот слеза, а вот вторая и водопад… – М? – Мы ведь справимся? А мне так и хочется спросить его: «А с чем именно?» С тем, что с сегодняшнего дня нам придется нести тяжелый груз нашей общей тайны? С тем, что если кто то об этом узнает, мы не сможем спокойно жить? Станем ненавистным в обществе? Или же друзья от нас отвернутся? С тем, что сегодня мы оба потеряли лучшего друга? Или же с тем, что в конечном итоге оказывается, что две омеги любят друг друга? Какой бы сладкой не была эта сказка, реальность всегда темнее и тусклее, это закон жизни, который любит бить сковородкой в самый неподходящий момент. Но я не могу тебя расстраивать. Как же я тебе да больно сделаю. Ты ведь солнце, которое вполне нечаянно затянуло такой вот серой тучкой как я. Ты не должен гаснуть, ведь твое призвание светить. Ты и ведь и так прекрасно знаешь, что я от тебя ни ногой, всегда рядом буду, что бы не случилось. Я ведь как кот с помойки: ты меня в детстве нашел, приручил - теперь я только твой, другие даже касаться не смеют. Только в твоих руках спать, только с тобой рядом дышать хочется теперь. – Конечно. Тут даже спорить нет смысла. Ты утихаешь, видимо весь нескончаемый запас энергии наконец таки закончился. Рукой нащупываешь туалетную бумагу, лежащую на бачке унитаза и, не отлипая от меня ни на миллиметр, начинаешь вытирать смазку с моих ягодиц. И снова так старательно и нежно. – Спасибо, – шепчу я, когда мои штаны возвращаются на место, и ты отходишь назад, позволяя мне спрыгнуть с раковины. Хорошая все таки вещь, выдержала. Нужно как нибудь поблагодарить Тэхена и его родителей за то, что не жалеют денег на такие важные детали в доме. Но это будет намного позже, для начала нужно ото сна проснуться, принять то изменения, как мне, так и тебе тоже. На мою благодарность глупо улыбаешься, опустив голову вниз, чтобы скрыть красные щеки, а я времени не теряю, позволяю себе подойти и нежно поцеловать тебя в уголок губ. Так, чисто по-дружески. – Пойдем? Ребята заждались уже. Уверен, Чонгук уже успел взбесить Намджуна, так что думаю время спасать мелкого. И ты, Чон Хосок, киваешь, встряхнув головой, и наконец то улыбаешься своей привычной дурацкой улыбкой и тащишь меня на выход, крепко переплетя наши пальцы. Мне и самому хочется улыбаться до ушей самых, аж до треска губ, но нужно же соответствовать имиджу этакой буки с самой невероятной историей течки во всем Сеуле. И сейчас, выворачивая из за поворота в зал, где вовсю орут наши друзья, крепко держа тебя за руку, я более уверен в своих словах.Мы справимся, Чон Хосок.
Главное, будь рядом...
***
– Юнги~я, чувствуешь дрожь в коленках?