В объятьях (не)любви

      – Эфир, я закончил! – кричит Тарталья, открывая дверь ванной.       – Чудесно, – довольно мурчит возникший из ниоткуда Эфир и обнимает за талию, прижимаясь носом к шее. – Как же мне льстит, что ты пахнешь моим гелем, ты не представляешь.       – Кажется, в ком-то проснулись собственнические инстинкты, – посмеивается Тарталья, вплетая пальцы под косу Эфира. Чёрт возьми, до чего же ему нравятся его волосы. – Может, тогда хочешь сразу приступить к делу?       Эфир чистюля. Тарталья прекрасно это знает, а потому абсолютно точно уверен, что тот не пропустит поход в душ перед сексом. Предложение было сделано исключительно ради образа, не более, хотя Тарталья всё равно предвкушает жаркую ночку.       – У меня сегодня был тяжёлый рабочий день, и я не хочу нести всё это в нашу постель, – мычит Эфир, собирая капельки влаги на шее Тартальи. – Так что потерпи ещё немного.       Руки Эфира плавно скользят вниз и крепко обхватывают ягодицы, весьма ощутимо их сминая. Тарталья довольно мычит, прогибаясь в пояснице, и запускает пальцы глубже в волосы Эфира.       – Ну тогда не заставляй меня ждать, – фыркает Тарталья, выпутываясь из объятий и задорно подмигивая. – У тебя есть пять минут.       – Да ты сам дьявол, – усмехается Эфир и наконец-то уходит в душ.       На самом деле пять минут есть не у него, а у Тартальи на беглый обыск квартиры. Ему нужно найти какие-то зацепки, чтобы приблизиться к выполнению задания, потому что Царица уже начинает недовольно поторапливать. Ей не терпится развернуть компанию против мафиозного клана «Бездна» и перехватить контроль над городом Каэнри’ах. И Тарталья играет ключевую роль, потому что именно он должен отыскать зацепку для разрушения «Бездны».       В ином случае Царица будет крайне недовольна, и Тарталье повезёт, если она заберёт только его жизнь, а не жизни всех членов семьи. Родители ведь тоже накрепко связаны с «Фатуи» уже несколько десятков лет.       В преступном мире никогда не бывает просто, и Тарталья знал, на что шёл, когда присоединялся к «Фатуи», даже если его к этому ненавязчиво подталкивали.       Ну… с Эфиром хотя бы не мерзко спать, потому что он более чем во вкусе Тартальи. А то иной раз… даже вспоминать мерзко, кого приходилось соблазнять по поручению начальства.       Наиболее подозрительным местом в доме Эфира кажется самая дальняя по коридору комната. Дверь там плотно закрыта, и не очень понятно, на замок ли, и сам Эфир попросил туда не соваться, потому что там якобы лежит несколько грязных рабочих секретиков. То есть именно то, что Тарталье и нужно.       Интересно, что Эфир в нём не сомневается и позволяет остаться без присмотра. Тарталье казалось, что он как глава крупнейшего в Тейвате мафиозного клана должен быть гораздо осторожнее и внимательнее к новым членам. Но Эфир спокойно пропихнул его вверх по карьерной лестнице со скоростью света и ответил на флирт.       Это либо поразительная глупость, либо Эфир и правда влюблён в него, хотя это и звучит глупо. Их грязному и порочному миру не ведомы столь нежные чувства.       Тарталья аккуратно проходит к комнате, осматривает дверь на наличие каких-то сигналок и совершенно ничего не находит. Почему Эфир никак не пытается обезопасить свою квартиру от таких вот проникновений? Если у него ещё и…       Дверь поддаётся без труда, и Тарталья с большим удивлением открывает её. В комнате царит мрак, а в коридоре свет так никто и не включил, поэтому Тарталья осторожно шарит по стене в поисках выключателя. Вряд ли тот запихнут вглубь помещения.       И стоит комнате осветиться неярким светом от настенных светильников, Тарталью сковывает напряжение.       По всей комнате висят или стоят его фотографии. Стены украшает, кажется, сотни разных рамок с изображениями, на некоторых даже золотом блестят подписи, письменный стол тоже заставлен подобным. И везде-везде-везде Тарталья узнаёт себя. В разных позах, в разных местах, но ошибиться невозможно.       И, что заставляет холодок прокатиться от затылка до копчика, некоторые фотографии носят очень личный характер.       Вот фотография с Тоней и Тьюсером из отпуска, вот детский снимок из домашнего архива, а на столе Тарталья видит своё изображение, которое сделал Кэйя, в плавках и на пляже. Но это всё можно было откуда-то украсть, что пугает ещё больше – это интимные фотографии.       Их не так много, они даже почти теряются среди прочих, но у Тартальи мигом цепляется за них взгляд. Где-то он просто моется в душе, на других красуется голой спиной в раздевалке спорткомплекса, но… есть и те, которые очевидно сняты прямо у него дома. На них видно, как Тарталья дрочит у себя в койке, а на одной из них даже играется с вибратором.       Это ненормально, понимает Тарталья, бегая взглядом со снимка на снимок. Нельзя иметь такую коллекцию, будучи хоть сколько-нибудь адекватным. Просто невозможно настолько пристально следить за кем-то.       Тарталья даже видит фотографию себя, прикованного к спинке кровати, и сделано это было в тот день, когда у него в самый последний момент сорвался секс. Его, кажется, и вовсе снял на телефон тот, с кем он планировал переспать.       Неутешительный вывод напрашивается сам: Эфир сталкерит его, причём, судя по свежести большинства снимков, не меньше трёх месяцев. И делает это даже в самых, казалось бы, невероятных местах. Чёрт возьми, да Тарталья даже не понял, что за ним наблюдают в его же комнате!       – Неприятно получилось.       Тарталья резко оборачивается и отшатывается подальше, когда видит в дверном проёме Эфира.       – Я же просил не заходить сюда. Но ты не послушал, милый, – вздыхает Эфир, сокрушённо качая головой.       Он просто игрался с Тартальей всё это время. Эфир точно знает, откуда он, на кого работает, зачем пришёл в «Бездну» и зачем втёрся в доверие. С его навыками слежки невозможно такого не знать. И Тарталью натурально пугает то, что его ждёт, потому что живым он не уйдёт.       Эфир управляет сильнейшей мафиозной группировкой в стране, в его руках собрана власть не только над Каэнри’ах, но и за его пределами. Тарталью достанут из-под земли вместе с семьёй, если Эфир того пожелает. И убить его тоже не получится, несмотря на то, что они в квартире одни, ведь Тарталью наверняка уничтожат в следующие пару часов с особой жестокостью.       Выхода нет, Тарталья попался в капкан, а понял это только сейчас.       – Хотя так даже лучше, – с улыбкой хмыкает Эфир, делая шаг в комнату, и Тарталья машинально отходит дальше. – Ну не убегай.       – Что тебе надо? – хрипит Тарталья, пристально следя за Эфиром.       – Самое ценное, что у тебя есть, – ведёт плечом Эфир, медленно наступая. – Ты сам.       Тарталья упирается поясницей в стол и хватается за край, пытаясь отстраниться ещё немного, только бы как можно позже столкнуться с Эфиром напрямую.       – Ты ненормальный, – выдыхает Тарталья, бросая взгляд на стену. Оттуда на него с издёвкой смотрят десятки его лиц.       – Ты тоже, – беспечно разводит руками Эфир и замирает в полуметре от Тартальи. – Ты же и сам это понимаешь, твоё начальство это понимает, даже твоя семья это понимает.       – Нет… это не… – заикается Тарталья, не смея отвести взгляд от хищного прищура Эфира.       – Это так, Аякс, – урчит Эфир, окончательно сокращая между ними те крохотные полметра, и ставит руки на стол. – Подумай хорошенько, малыш.       Это пугает. Тарталья последний раз испытывал что-то такое только в первые месяцы попадания в «Фатуи», когда начались изнурительные тренировки. Его и других новичков считали за пушечное мясо, которое должно забрать с собой как можно больше врагов. И Эфир одним своим взглядом внушает тот же ужас, что и группа жестоких надзирателей.       – Тарталья, – окликает Эфир, скользя рукой по талии, отчего пробирает холодок. – Ты же не глупый, так что должен понимать, что лучше выбрать.       – А у меня есть выбор? – усмехается Тарталья, втягивая живот, когда Эфир подаётся чуть ближе.       – Конечно, – отвечает он, склоняя голову к плечу, и продолжает абсолютно спокойно: – Ты можешь остаться со мной, и я положу к твоим ногам весь мир, ведь ты того заслуживаешь, а можешь отказаться, тогда я лишу тебя всего, пока ты не приползёшь ко мне на коленях. Я ведь знаю, что больше всего ты ценишь в этом мире свою семью, даже родителей, которые отдали тебя в мафию по собственному желанию.       Тарталье хочется возразить, хочется сбежать как можно дальше, но он даже дёрнуться не в силах. Нет сомнений, что Эфир способен на всё, и любая его угроза претворится в жизнь по щелчку пальцев.       – Царица убьёт мою семью, – шепчет Тарталья, жмуря глаза, когда Эфир окончательно обнимает его и притягивает к себе. – Ты же знаешь, что она не прощает перебежчиков.       – Одно моё слово, и весь её клан будет уничтожен, – довольно посмеивается Эфир. – Она уже давно мозолит мне глаза своими выходками. А ведь мне казалось, что мы пришли к согласию.       Тарталья всегда знал о том, что Эфир безжалостен. О нём ходит много слухов не только в преступной части мира, ведь Эфир имеет власть буквально везде, даже в правительстве. И перечить ему себе дороже, но Царица решила, что может потягаться с такой силой.       Наверное, это было несусветной глупостью и самоуверенностью.       – Какие у меня могут быть гарантии? – негромко спрашивает Тарталья, уже смиряясь с тем, что его ждёт всю дальнейшую жизнь.       – Я – твоя гарантия, – порыкивающе отвечает Эфир, притираясь пахом к паху, и Тарталья чувствует его возбуждение. – Я не буду заставлять тебя что-то делать, пока ты живёшь со мной, исполню любую просьбу, но если захочешь чего-то особенного, то придётся хорошенько попросить.       И уточнять не надо, как Тарталье придётся «просить». Желания Эфира абсолютно прозрачны, до боли очевидны и стары как сам мир. Но Тарталья понимает, что выбора у него не было с самого начала и сопротивляться сейчас глупо.       – Я понимаю, что тебе может быть сложно принять случившееся сегодня, – вздыхает Эфир, отстраняясь, но оставляя руку на талии. – И я не буду тебя ни к чему склонять, мы можем просто пойти спать, а завтра я разберусь с тем, как оградить твою семью от мести Царицы. Всё просто.       «Всё просто» бьёт в голове молотком. У Эфира и правда всё просто, подумаешь, развалить «Фатуи» из-за одного человека, делов-то. Нет же ничего проще убийства сотен людей.       У Тартальи на секунду мелькает мысль свернуть Эфиру шею, пока он находится так близко, но быстро пропадает. Он ведь сам совсем недавно думал о том, насколько бредово пытаться убить такого человека.       Эфиру можно только сдаться, с ним невозможно бороться, и Тарталья готов истерично смеяться из-за того, что он думал, что справится с ним ради Царицы и семьи.       – Позаботься обо мне, – выдыхает Тарталья и закидывает руки на плечи Эфиру, притягивая вплотную к себе.       Лучше сдаться в нужный момент и подчиниться, чем подставить всю семью. Тарталья не хочет остаться без родителей, братьев и сестёр, ведь Эфир не даст так просто ему умереть после потери всего на свете, заставит существовать с осознанием того, что именно он во всём виноват.       Эфир довольно стонет в поцелуй и сразу же перехватывает инициативу, набрасываясь, как голодный зверь. Тарталья пытается за ним угнаться, немного притормозить, хватая за основание косы, но не может. Эфир валит его на стол, забирается рукой под футболку и целует-целует-целует, не давая и мгновения на размышления.       Тарталья знает, что ему лучше всего делать, даже если Эфир пообещал ни к чему не принуждать.       – Стой, – скулит Тарталья, наматывая волосы Эфира на кулак и оттягивая от себя. – Давай не здесь.       – А что такое? – изумляется Эфир, приподнимаясь на руках.       – Мне неловко заниматься сексом в окружении своих фотографий, – признаётся Тарталья, поворачивая голову в сторону и почти натыкаясь носом на своё фото из какого-то клуба. Он тут же отворачивается обратно из-за того, как начинает сосать под ложечкой.       – Как пожелаешь, я понимаю, – кивает Эфир и отходит, за руку помогая Тарталье подняться. – Идём в спальню.       Это «идём в спальню» звучит так нежно и интимно, что может показаться, будто Эфир искренне влюблён. Но Тарталья понимает, это не любовь, не влюблённость, это грязная одержимость, которая может только разрушать, но никак не помогать. Хотя Эфир, наверное, считает совершенно иначе. И пока что Тарталья не хочет переубеждать его в этом, чтобы не спровоцировать.       – Идём, я помогу в этот раз найти нужную комнату, – усмехается Эфир, сминая пальцами бедро Тартальи, и подталкивает на выход.       Они проходят по коридору, Тарталья не замечает больше ничего необычного в квартире. Никакого крутого шпионского оборудования, оружия, секретных коллекций. Всё ненормальное осталось в той, самой дальней по коридору комнате, и Тарталью бросает в дрожь от одних воспоминаний.       – Ну же, успокойся, я не сделаю больно тому, кого люблю, – нежно мурлычет Эфир, оставляя поцелуй на плече. – Просто расслабься и получай удовольствие. Или ты всё же хочешь сегодня отдохнуть?       – Нет, не хочу, – тут же отвечает Тарталья, проходя в спальню. Она тоже совершенно обычная. – Всё нормально, я же не зря готовился.       – Ты просто нечто, – мягко смеётся Эфир.       Тарталья выживал при пытках, перестрелках, что ему какой-то секс, для которого он специально растягивал себя в душе всего десять минут назад. Тем более он с самого начала с готовностью шёл в кровать к Эфиру, зная о его опасности, и добровольно согласился остаться даже после вскрывшейся правды. Стоит начать привыкать уже сегодня, что дальнейшая жизнь Тартальи пройдёт под боком Эфира.       Наверное, хорошо, что это не какой-то жирный старик, а очень даже симпатичный Эфир. Возбудиться с ним будет не так сложно, даже если пока что не очень хочется. Выбора нет, и надо подстраиваться под реальность.       – Знаешь, что мне больше всего в тебе нравится? – мычит Эфир, когда они подходят к кровати, и Тарталья замирает перед ней, не зная, как лучше лечь. – Твои ноги. Я просто в восторге от них, ты не представляешь, как сложно было сдерживаться и не ущипнуть тебя за бедро, когда ты появился передо мной в своих узких брюках. Носить их просто против природы, ты знал?       – Теперь знаю, – выдыхает Тарталья, натягивая улыбку.       – Ложись, моя любовь, – подталкивает Эфир, проводя по бёдрам и стягивая свободные штаны вниз.       Ну раз Эфир не говорит ничего конкретного, тогда Тарталья сделает так, как хочет. Он окончательно избавляется от штанов, под которыми не оказывается белья, и забирается на кровать, отползая к изголовью и стягивая футболку. Подложив под поясницу подушку, Тарталья упирается спиной в стенку, сгибает ноги в коленях и призывно раздвигает их немного в стороны.       – Я восхищён тем, как ты умеешь подавать себя, – облизывается Эфир, обводя Тарталью голодным взглядом с ног до головы. – Это преступление.       – Ну, я же преступник, – ведёт плечом Тарталья, опуская руки под ягодицы, и оттягивает их, демонстрируя всё ещё влажный вход.       Эфир с удивительной скоростью избавляется от одежды и оказывается на кровати, нависая над Тартальей скалой. Он сглатывает, облизывает губы и опускает взгляд на вялый член Тартальи, который пока что не думает принимать участие в процессе. Возбудишься тут, когда тебе прямым текстом угрожают смертью всей семьи.       – Это не очень хорошо, – хмыкает Эфир, опуская руку Тарталье на живот. – Ты должен получить максимум удовольствия.       – Я втянусь в процессе, – бурчит Тарталья, скашивая взгляд в сторону.       Наверное, это даже не ложь, потому что Тарталья умеет получать удовольствие когда надо. Да, вначале будет не очень приятно и придётся потерпеть, но если Эфир хоть немного постарается и не кончит за две минуты, то всё будет хорошо. Тарталья уже это проходил и не раз.       – Мне нужно, чтобы ты втянулся сейчас, – цокает Эфир и наклоняется, оставляя на губах короткий поцелуй. – Твоё удовольствие мне важней.       Это звучало бы мило в каком-то другом контексте, думает Тарталья, следя за тем, как Эфир сползает ниже. Но сейчас он больше зверушка, нежели человек. Его нежат, любят, готовы дать всё самое лучшее, но за всем этим кроется невозможность уйти и полная принадлежность одному-единственному. Эфиру.       С этого дня Тарталья больше не принадлежит себе полностью. Когда-то он считал себя хищным львом, который будет убивать за свою территорию, но на деле оказался домашним котом, который думает, что командует человеком. Всё ведь зависит от Эфира, и если он захочет приструнить непослушного зверя, то встряхнёт за шкирку и не даст еды.       – Тарталья, мне бы хотелось, чтобы ты думал обо мне, – ненавязчиво напоминает о себе Эфир, обхватывая бёдра, и, когда Тарталья осмысленно смотрит ему в глаза, мягко добавляет: – Так-то лучше.       Эфир нежно целует внутреннюю сторону бёдер, лижет, прикусывает, оставляя следы то справа, то слева, и постепенно подбирается всё ближе к паху. Тарталья неконтролируемо дёргается, когда одного из яичек касаются влажные губы, и прикрывает глаза, стараясь сосредоточиться на ощущениях.       Эфир точно знает, как ему больше нравится.       – Положи руку мне на голову, – просит Эфир, притираясь гладкой щекой к бедру, и скользит рукой от колена вниз. – Я знаю, как тебе нравятся мои волосы.       Тарталья молча делает так, как сказано, и вплетает пальцы в волосы на макушке. Они мягкие, будто шелковистые, а потому трогать их до невозможного приятно. Тарталья ведёт ладонью практически до косы и коротко толкает голову Эфира вниз, когда тот неожиданно целует головку.       – Мне нравится, что ты обрезан, – шепчет Эфир, обдавая член горячим дыханием. – Сразу выглядишь таким аккуратным.       Тарталья ничего не отвечает и жмурится, продолжая путаться пальцами в волосах и растрёпывая их. Конечно, Эфир не мог не заметить интереса к ним, а потому знает, как стоит подтолкнуть в нужном направлении.       Такое подробное знание предпочтений уже даже не вызывает интерес. Эфир ведь, скорее всего, знает о нём даже то, что сам Тарталья мог не знать.       Эфир мягко посасывает член, ощутимо сжимая стопу, и ведёт большим пальцем по внутреннему своду, посылая по ноге мурашки, а второй спускается к сфинктеру и немного давит тремя пальцами. Он не проникает, но проверяет, насколько податливы мышцы.       – Так-то лучше, – одобрительно мычит Эфир, когда член под его ласками начинает вставать. Он мягко гладит по стопе, совсем не щекотно, и осторожно давит ногтями на чувствительные мышцы, вызывая шипение. Кажется, чувствительность ступней ему нравится особенно сильно. – Ты ещё и готов меня принять, я тронут.       Оставив ещё один поцелуй около головки, Эфир без труда вставляет пальцы и опять мнёт стопу, и Тарталья выгибается, крепко хватаясь за его волосы в попытках удержаться. Этого не много, в самый раз можно даже сказать, но ощущается всё так остро и странно, словно Тарталья – оголённый нерв.       – Если тебе что-то не нравится, говори, – просит Эфир, заглатывая член до основания в одно действие и тут же выпуская. – Я остановлюсь.       Тарталья угукает и хватается за спинку кровати, когда Эфир перемещается и закидывает правую ногу к себе на плечо, оставляя долгий поцелуй около пятки. Он обводит носом лодыжку, а потом прикусывает чуть ниже, хитро сверкая глазами. Эфир шарит по кровати и щёлкает пластиковой крышкой тюбика смазки.       – Я очарован тем, насколько ты сейчас красив, – сглатывает Эфир, проезжаясь членом по члену, а потом выдавливает на него смазку и подставляет ко входу. Тарталья ещё не до конца возбуждён, но уже очень близок к этому. – Ты просто…       Тарталья, не желая слушать продолжения, дёргает Эфира на себя и целует, чувствуя, как вместе с тем в него плавно входит член, словно они идеально подходят друг другу. Природа явно посмеялась над ним в этой жизни.       Эфир оглаживает внешнюю сторону бедра, крепко держит за голень, иногда соскальзывая большим пальцем на пятку, мнёт ягодицы и размеренно толкается, почти каждый раз удачно задевая простату и проезжаясь по ней. Это приятно, это хорошо, но Тарталья никак не может выкинуть из головы мысль, что для него теперь это станет постоянной частью жизни. Он понимает, что Эфир будет делать всё ради того, чтобы его подпустили ближе, и Тарталья даже не хочет с этим бороться, зная, что всё будет бесполезно. Ему лучше пойти по пути наименьшего сопротивления, чтобы родные были живы и здоровы.       Возможно, когда-нибудь он даже сможет найти более выгодный для себя подход.       Тарталья выпутывает руку из волос, крепче цепляется за изголовье, когда Эфир ускоряется, и наматывает косу на кулак, заставляя его отстраниться и посмотреть в свои глаза.       – Обещай мне, что не обманешь, – требует он.       – Клянусь, что сделаю для тебя всё, – мычит Эфир, поджимая губы, и тихо стонет от возбуждения. – Ты мой, ты принадлежишь мне, и я заставлю Царицу склонить перед тобой голову за годы мучений. Убью её и всех остальных ради тебя, заставлю их прислуживать тебе и на коленях просить прощения…       Всё это просто слова, но Тарталья им верит. Эфир может его обманывать и использовать, может чего-то недоговаривать, но выбора на самом деле и нет. Можно только верить, но ни на секунду не доверять.       Тарталья целует Эфира, болезненно наматывая косу на кулак, и кончает со всхлипом, чувствуя, как его заполняет сперма, а руки сжимают бёдра до синяков. Он сам согласился стать питомцем до конца жизни.