Kishin

      «Убийца! Демон! Дьявол!»       Девочка кричала это в лицо Сузаку. Только что спасенная им из-под завалов, без него она бы погибла, ибо он один услышал ее тихий плач-стон, но, когда ее вытащили, именно его она обвиняла во всех грехах.       Аня смотрела на лицо Сузаку и в который раз не понимала его. Поступки Куруруги были истинным мазохизмом — сначала пойти служить в армию вражеской сверхдержавы, потом продвинуться по службе до Седьмого рыцаря Круга, стать тем, кого презирает и ненавидит собственный народ — и одновременно тем, кого другая половина того же народа обожает. Но ненавистников у Сузаку было все-таки больше, и это причиняло ему боль, что бы он ни говорил. Даже сейчас.       Сесиль и Джино застыли столбом — Сузаку, понятно, почему впал в ступор, а эти двое с какой радости?       Аню раздражало все это. Вся ситуация. Вопли девочки с обвинениями и проклятиями вперемешку, отчаяние в глазах Сузаку, бездействие остальных, несправедливость по отношению к Куруруги…       Крики прервались выстрелом. Сесиль вскрикнула. Глаза Джино полезли на лоб. Сузаку просто вздрогнул, как от удара.       — Это транквилизатор, — объяснила Аня. — Чтобы она успокоилась.

***

      С праздника в свою честь Сузаку очень вовремя исчез.       Нашелся он именно там, где леди Альстрейм и искала — возле фонтана. Судя по его мокрым волосам, он только что подставлял голову под струи. Аня подумала, что даже если он плакал, никто не заметит — щеки и так мокрые от воды, а глаза могут быть красные от недосыпа.       — Кишин, — проговорила Аня. — Людоед. Совершенно тебе не идет.       — Идет, — мрачно ответил Сузаку. — Намного больше, чем вы думаете.       — Мы — это я или все? — уточнила Аня. Вежливость Сузаку иногда ее напрягала — особенно на фоне Джино, который абсолютно не страдал обязательным соблюдением этикета и с первой встречи перешел с Аней на «ты».       — Все, — Сузаку присел на край фонтана. Аня знала — он не хочет, чтобы она оставалась с ним, он хочет побыть наедине, но уходить не стала. Наоборот, присела рядом.       — А по-японски звучит красиво, — сказала она. — Кишин. Ки-шин.       — Это мой титул, — горько сказал Сузаку. — Ллойд — граф, вы — герцогиня, а я — кишин.       Аня подняла бровь.       — Так себе титул.       Сузаку молчал. Аня отвела голову назад — так, что капли от струй фонтана задевали кончики ее волос.       — Но ты спас той девочке жизнь, — сказала она. — Ты вытащил ее из-под завалов. Если бы не ты — все мы, все остальные — просто ушли бы оттуда. Мы ее не слышали.       — Потому что вы никогда не слышите, — через зубы проговорил Сузаку. — Все вы. Вам нет дела до тихих звуков чужого плача. Как и до громких. Вы, британцы, — он опустил глаза. Аня этого не заслужила. Аня была хорошим человеком, который отнесся к нему дружелюбно, несмотря на его происхождение, как и Джино, и, тем более, Сесиль. Но Сузаку был для них не просто одиннадцатым, он работал с ними, сражался с ними, а как отнеслись бы Аня, Джино и Сесиль к обычным японцам?       И все же Аня не заслужила обвинений. И не заслужила того, чтобы он на ней срывался — хотя бы потому, что была девушкой.       — Да, — вдруг согласилась Аня. — Мы не слышим. Нам нет дела. Но… — она хмыкнула. — Убийцами там называли не нас.       Сузаку спокойно принял эту моральную пощечину. Что она вообще забыла здесь, эта странная герцогиня Альстрейм, которая со спокойным лицом стреляет в людей? Обычно Сузаку казалось, что Ане безразлично абсолютно все.       — Я сначала подумал, что вы ее убили, — признался он. — Ту девочку. А вы… вы могли бы ее убить? Выстрелить не транквилизатором?       — Если бы она представляла собой угрозу — да, — абсолютно спокойно ответила Аня.       Конечно же. Мог и не спрашивать.       — Зачем вы пошли в армию, леди Альстрейм? — еще немного помолчав, спросил Сузаку. — Вы герцогиня, вы девушка… — ага, подумал он, а Корнелия — принцесса и девушка, и что делает Корнелия, и где Корнелия?       — Просто так, — интонация Ани не изменилась.       — В армию не идут просто так, — покачал головой Сузаку. — Всегда есть причина или цель. Или желание славы и успеха.       — Обычно — да, — хотя Сузаку лез ей прямо в душу и ожидал, что Аня его одернет, поставит на место, хотя бы рассердится… она оставалась спокойной и в душу его не пускала. — Но кому-то просто некуда деваться. Например, Джино здесь потому, что поссорился с семьей. Он влюбился в горничную-японку, сдуру сообщил об этом родителям, а они высекли ту девушку и выгнали на улицу. Вот Джино и ушел в армию.       Сузаку замер. Таких подробностей о Третьем рыцаре он услышать не ожидал — и Ане, наверное, не стоило выдавать его секреты.       — Джино все равно бы тебе рассказал, — Аня будто почувствовала немое осуждение. — Он не скрытный человек. Мне он рассказал спустя… — она сверилась с привычным телефоном в руках, — …десять дней нашего знакомства.       — Ага, — сказал Сузаку, чувствуя себя глупо.       — И ты можешь подумать, что у меня случилось что-то похожее. Что я, потеряв родителей, не нашла иного выхода, или что хочу отомстить кому-то за что-то, или постараться прекратить убийства, или сделать военную карьеру… кстати, последнее у меня получилось. Но все твои догадки будут неверными. Я вступила в армию просто так, — Аня подняла телефон и сфотографировала дворец, пылающий огнями в сумерках. Ее пальцы забегали по клавишам — Сузаку мог только догадываться, что она пишет.       Стоп, что?       — У вас нет родителей?       — Нет, — судя по всему, этот факт Аню никоим образом не печалил. — Погибли. Авиакатастрофа. Не теракт. Просто самолет разбился. Мне было четырнадцать.       — Тогда вы уже…       — Уже была рыцарем Круга, да. Только-только вступила в звание.       Сузаку понял, что Аня не просто держит телефон, и не пишет в нем заметки. Она читала — видимо, то, что говорила.       — Я… — он посмотрел на свои руки. Должен же чем-то платить за откровенность? — Я убил своего отца. Куруруги Генбу не совершал самоубийство. Его убил я.       — Вот как.       Юфи, узнав об этом, испуганно охнула. Каллен начала бросаться обвинениями. А Аня опять ничему не удивилась, только ее пальцы быстрее забегали по клавишам.       Хоть бы Джино пришел, что ли, тоскливо подумал Сузаку. Джино бы разрядил обстановку. Может, потащил бы Аню танцевать, или потащил бы их обоих пробовать интересные блюда с фуршетного стола, или еще куда-то. Джино был связующим звеном между самыми молодыми рыцарями Круга. Без него Сузаку не смог бы стать здесь настолько своим — и Аня, наверное, тоже.       Но Джино не было. Была Аня, ее безразличный интерес и красноречивое молчание. Как ей удавалось молчать так, что тишина рядом с ней звучала громче криков?       Чего она хотела от Сузаку? Узнать его истинные мотивы быть рыцарем? Но она и так знает. Утешить его? Но она не утешала — никак. Поиздеваться над ним? Но она и не издевалась. Поддержать его? А зачем ей это — утешать его и поддерживать? Да и издеваться — зачем? Ане как будто никогда ничего не нужно. Но она пилотирует Мордреда, она сражается наравне со взрослыми мужчинами, она носит военную форму и титул герцогини, она теряет память…       …она теряет память.       — Леди Альстрейм, — осенило Сузаку. — Вы… вы не помните? Вы не помните, почему решили вступить в армию?       — Говорю же, — Аня снова не изменилась ни в голосе, ни в лице. — Просто так. Никаких драм, из-за чего я бы рыдала у фонтана.       Сузаку вспыхнул.       — Хватит себя жалеть. Решил быть Кишином, принял роль демона, и сам же из-за этого страдаешь. Ты японец, служащий в британской армии. Чего ты хотел от японцев? Чтобы они тебя любили, потому что у тебя благие намерения? Твои намерения не написаны у тебя на лбу, — Аня говорила жестче обычного. — Та девочка видела убийцу, потому что ты убийца. И я. И Джино. Но мы с Джино — британцы, и сражаемся за Британию, а ты…       Сузаку сжал кулаки. Она была права во всем. Чего он хотел? Что он мог изменить?       — В моем дневнике есть запись, — тихо сказала Аня. — Запись, где я жалуюсь на то, как мне сложно стрелять из Мордреда. Морально сложно. Я же по людям бью и бла-бла-бла. И описание происшествия, где я стреляла. Типичные девчачьи жалобы, сопли и нытье.       Конечно, она не могла не быть растеряна и напугана. Она была просто девочкой. Она и сейчас — просто девочка. Сузаку жалел Аню, несмотря на ее вечное безразличие — она не просто занимала высокое военное звание в свои пятнадцать. Она рисковала жизнью. Рыцари Круга не были бессмертными.       — Но я этого не помню, — продолжила Аня. — Ни того происшествия, ни своих эмоций. Ничего.       Это «ничего» прозвучало так обреченно, что у Сузаку сжалось сердце. Он жалеет себя — за что? За свою же вину? Он не теряет память. А Аня — кто знает, насколько велики могут быть масштабы ее амнезии?       — Хотите… — он запнулся, не веря собственной наглости. — То есть, могу ли я… — черт, как же правильно… — могу ли я иметь честь пригласить вас на танец?       Аня смерила Сузаку оценивающим взглядом и усмехнулась.       — Сочту за честь потанцевать с вами, — ответила она по правилам этикета. — …Кишин.