Как магнит

Их тянуло друг к другу. Руди — кусочек лета в заметённом снегом высокогорье. От него пахнет травами и табаком, а в волосах заблудился ветер — тёплый, южный порыв ветра, предвещающий скорую жару. Оминис — кусочек зимы посреди жаркого лета. Его глаза — толстый лёд, растрескавшийся по своей окружности, а под ним — тёмные воды, глубокие, гасящие любой лучик света. Их тянуло друг к другу сильнее, чем произнесённое Акцио — даже шёпотом. Оминис жаден до тактильного контакта. Касания — его язык общения, единственный способ взаимодействия с миром. Он направляет руки когтевранца уверенно, с лёгкостью впуская в личное пространство. Всё самое потаённое хранилось внутри, не снаружи — наружность принадлежала окружающим. Руди тактильного контакта боится — ведёт по бледным юношеским плечам и шее робко, едва касаясь кончиками пальцев щёк и скул, словно боится навредить, сломать изящное Божье творение. Страхи оправданы — за спиной столько сломанного, разбитого, исковерканного, испорченного. В его руках — сила, и сила та неуправляемая, дикая, буйная. Изоляция — единственный выход, считал Уильямс всю жизнь, запоминая уроки родителей: тех, кто слабее, нужно защищать, укрывать от окружающего их зла — такова ответственность на плечах тех, кто имеет силу. «Смелее» — тихий шёпот прямо над ухом будоражит, волнение бежит под кожей мурашками и отдаёт в кончики пальцев электрическими разрядами, холодит их, передаётся слизеринцу; тот дрожит мелко в чужих руках, — «Не навредишь». Руди подобен дикому зверю, что ластится у самых ног послушной псиной, жмётся мордой в колени, смотря снизу вверх чуть боязно — следя, как бы не сделать больно выпирающими наружу клыками острыми, желтоватыми. Оминис обращается со зверем осторожно, гладит мягко, по ходу шерсти — не из страха над силой, из боязни навредить — словно в руках незримая цепь; чуть перетянешь — заскулит под рукой от боли, ослабишь — вырвется в стремительном рывке за мимолётной целью. Но их всё равно тянет друг к другу — рано или поздно зверь вернётся, и шерсть его будет липкой от крови, своей и чужой. За спиной у Мракса — череда сожалений и страхов, навязанных стереотипов о добре и зле, искажённых призмой мнения родителей. За спиной у Уильямса — череда сожалений и страхов, навязанных стереотипов о самом себе и своей сущности, искаженных мнением окружающих о собственной опасности. Трава приятно щекочет шею. В руке Оминиса — рука Руди, чуть дрожащая. В руке Руди — рука Оминиса, непривычно тёплая. Все бесы сидели в голове Оминиса, запертые там навсегда — их стенания отражались от черепной коробки и множились, принося головную боль. Руди — словно вырвавшийся на свободу бес, вечно стремящийся в новые дали — вечно в пути, вечно в движении. Он тянет Оминиса за собой, и дикий крик отражается от гор, окружающих Хогвартс — то был крик свободы, а не отчаяния. Мракс кричит вместе с ним, чувствуя, как голова пустеет — вместе с криком выходит накопленная едва ли не годами боль. Оминис хотел бы многое забыть. Забыть содеянное под давлением, забыть неправильно принятые решения, забыть страхи. Руди забывает. Забывает о его слепоте, легко отпускает обиды и неверно сказанные слова — чужие и собственные. Мраксу становится легче — крепкий лёд со скрежетом ломается всё сильнее, грозя вот-вот проломиться. Оминис боялся. Боялся, что он потонет в этом тёмном омуте, потеряется подо льдом и задохнётся во тьме его души. Руди не боялся. Он ныряет в этот омут с головой — игнорирует боль в грудной клетке, продолжая упорно лить свет в нескончаемую тьму, что расступается с каждым днём всё дальше. Словно всё это — лишь игра, очередное испытание, новая загадка, коих полно в стенах замка и за пределами. Оминису это нравилось. Руди тоже. Им было больно. Они были детьми, были живыми — совершали ошибки, говорили и делали не то. Корили себя за них и боялись по-детски, наивно — боялись остаться с собственным мраком внутри, с шумящим в голове ветром наедине. Оттого их тянуло друг к другу. «Я рядом» — шепчет Оминис, наваливаясь на дружеское плечо всё сильнее, тесня нависающие над ними невзгоды. «Я рядом» — громко отзывается Руди, грудью закрывая друга от опасностей, жмёт к себе всё сильнее. Их тянуло друг к другу.