Хогвартс 1890

      Мей надеялась списать домашку у Натти во время урока, но однокурсница по прежнему показательно воротила нос, ограничившись лишь приветствием в гостинной факультета. От отчаянья пришлось брать доклад у Гаррета Уизли, который, мягко говоря, был не самым лучшим учеником класса. Его оценки по трансфигурации были стабильно хорошими, но Мей, как и прочие однокурсники, не питала иллюзий об уровне знаний парня. Тётка-преподаватель пользовалась служебным положением и не смотря на показательные порки перед классом - щедро оценивала на В или С каждую работу.       Доклад заданный вчера не был исключением. Хотя доклад - слишком громкое слово. Нескладное изложение мыслей Гаррета, накинутое на тезисы из учебника, максимально небрежно написанное на помятом по краям пергаменте, необходимо называть как-то иначе.       “И за этот бред он вновь получит Хорошо” - Мейси не испытывала зависти по отношению к однокласснику. Её забавляла мысль о том, как близки в этом плане маглы и волшебники. - “Твоя жизнь окажется сильно проще, если ты родился в правильной семье.”              Семья гриффиндорки была как раз такой. Хоть статус Белл никак не влиял на школьные оценки, зато играл большую роль в той прошлой, магловской жизни. Её отец, Томас Белл, родился аристократом, получил достойное медицинское образование и, едва окончив Лондонский университет, был пристроен роднёй в престижную клинику. Он оказался одарённым врачом и навсегда связал свою жизнь с офтальмологией и фармацевтикой. Мать Мейси происходила из старого рода волшебников, жизнь которых крутилась вокруг больницы Святого Мунго, а золотые монеты поколениями оседали в фамильных сундуках. Возможно именно любовь к медицине позволила Паркинсонам отдать свою единственную дочь за магловского врача. Юная волшебница сменила фамилию на никому неизвестную Белл и упорхнула из родительского дома в беззаботную жизнь домохозяйки, жены аристократа, счастливой матери. Её дочь была рождена в любви и благополучии, получив в наследство возможность учиться у лучших и никогда не знать нужды в деньгах.       Будучи совсем маленькой Мей часто тыкала пальцем в фабричных рабочих и их детей, смеясь над неряшливостью, безграмотностью и плохими манерами. В такие моменты отец не скупился на подзатыльники. Он, как настоящий интеллигент и человек с добрым сердцем, читающий популярные в Европе труды Маркса, сочувствующий и понимающий - каждый раз объяснял дочери о тяготах и лишениях, которыми полнится жизнь работяг. Девочка познавала мир через рассказы отца и его долгие монологи взращивали в ней острое чувство справедливости, приправленное ребяческим максимализмом.              “Гаррет, наверное, понятия не имеет о том, какой он счастливчик” - Мей в очередной раз застопорилась на нечитаемом слове, половина из которого была хорошенько размазана по листу. Списывать и выполнять очередную внеплановую проверочную одновременно оказалось непосильной задачей и Мейси, почти смирившись с неотвратимостью очередной порции нравоучений от профессора Уизли, бросила это занятие.       - Мисс Белл, позвольте узнать, чем Вы занимались минувшим вечером?       - Готовилась к астрономии.       - О, тяга к познанию звёзд! Похвально. Я уверенна, Вы делайте большие успехи в этой области, мисс Белл. Но знаете что я хочу Вам сказать?       Девушка отрицательно покачала головой. Нет смысла тратить слова понапрасну. Профессор всё равно выскажет задуманное, независимо от ответа ученицы. Мей подозревала, что женщина заранее подготавливает свою речь и следует точно по плану. Безальтернативно.       - Стремление к звёздам не должно мешать выполнению заданий по остальным предметам. В частности по моему, мисс Белл. Трансфигурация одна из важнейших дисциплин в Хогвартсе и я настоятельно советую Вам отнестись к ней с должной серьезностью, - преподавательница громко сглотнула и привычным движением поправила очки на переносице, - Вы получаете поблажки, мисс Белл! Но сегодня я отнимаю у Гриффиндора три очка, надеюсь это послужит Вам достаточным уроком. В следующий раз придется отнять пять. Вам есть, что возразить по этому поводу, мисс Белл?       В кабинете повисло молчание. Матильда Уизли сверлила ученицу строгим взглядом, показательно задрав нос кверху. Мейси, конечно же, знала, что нужно сказать и какой ответ удовлетворит профессора. Но язык, казалось, закостенел. Ни на секунду девушка не пожалела о вчерашнем вечере и утверждать обратное, пусть даже ради усмирения рыжей бестии, она отказывалась. Максимум извинений, который могла выдавить из себя в текущий момент - виновато разглядывать ботинки.       Тик-так.       - Хорошо… - профессор обогнула стол и уселась в своё кресло, позволив Мей наконец-то выдохнуть, - Ещё кое-что, пока Вы здесь. Мне совершенно понятны Ваши порывы! Из кожи вон лезете, лишь бы доказать, что самые отважные на белом свете, что не спроста попали на Гриффиндор. Гордые, жаждущие признания дети... Я не смею сомневаться в методах Распределительной Шляпы, но этой чрезмерной гордостью Вы лишь заставляете меня задуматься, не место ли Вам в доме Салазара. Так что бросьте сочинять небылицы, моя дорогая, это не делает Вам лица, - кажется женщина хотела продолжить, но кинув взгляд на часы передумала, - Можете идти, Мисс Белл.       - Спасибо, профессор. До свидания.              - Тебя точно зачислят на Гриффиндор! - говорит отец. Мей ещё совсем ребёнок в забавном платьице. Жаркий летний ветер раздувает непослушные тёмные кудряшки, глаза щурятся от солнца. В одной руке - вишневый кекс, в другой - крепкая ладонь отца. Он рассказывает о магии, о чудесном волшебном замке, стоящем среди туманных гор. О гиппогрифах, пушишках, полётах на метле, о комнатах полных тайн и загадочном сливочном пиве. О сказке, которая непременно ждёт малышку в будущем. А сейчас их ждёт поезд в Эдинбург, отправляющийся с вокзала Кингс-Кросс.       - С этой платформы ученики отправляются в Хогвартс. Нужно пройти сквозь стену и оп, потайной путь для волшебников и волшебниц.       - А я волшебница, папа?       - Ещё нет, милая. Но обязательно станешь.       Прислонившись носом к стеклу Мей воображает себя в остроконечной шляпе верхом на единороге. За окном пролетают леса, озёра и горы. Годы.              - Она точно поступит на Гриффиндор. Ну кто ещё мог до такого додуматься? - отец смеясь крутит в руках самодельную рогатку, которая несколько часов назад стала виновницей дюжины разбитых банок. Мейси лежит на полу с книгой и красной от отцовского ремня попой, подслушивает разговор взрослых. Ей совсем немного стыдно и уже почти не больно. Жаль, что папа забрал рогатку: теперь придется делать новую.       - Я с ней с ума сойду… - вздыхает мама.       Мей впервые заходит в Амфитеатр на Стэнгейт-стрит. Отец подарил билеты на день рождения, и девочка отсчитывала дни до представления. Волосы стянуты в высокий хвост праздничной алой лентой и мама позволила надеть новые туфли. Сегодняшний день - настоящий праздник.       На сцене кружатся акробаты, слоны, фокусники глотающие мечи. Но Мейси ждёт львов, закусывая губы от нетерпения. Они выходят, гордые, с блестящей гривой и грозным рыком. Девочка едва сдерживает писк счастья.       - Папа, а у Гриффиндора тоже есть такие львы? Настоящие?       - Хм… - отец задумчиво улыбается, - точно не знаю, но не удивлюсь, если кто-то припрятал парочку в подземелье.       - Нам непременно нужно всё о них узнать. - совершенно серьезно заключает малышка.              - Ей почти десять лет, Том! Прекрати давать ложные надежды! - крик мамы разносится из-за двери. Мей прислонилась к ней ухом, прижав к груди волшебную палочку, заботливо выточенную отцом из веточки каштана. Она заменила девочке любимую мягкую игрушку: Мейси засыпала с ней в обнимку и сжимала покрепче, когда становилось грустно или страшно.       - Я знаю, знаю! Ещё есть немного времени, волшебные способности могут успеть проявиться.                     Но они не проявились.       Мейси стоит у зеркала, направив к отражению свою затертую каштановую палочку, едва сдерживая слёзы. Гриффиндорцы не плачут, так говорит отец.       Стекло не поддаётся на её мольбы, не бьется, не трескается. Чуда не происходит. До первого сентября остался один день, а заветное письмо так и не пришло.                     - Это Ханна, она будет твоей новой гувернанткой.       - Я не хочу, чтобы она меня учила! Мне нужно в Хогвартс!       - Детка, она научит тебя арифметике, музыка, шитью. А ещё французский.. Это очень, очень красивый язык. Ты вырастешь и станешь хорошей женой…       - Не хочу быть женой! - Мей с грохотом захлопывает дверь в комнату и падает на кровать. Гриффиндорцы не плачут.       Маму нельзя винить, она никогда не любила Хогвартс. Она была кроткой, прилежной ученицей, далёкой от школьных тусовок и магических тайн. Сторонилась приключений и больших компаний, никогда не ввязывалась в авантюры. Приличные развлечения, приличные платья, приличный возлюбленный. И его неприлично обворожительный старший брат-магл, бессовестно покоривший юную волшебницу. Старший Белл, единственная авантюра в жизни, подарил ей новый мир без завышенных ожиданий и мама была рада оказаться в покое среди маглов.       Женщина желала дочери только лучшего и хотела поделится рецептом своего собственного счастья. К сожалению, Мейси он не подходил.              А потом была гувернантка. Были пансионаты, институт благородных девиц. Глупые платья, глупые танцы, глупая кулинария, глупые светские беседы. Побеги в ночи, уличные друзья, подворотни и крыши. Поимка, слёзы матери и строгий взгляд отца. И снова платья, танцы, платья, скрипка, французский, немецкий, танцы, побег… Бесконечная череда бессмысленных занятий, искусственных улыбок, смотрительниц и разговоров ни о чём. В центре бедлама - юная девушка, в очередной раз занятая стиркой в наказание за непослушание. Девушка полная непонимания и отрицания, живущая в мире, отличном от картинки, нарисованной отцом. Переполненная злостью от несправедливости и бессилия. С каждым всплеском воды в тазу биение её сердца учащается, пульс уже звенит в ушах, а глаза застилает пеленой. Гриффиндорцы не плачут.       Белье в корзинах вспыхивает само по себе. Пламя стремительно ползёт по кучам с бельем, перекидывается на занавески. Приятно обжигает лицо. Паника, тревога, эвакуация. И заветное письмо, упавшее на крыльцо отчего дома утром следующего же дня.                     “Иди к чёрту со своими нотациями, - заключает Мей, - хочешь гордость, будет тебе гордость”.       В её руках волшебная палочка. Настоящая, с любовью созданная мастером своего дела. Палочка купленная в лавке Олливандера. 11 дюймов шершавого орехового дерева, с сердцевиной из волоса единорога. Жёсткая под стать владелице. Она лежит в ладони так, будто была там с самого рождения и магия струится на кончике, готовая вырваться наружу.