farewell.

В этом месяце Джим звонил Себастьяну каждый день. Он уже сбился со счёта. Сколько можно звонить и получать в ответ только десяток гудков. А после голос, который так отчаянно хочется услышать, в который раз заученно повторяет сообщение автоответчика. А Джим, как заведённый, повторяет только «Вернись, пожалуйста», а потом звонит ещё десятки раз и слушает этот голос-не-Себа на автоответчике, чтобы только не сойти с ума от тишины собственной квартиры и, самое страшное, - от своей собственной внутренней тишины. Джим обещал Себастьяну не пить и не курить, но это было слишком давно. По крайней мере, казалось, что это было просто чертовски давно. Месяц назад Себастьян ушёл. Месяц казался годом, а иногда - целой потерянной жизнью. Сколько можно было всего успеть, сколько сумасшедших поступков совершить. Но Джим был абсолютно и бесповоротно один; у него осталась только холодная квартира, по которой беспрерывно гуляет сквозняк, и расстроенная гитара, которую умел настраивать только Себастьян. Когда-то Джим играл на ней Little Lion Man а Себ лежал на полу, закинув руки за голову, и они пели вместе, беззаботно смеялись и пили вино, не зная, что однажды этот момент окажется слишком далёким и недостижимым. От тоски хотелось лезть на стену. Или напиться. Джим не пил весь месяц, он всё ещё цеплялся за призрачные шансы, за старые обещания. Он всё ещё не выкинул оставленную Себастьяном в ванной зубную щётку. Он всё ещё надеялся, что однажды вечером в дверь позвонят, и всё станет так, как было раньше. Но надежда таяла, с каждым днём её становилось меньше и меньше, и вот последние её капли вылились в стакан каплями виски. И стакан за стаканом. Джим надеялся, что возвратит себе надежду, но он чувствовал только глухую боль. Он чувствовал себя пустым и заброшенным. Чувствовал себя никем. Утешало только то, что не он один нарушил своё обещание. Такого солнечного дня не было давно. Они сбежали из города на старом автобусе и сейчас, побродив по лесу, оказались у маленького озера. Кругом не было ни единой души. Себастьян уютно уселся на траве, запутывая пальцы в волосах Джима, который положил голову ему на колени и зажмурился, подставляя лицо солнцу. Хотелось вечность провести вот так, не двигаясь, не разрушая момента - тишина как будто пела тихую, странно знакомую песню, от которой на душе становилось теплее. - Ты ведь никогда не уйдёшь? - фраза прозвучала неожиданно громко и чуждо. Себастьян в недоумении посмотрел на открывшего глаза Джима. - Что за глупости. Конечно, не уйду, - тихо сказал он и нагнулся, касаясь губами лба юноши, - Обещаю. Джим усмехнулся. Всё обернулось совсем не так, как хотелось; по крайней мере, не так, как хотелось ему. Он, наивный, думал, что теперь всё всегда будет хорошо, забыв, что в жизни такого не бывает. Последний месяц разрушил всё, что только мог разрушить. Джим опустил ладонь в карман и обнаружил в нём помятую пачку сигарет. Ту самую, последнюю его начатую пачку. Себастьян покачал головой и, вырвав сигарету из пальцев Джима, кинул её на стол. Схватил Джима за запястья. - Ты. Больше. Курить. Не Будешь. - Больше не буду, - Джим пожал плечами, слегка улыбаясь. - Обещаешь? - указательным пальцем Себастьян приподнимает подбородок Джима, заставляя того смотреть прямо в его глаза. - Обещаю, - говорит Джим, и Себ улыбается так, как никому, кроме него, Джима, не улыбается. Очень символично будет её выкурить. Зажигалка щёлкает, и из неё вырывается маленькое пламя, которое никогда ещё не было таким холодным. Сигарета медленно тлеет в руках Джима, пока он медленно, будто раненый зверь, хватаясь рукой за стены, идёт на балкон. Ледяной ночной воздух немного отрезвляет, проникает в лёгкие и растекается по ним вместе с сигаретным дымом. Джим кашляет и почти задыхается, но продолжает курить, выпуская серые клубы дыма в идеально-чистое небо, полное звёзд. Он выбрасывает недокуренную сигарету, и она летит с восьмого этажа вниз, как падающая звезда. Желание. В последний месяц у Джима только одно желание. - Вернись, пожалуйста, - улетает шёпот вместе с ночным ветром. Возвратившись в квартиру, Джим зажигает свечу и смотрит на её дрожащее пламя. Тянет пальцы к огню, в надежде согреться, но только обжигается. Это почти так, как было с Себастьяном в самый последний их день. - Поговори со мной, а? - просит Джим, отчаявшись дождаться хоть единственного слова от Себастьяна, - О чём угодно. Пожалуйста, - с каждым словом его голос всё тише. И ответом - звенящая тишина. Джим робко касается ладонью плеча блондина, который сидит к нему спиной, почти не шевелясь. - Не трогай меня, - звучит тихий голос, холодный, словно нож, и такой же острый. Джим отдёргивает руку и сам отстраняется, закрывается на все замки внутри себя, почти выбегает из комнаты под стук дождя по стёклам. Утром он просыпается абсолютно один. В этой холодной квартире не осталось никого, кроме Джима с обожжённой душой, совсем не понимающего, почему всё так. И даже не представляющего, как жить дальше. Закашлявшись - то ли от сквозняка, то ли от воспоминаний, - Джим хватает дрожащими пальцами телефон и набирает номер, который мог бы набрать даже с закрытыми глазами. Привычно считает гудки. После десятого начинает говорить. - Себ.. Вернись, пожалуйста, я тут свихнусь без тебя, - он кашляет в трубку и старается, чтобы голос не срывался, но он срывается. Потом он понимает, что не было автоответчика. Значит.. Себастьян взял трубку, и сейчас Джим слышал до боли знакомое дыхание, - Пожалуйста, - он слышал только тихие выдохи и ветер. И больше ничего. Сердце, воспрянувшее было духом, снова ухнуло вниз, в лужу виски, перепутанного с надеждой. Гудки. Раз, два, три, четыре. Телефон летит в стену, Джим сползает на пол и тушит свечу пальцами. Какая разница, что дальше. Ладонь непроизвольно сметает со столика почти пустую бутылку виски, а Джим тонет в темноте своего сна. Поворот ключа в замке. Холодные пальцы в волосах, чужое тёплое дыхание на щеках и шее. Джиму так часто снится всё это, каждую ночь, что он не сразу осознаёт, что уже не спит. Родной голос раздаётся совсем близко, произнося его имя, и Джим нечеловеческим усилием открывает глаза. Первое, что он видит, - слишком много света. Голова адски болит. Джим моргает, мотает головой из стороны в сторону и, наконец очнувшись окончательно, видит прямо перед собой взволнованное лицо Себастьяна. Улыбка легко касается лица Джима. Взгляд Себастьяна сразу цепляется за пачку сигарет, оставленную на столике. - Ты обещал не.. - А ты обещал не уходить, - напомнил Джим, прикрывая глаза, - И что теперь случилось с этим обещанием? Себастьян взял руки Джима в свои. - Я.. Послушай, Джей. Мне тоже было плохо, чёрт возьми, когда я каждый вечер возвращался в пустую квартиру и слушал твои сообщения на автоответчике, как сумасшедший. Я знаю, что сам виноват, что был слаб. Я боялся своей привязанности к тебе и бежал от неё со всех ног, но не смог сбежать, - он помолчал, - Факт в том, что я никогда не любил никого так, как тебя. Ты слишком нужен мне. Прости меня, пожалуйста, если ты сможешь. До этого момента Себастьян никогда прямо не говорил Джиму, что любит его. За эти простые, но такие важные слова, им пришлось расплатиться месяцем своей жизни. Джим высвободил одну руку из ладоней Себастьяна и провёл пальцем по его волосам. Выдохнул. За месяц он изголодался по человеку, сидящему напротив, по его дыханию, его волосам и пронзительному взгляду, и сейчас он заново впитывал, запоминал каждую черту его лица, звук его голоса. - Я люблю тебя, - Джим хватает лацканы неснятого Себастьяном пальто в свои бледные пальцы, притягивает блондина к себе и, повторяя, шепнул ему в самые губы, - Я. Люблю. Тебя. Себастьян выдыхает и касается губами потрескавшихся, пахнущих виски и сигаретным дымом, приоткрытых губ Джима, медленно обводит их по контуру языком, слегка прикусывая. Джим обнял Себастьяна, порывисто и крепко, будто говоря, что больше никогда не отпустит его от себя, а Себастьян прижался к нему сильнее, отвечая - а я и не оставлю тебя. Никогда больше. Они оторвались друг от друга только тогда, когда начали задыхаться от нехватки воздуха в лёгких. Их сердца колотились с бешеной скоростью; в тишине стук был слышен так отчётливо, будто к каждому из них приставили громкоговоритель. И этот стук - искреннее любых слов. А утром Джеймс открывает глаза, и всё вокруг него тут же наполняется тёплым, текучим, как топлёное масло, солнечным светом. Первое действие – потянуться и открыть окно. Тёплый осенний ветер залетает внутрь, сдувает чёлку со лба, колышет занавески и разбрасывает десятки листов, лежавших на столе, по всей комнате. Из кухни робко долетает запах овсяного печенья, омлета и молока. Утро иногда бывает добрым. Утром иногда хочется улыбаться, когда первое, что ты видишь, заходя на кухню – это высокий блондин в красном фартуке в горошек, стоящий у плиты. Хочется смеяться, и вот уже смех таинственно-чарующей мелодией распространяется по комнате. Всё было хорошо.