Только не делай ничего плохого

О, наконец-то у Нечаева получилось выполнить миссию, которую он, безоговорочно, считал сейчас самой важной в своей жизни. Плевать на то, как много он совершил до того момента, когда память превратилась в сплошную черную дыру с периодическими вспышками головной боли. Виктор Петров. Его задание, его цель, поймать Виктора и обрадовать Сеченова, отца и благодетеля – его смысл жизни. Да, ради этого стоило побывать в аду. Пройти через множество испытаний, сто раз быть едва не убитым ополоумевшими роботами, пробиваться вперед сквозь пот и кровь. Не сдаваться, ни за что не сдаваться. Нечаев любил Дмитрия Сергеевича, а раз любил – мог с чем угодно справиться. А Петров теперь вот он, гений наш, золотой разум Союза, скалится своими сияющими зубами с дивана комнаты отдыха, куда поймавший его Нечаев, бросил как мешок с дерьмом, предварительно отыскав веревку и связав своего пленника так крепко, что впоследствии это явно могло стать небезопасно. По-хорошему, стоило бы прямо сейчас схватить его за шкирку и доставить по месту назначения, но… Было так плохо. Эту победу Нечаев вырвал клыками и когтями, чуть-чуть не сдохнув на месте. Глаза залиты, последние силы ушли на то, чтобы перевязать своего особо буйного пациента. Медикаменты на нуле. Впрочем, если сделать всего пару шагов в сторону, то запас лекарств можно пополнить… Холодный пол ласково принимает израненного и уставшего майора в свои объятия и на ближайшие черт знает сколько часов служит ему подушкой. Сознание возвращается медленно и неприятно. Все тело болит. Кажется, у человека даже мышц столько нет, сколько у него сейчас болит. Нечаев не может выбраться из оков сна-обморока, пока в один момент его не шибает по спине холодом, вынуждая мгновенно прийти в себя и подскочить. – Ебучие пироги! Надеюсь, этот…не удрал, пока я тут отдыхал. Обернувшись и сфокусировав зрение, Сергей чуть успокаивается: пленник на месте. Виктор уже не улыбается, но, заметив, что на него смотрят, сразу же нацепляет на свое бледное и осунувшееся лицо искривленную улыбочку. – Виктор. Прискорбно, конечно, что ты так сильно ударился своей собачьей головой, что забыл мое имя, – Петров еле разлепляет пересохшие губы. – К сожалению, великие люди часто при жизни бывают забыты. – Да не пизди ты! Великий, блять. Тебе и жить-то вряд ли долго осталось. Петров, уже почти выдавший какую-то новую едкую фразу с легким ароматом псины, дернулся и замолчал. В глазах промелькнуло что-то такое, чего Сергей никак не ожидал там увидеть. К безумию он привык, к маниакальной помешанности приноровился, а вот… Болезненная тоска и страх это нечто новенькое. Да и в целом, если честно, Петров выглядел просто отвратительно. Время, что он провел фактически в одиночестве, окровавленный, перевязанный как колбаса, явно не пошло ему на пользу. Впрочем, возможность лицезреть спящего майора Сергея Александровича Нечаева, томно посапывающего и просящего матушку согреть ему молока с медом, пока он будет собираться в школу, слегка скрасила его существование. «Да что я с ним так жестоко-то» – одернул себя Нечаев. «Да, тварь он та еще, но живая же тварь. Нет, я не палач.» Сергей пошарился по внутренним карманам своей куртки и вынул на свет бутылку чистой воды. Открутил крышку, немного отпил сам, потом присел рядом со своим пленником. Поднес ему ко рту бутылку, но не учел, что Виктор лежит слишком низко, так что при первой попытке сделать глоток Петров подавился и хрипло закашлялся, а вода побежала ему по подбородку и шее, смешиваясь с грязью и кровью. – Да что за ебучие пироги-то такие… Нечаев подхватил Петрова под голову, запустив пальцы в неожиданно мягкие темные волосы, и потянул на себя, приподнимая. Что-то в этом движении на мгновение заставило майора смутиться, но что именно – он так и не понял, поэтому пришлось сбросить с себя наваждение. Новая попытка напоить Виктора оказалась более успешной. – Ах, спасибо за такую трогательную заботу! Я-то подумал, ты хочешь дождаться моей смерти по естественным причинам! – Подумал он, сука! Петров, думать – это не твое! С тобой по-людски пытаешься, а ты... – Нечаев с закипающей внутри злобой начал с трудом подбирать слова, – Да что ты за создание вообще такое, что тебе все неймется? И, кстати, на твоем месте с рук врага я бы не пил. Дурак ты. Насмешливое «сам дурак» чуть не спровоцировало Нечаева отвесить оплеуху. Удержался вовремя. Бить слабых и не способных защищаться, пусть даже и преступников, было бы не недостойным советского человека поведением. – Хотя я тоже дурак, тут ты прав, майор. И что попался дурак, и что… Показалось ли Нечаеву, что голос его собеседника дрогнул? – …и что умирать так боюсь. Давай признаемся, что живым я Сеченову теперь нужен ну не скажем, что очень надолго. Нечаев не очень уверенно переспросил: – Ты чего, шкура театральная, разжалобить меня тут пытаешься? – Да что мне тебя жалобить, товарищ майор! Просто поговорить с тобой хочу, как с человеком, которым ты, конечно, вряд ли являешься. Разве может настоящий человек быть таким грубым, таким совершенно антивозвышенным? Ты… – Да понял я. Завались уже, нам идти пора. Нечаев срезает веревки с ног и приводит Петрова в вертикальное положение. Шаги у того неуверенные, вот-вот завалится, так что приходится подхватить его под руки, приобнять и вновь чувствовать то непонятное смущение, когда он так близко, так тяжело дышит, вцепившись в одежду Сергея излишне горячей рукой. Они проходят так немного, может быть, метров сто, когда Нечаев наконец не выдерживает. – Да пошел ты на хуй, Виктор Васильевич. Все оставшиеся срезанные веревки летят на пол. Несколько минут тратятся на то, чтобы размять Петрову затекшие посиневшие руки. Нечаев старается делать это осторожно, не причиняя боли, хотя все равно знает, что Виктор испытывает мучения. Нечаев не знает, что руководит им, когда он отпускает своего злейшего противника на свободу. Просит Виктора бежать быстро, так быстро, как это возможно, пока Сергей не передумал. И не возвращаться, никогда не возвращаться, потому что во второй раз он его не отпустит. Он и сейчас не должен. — И, пожалуйста, только не делай ничего плохого. Я тебя вот этими самыми руками зарублю, вот этим самым «Паштетом» запаштечу. Нечаев грозно потрясает кулаком перед лицом Петрова, после чего связывается с начальством. Ему предстоит трудный доклад о неудаче в исполнении задания.