Очищение

Минхо с самого детства приучен искоренять ошибки. Будь то переписанные с десяток раз тетради, или перемытая до противного скрипа посуда. Отныне он не прощает несовершенства. Мама может по-настоящему гордиться той правильностью, что взрастила в сыне. Хёнджин для Минхо — это что-то про нежность. Это вишнёвая слойка, купленная спонтанно под грузным взором уставшего продавца поздним вечером. Это домашнее грушевое вино, которое требует обязательной выдержки, чтобы уже потом радовать своей свежестью в особо знойные дни. Это порыв тёплого летнего ветра, потерявшегося в выкрашенных волосах. Это долгожданное возвращение домой после долгих скитаний по миру. Хёнджин похож на маленькое счастье. Крохотное, размером с ноготок, что идет в разрез с его ростом. Зато так не составит никакого труда уместить его в карман. Хёнджин — совершенство, которое Минхо искал так долго в этом изувеченном мире. Было бы глупо отрицать очевидное. Минхо в него с первого взгляда и по самые уши. Он сравнивает это с аварией. Автомобиль так же внезапно выскакивает из-за угла, отрезая пути к спасению. И ты стоишь, как вкопанный, теряясь в ослепительном свете фар. Именно так на него действовал Хёнджин. Он заставил колючие цветы пустить корни где-то в грудине Минхо, и они растут, растут, растут, сдавливая шипами дрожащие лёгкие при каждом неосторожно брошенном взгляде. При каждом касании пальцев, при каждой улыбке. Цветения перекрывают воздух всякий раз, когда этот человек оказывается в зоне его досягаемости. Сердце, что разучилось любить, воскресло и возжелало с новой силой. Хёнджин целует не глядя куда-то чуть ниже шеи. Смеётся заливисто, и звук льётся из его уст, как журчащий ручей. Жмётся ближе, чтоб телом к телу, каждой клеточкой ощущать близость. На ухо шепчет глупости обо всём и ни о чём одновременно. Шипы давят сильнее. Уж лучше бы он с ходу вонзил в Минхо тот тупой нож, которым сейчас неспешно размазывает масло по сдобному печенью. Избил, втоптал в грязь, протащил лицом по асфальту и оставил подыхать, как непривитую шавку в переулке. Минхо бы всё простил ему. Подыскал подходящее оправдание, принял с распростертыми объятиями, попытался бы во всём разобраться. Что угодно звучало лучше, чем та правда, с которой пришлось столкнуться. Человек, который стал для Минхо всем самым сокровенным, выбрал не его. Губы Хёнджина всегда жмутся к губам Феликса, оставляют россыпь поцелуев-бабочек на каждой веснушке. Неправильно. Их цепкие объятия. Сжатые ладони. Неподдельные, обнаженные чувства. Неправильно. Сокровенные взгляды, в которых всё: небо, космос, вода, свобода, мир, красота и жизнь. Н Е П Р А В И Л Ь Н О Это просто злосчастная ошибка системы. Минхо силится сдержать болезненную улыбку, пока шипы превращают его внутренности в кровавое месиво. Хорошо, что Феликса здесь сейчас нет, иначе спасения точно не нашлось бы. Все недосказанности оседают на языке горьким привкусом и першат где-то в горле. Такое же чувство возникает от гречишного мёда, который Хёнджин пихает везде, где только можно. — Я люблю тебя, — честно, твёрдо и без излишеств. Хёнджин снисходительно улыбается. Почти виновато. — И я тебя, Минхо, — и не врёт, просто любит по-своему, совсем не так, как нужно другому. — Пей чай. А то остынет. А всё-таки, шипы не оставляют внутри ничего живого и без присутствия третьих лиц. Может, так даже лучше. Феликс осквернил, запятнал идеальный белый лист, замарал светлую душу. Единственный выход — вернуться к истокам, переродиться, очиститься от скверны и выжечь грехи. В руках Минхо поблёскивает серебристый нож, на котором ещё остались маслянистые разводы. К счастью, Хёнджину несказанно повезло. Минхо с самого детства приучен искоренять ошибки.