Душой и телом

      Человек, самовольно заведшийся в его доме, оказался... полезен. Рейзел не слишком нуждался в уходе, но вот живое общение – это было бесценно. Вряд ли кто-нибудь осознает, сколько важно слышать чье-то дыхание поблизости. Это как набат «Ты-не-один! Ты-не-один!».       А шумный человек не только дышал. Он говорил, суетился, готовил чай. Вкусный чай. А еще он очень забавно ерничал и ерепенился в присутствии других благородных. Это было даже вкуснее чая. И так же приятно, как и слышать чужое дыхание постоянно. «Не-один!».       Рейзел прикрыл глаза, вслушиваясь в легкое дыхание человека, который шебуршился через три комнаты справа, снова придумывая что-то интересное. А ещё человек напевал под нос какой-то незамысловатый мотивчик. Рейзел никогда не слышал, чтобы так пели. Не на торжественном выступлении, а вот так, почти намурлыкивая под нос, получая удовольствие, а не пытаясь передать красоту голоса и мелодии. Рейзел улыбнулся, чувствуя весь тот уют, который человек принес в его дом вместе с собою. Отражение в оконном стекле осталось таким же невозмутимым. Рейзел не умел улыбаться лицом, только в душе. Да и в душе, кажется, раньше тоже не мог. Человек принес чай и небольшие печеньица. Печенье было очень вкусным и рассыпчатым. Мелкие крошки так и норовили осыпаться прямо с губ на белый галстук-жабо. А человек смотрел так внимательно, словно хотел лично убедиться в чем-то. - Вкусно, Мастер?        Человек склонился в поклоне и вопросительно смотрел прямо в глаза. Любой другой, осмелившийся так сделать, однозначно бросал бы вызов. Но не этот человек. Высокий и сильный. Достаточно сильный, чтобы причинить проблемы. И не желающий это делать. И его открытый взгляд сочетал в себе странную смесь надежды и робости. Увидал бы этот взгляд кто-нибудь из благородных – ушел бы в вечный сон. Кроме Лорда. Тот бы объявил помолвку.       Рейзел задумался. Лорд был мудрецом, кто бы что о нём ни думал. А значит, к его мнению стоило, как минимум, прислушаться.       Рейзел отставил полупустую чашку, и на лице человека отразился ужас. - Вам не понравилось? - Франкенштейн, - Рейзел поднялся с кресла. - Иди за мной.       Наверное, следовало объяснить человеку. Наверное. Но Рейзел не умел этого делать. Зачем пустые слова, если можно показать?       Рейзел привел своего человека в спальню и обернулся. - Подойди.       Человек сделал несколько шагов и почтительно замер, прижав руку к сердцу. Рейзел повторил, и человек подошел еще ближе. И снова - рука на сердце, почтительно склоненная голова. Ещё ближе. И вот уже Рейзел не видит лицо, человек нависает непозволительно близко. Рейзел никогда не поднимал голову, чтобы встретиться с чужим взглядом. Властное и тихое «на колени» заставляло любого оказаться на линии взгляда. Но сейчас Рейзел не собирался смотреть. Он закрыл глаза и поднял лицо.       Человек был умным и смелым, но в этот раз понял не сразу. Зато когда понял... Рейзел никогда раньше не целовался. Не с его силами, подпускать кого-то настолько близко. Но этот человек… Франкенштейн был достаточно силен. И Лорд не мог ошибаться.       А целоваться оказалось приятно. Жарко, влажно, нежно и страстно одновременно. И обнимать сильные плечи, и чувствовать большие руки на спине. Это было очень и очень приятно. Приятнее всего, что Рейзел знал раньше. И раздевать тоже было здорово. И позволять раздевать себя. Совсем не то же самое, что распылять одежду. Кончики пальцев чувствовали, как нагрелась ткать от близости человеческого тела. А еще она так мягко сминалась и открывала розоватое тело по чуть-чуть, а не сразу. И человеческая кожа пахла совсем не так, как обычно. А целовать, оказывается, можно не только губы.       Тепло. Много тепла.       Рейзел не знал, что делать, после того, как рубашки упали на пол. Но Франкенштейн знал. И умел. И Рейзелу это нравилось. Нравилось, как его бережно уложили на кровать. Это его-то! Нравилось, как целовали кожу на шее и груди. Нравилось, как чужие руки расстегивают брюки и приподнимают за бедра, чтобы стянуть их к щиколоткам. И всему телу тепло-тепло, даже жарко. Так, что между лопаток собирается испарина. Он и забыл, что такое испарина. А потом он закричал, когда Франкенштейн вдруг поцеловал его член. А потом и вовсе погрузил его в рот. Это было, как нырнуть с головой из ледяного космоса сразу в жерло вулкана. Даже еще горячее. Рейзел кричал, но из его горла не вырвался ни единый звук. Зато там намертво засел комок колючего воздуха. Руки сами потянулись вниз, пальцы вплелись в золото волос. Как же горячо и обволакивающе влажно!       Франкенштейн стонал, но не так, как от боли. И не так, как мурлыкал песни. От этого стона по спине прошлись мурашки и закопошились в самом низу. А потом стало так хорошо, что почти больно. Рейзел согнулся, наклоняясь к золотоволосой голове, и резко выдохнул. В голове стало пусто-пусто, а тело расплылось медузой. Человек осторожно выпрямился, аккуратно слизывая с губ белесые капли. - Мастер... - Голос Франкенштейна хрипел.       Рейзел молча протянул руку и коснулся там, где его человек все еще был напряжен. Здесь он тоже был большим. Рейзел закрыл глаза, улыбаясь про себя, и сжал пальцы. Франкенштейн вздрогнул, толкнулся вперед и со стоном повалился рядом. Рейзел улегся поудобнее, подтягивая к себе безвольное тело. Отныне Франкенштейн его и телом, и духом. О том, что это надо сказать Франкенштейну, Рейзел не подумал. В конце концов, Франкенштейн узнал об этом раньше самого Рейзела.