***
Робер знал: люди после такого не выживают. Но он — жив и даже, спасибо документам от Маршала, свободен. А значит, он не человек. Это особенно легко принять, смотря в лицо Первого Маршала. Нет, просто — Первого. И кто сказал, что у Смерти — синий взгляд? — Тот, кому точно не поздоровилось после собственной, — хмыкнул тот, закрывая своей рукой глаза Робера. — Засыпай, Третий, еще не время. Излом не пришел. Робер кивнул, смыкая веки. Ему тоже не хотелось становиться самим собой раньше срока. Это… опустошает. Людская жизнь, при всей своей скоротечности и слабости, привлекала его больше собственного существования. Поэтому Робер покорно засыпал, чувствуя, как уютнее устраивается его сущность в человеческом теле. В следующий раз он открыл глаза только на полпути к Агарису.***
Альдо жадный. Амбициозный, горячий, юный, бесконечно страстный. Робер рядом с ним чувствовал себя и стариком, и таким же юнцом, старательно гоня мысли о разнице в несколько (тысяч) лет. Эпинэ хотел быть к нему как можно ближе, настолько, что жар окутывал с каждой секундой все сильнее, в горле пересыхало и пальцы сводило от желания прикоснуться. И это лишь в первую, краткую встречу! Робер провожал принца взглядом, бессильно сжимая кулаки. Он слаб, и после ранения, и сам по себе — ему едва хватало контроля сдерживаться от глупостей. А значит, он должен держаться подальше от Альдо, пока не станет сильнее. Благо, у него было средство, что поможет и в том, и в другом.***
— Лепра? В Агарисе? — фыркнул Его Высочество. Сиятельная мать его отца, как говорится по гоганскому обычаю, скривилась в ответ, подливая вино. — Монахи теперь еще строже проверяют корабли и трущобы. Всех, кого подозревают, отправляют к Эпинэ. Альдо чуть не было не уронил ложку, что можно было считать высшей мерой проявления внимания. — В каком смысле? — Так ведь он у Ордена Милосердии живет! Лечебницу при храме сейчас закрыли, выхода нет, монахов лишних тоже, он им помогает, — Матильда отвернулась к буфету лишь на секунду, поставить бутыль, но, когда она повернулась обратно, стол был пуст: ни еды, ни вина, ни внука. Лишь насмешливо скрипела створка раскрытого окна. — Вот прохиндей! — хлопнула она себя по бедрам. — И ладно вино, когда остальное-то съесть все успел! Не прокормишь его! Эпинэ со страха чуть не выпихнул Альдо обратно, когда тот забрался к нему в келью через окно со стащенными у торговки лимонами наперевес. Лимоны он прихватил вроде как в подарок, но в итоге сам же их сжевал, не морщась, пока Робер думал, как его обезопасить и скрыть от монахов. К счастью, вспышка лепры хоть немного его насытила, поэтому за жизнь и здоровье Альдо Робер мог не беспокоиться. В отличие от здоровья своего разума.***
За годы, что Робер провел в Агарисе, город пережил вспышки лепры, оспы, холеры и двух видов чумы. Малых, однако ощутимых, особенно для Альдо, — не самой хворью, но тоской: Эпинэ зачастую на месяцы оказывался заперт в лазарете, помогая монахам в борьбе с болезнями. Эпинэ, честно говоря, почти был готов себя запереть в монастыре на целую вечность, лишь бы обезопасить своего принца, но… Но отказать себе и ему в том, чтобы быть рядом, он не мог. Альдо улыбался солнцу, подставляя лучам беззащитное горло, запрокинув голову во время смеха, а Робер чувствовал, как крошилось в сжатых пальцах самообладание. Его тяга к Альдо была сродни мании, зависимости, и это пугало — то, сколько власти над ним имело такое хрупкое, уязвимое, смертное существо. Роберу был страшно. Страшно, что с Альдо что-то случится, что ему может быть причинена боль, что он может даже умереть. И особенно страшно было Эпинэ из-за того, что причиной его угасания может быть он сам. Он вспомнил мертвые глаза на мальчишеском лице, искаженном гримасой недовольства и сразу отогнал от себя эти мысли. Нет. Ему он Альдо не отдаст. Ни за что. А значит… Лучше он убьет его сам. Чуть позже.***
Альдо… Ненасытен. Ему мало, ему всего всегда мало: денег в кошеле, Робера рядом, солнца над головой. Он грезил о престоле самой большой страны на континенте, считая, что и это - лишь начало. Подай ему целый мир на блюде — сожрет и не подавится, еще и добавки попросит. Альдо ластился к бабушке под руку, скаля ровные жемчужины зубов, обнимая крепче корсета: от Матильды пахло чем-то теплым, исконно-человеческим, вкусным до слюны. До желания попробовать, хоть чуть-чуть, хоть капельку, кусочек, но… Альдо улыбнулся, сглатывая. Он знал, что кусочком дело не обойдется. Особенно когда речь идет о тех, кого он искренне любит. Например, о Робере. Альдо жаждал Эпинэ в свое безраздельное пользование. Да, тот его вассал и друг, но… Но… — Я хочу одного человека. Четвертый вскинул бровь в явно чужом, подсмотренном движении — слишком резком и пафосном для его четкого, но простого лица. — Что мешкаешь? Ешь кого хочешь, пока есть возможность. — Да нет же… — Альдо вздохнул, вытягиваясь на столе, и уложил голову на скрещенные руки. — Я его… по-другому хочу. Себе. Живым. Целиком и полностью в собственное владение. Он зажмурился, ожидая жестокой отповеди от Четвертого, что они здесь не за этим, но… Тот лишь вздохнул, уточнив: — Вы с Первым сговорились, что ли? Альдо, как мог, пожал плечами, не вставая. Внутри проскользнуло нечто схожее с виною, но… Но желание получить, поглотить другого всецело сильнее.***
Робер тысячей глаз смотрел на Агарис снизу вверх, рассекая его вены-улицы собой, серой живой массой, серым маршем, множеством тусклых мелких огней, искорок, из которых позднее поднимется пламя. Этот город уже обречен, как и весь этот мир, но… Внутри самого Робера все еще жила, горела надежда на то, что кто-то сможет спастись. Кто-то солнечный и невозможный в своих амбициях, в своей жажде, голоде до жизни. Мелкие коготки цеплялись за одежду, поднимаясь все выше, пока не добрались до плеча. Робер не глядя начал почесывать мягкий мех крысиного короля, пока тот не встал на задние лапки, и только затем повернулся, замечая алые, такие же, как у себя, глаза. — Присмотришь за ними вместо меня? Крыс серьезно кивнул, потирая лапки. Робер улыбнулся, успокаивая себя и силу. Начал искать в кармане, по новой, но уже въевшейся привычке (Альдо обожал таскать у него орехи, сухофрукты, цукаты, — все, что можно сгрызть), что-нибудь съестное и наконец передал зверьку сухарик. Дождавшись, пока тот начнет есть, Робер произнес: — Будешь Клементом.***
Альдо танцевал, хохоча, следуя за затихающей огненной поземкой. Искры вспыхивали, взлетали, кружились резным коконом, поглощая следующие золотистые снопа и колоски, поглощая Варасту пядь за пядью. Нет, он еще не царствует здесь, лишь делает первые шаги к завоеванию. Сначала Варасты, а затем и всего Талига, но… Принц упрямо встряхнул кудрями, улыбаясь и танцуя вслед улепетывающим барсам. Их он тоже охватит, на них уже его метка, невидимо поглощает плоть до кости, обгладывая изнутри. Это — не победа, лишь первый шаг по выжженной земле к трону. К завоеванию всего этого грешного мира перед его падением.***
Альдо царапал косяк, виновато подъедая древесные крошки. С Мупой вышло… неловко, да. Пирог пах уж слишком вкусно, Альдо держался, как мог, чтобы не попробовать, но… Не смог. И, осознав, что долизывает крем с верхушки, ничего умнее того, чтобы подставить гончую, придумать не смог. Ну, ее-то бабушка не убьет! В отличие от него. И вправду, бабушка не убила… Но кто же знал, что в пироге был яд?!***
Когда-нибудь это должно было произойти. Матильда покосилась на внука и его вассала и, фыркнув, оставила их в доме одних, не считая сытного ужина и бутылки хорошего вина. Слепые дурни! Один по этому слюни пускает, другой по нему как от недуга сохнет, места себе не находя! Альдо искренне наслаждался едой, но от Робера взгляда не отрывал, голодного-голодного, несмотря на пищу, а Робер… Робер и сам на него наглядеться не мог, лишь вздыхал, через силу отводя взгляд в сторону, когда смотреть было совсем уж неприлично. Отпущенное им время таяло, как и границы мира, готового запустить собственный Излом в полную меру. Эпинэ до хруста собственных костей не хотелось покидать Альдо, но в отличие от всех остальных раз он знал: даже если он сдержится и останется рядом, то все равно не сможет его спасти: если не он сам, то Первый, Второй или Четвертый его точно… Вспомни солнце, вот и лучик — Четвертый возник призраком и деловито оглядел обоих, коротко сообщая: — Чума, Голод, давайте быстрее, нам есть что обсудить. — Что? — прозвучал одинаково удивленный вопрос на два голоса. Четвертый подозрительно сощурил глаза, а после фыркнул. — Понятно… Ладно, даю вам полчаса. На собрание не опаздывать и быть в приличном виде. Эпинэ хотел уточнить, что тот имеет в виду, но Четвертый уже исчез, оставляя их одних. Робер переглянулся с Альдо, после чего тот первым начал смеяться, запрокидывая голову, — удивительно легко, точно сбросил с души груз. Только жажды в его глазах стало парадоксально больше, когда он увидел, как Робер разом осушил свой кубок. — Значит, лепра? — Я растерялся! — Правда? — сверкнул он глазами. — А мне показалось, что ты хотел меня впечатлить… Мор фыркнул, улыбаясь в ответ, и первым потянул к нему руку, стирая подушечкой пальца с губы каплю соуса. — Ну, разве что чуть-чуть. …В полчаса уложиться им удалось, но соблюсти приличия — нет.