Мы одни.

      Мои руки болят. Мою спину ломит. Когда я пытаюсь произнести хоть слово — из глотки вырывается только непонятное стрекотание. Больно. Мне кажется, что что-то буквально разъедает меня: мою кожу и мои волосы, мои глаза, мои мышцы. Но всё это не важно. Не важно, когда я смотрю на тебя.       Моя букашка. Маленькая, беззащитная букашка. Твоё лицо начинает поглащать фиолетовый мех: его совсем мало, но он жёсткий. Я бы порезалась. Ты больше не похожа на очаровательную пчёлку: ты — огромная муха, которая пытается откашляться от неприятного дыма, окружающего нас. Он ядовит. Он опасен. Его запах едок. Я спокойно вдыхаю его раз за разом, ощущая, как медленно теряю способность передвигаться на двух ногах.       Тысячи и тысячи растений, поверженные розовой жидкостью, оставляют красивый свет на твоём полноватом теле. Идеальная картина.       Беа что-то кряхтит. Наверное, ты хочешь сказать что-то? Жаль, что вместо этого получается глухой звук, даже отдаленно не напоминающий человеческий. Моя Беа. Родная моя Беа. Мне кажется, что всё это бессмысленно.       Однако, как только твой тон перерастает в оглушительный крик боли, а где-то за спиной появляются отвратительные крылья — я перестаю смотреть. Глаза сами собой зажмуриваются, пока в горле остаётся стрекочущий звук, который я едва ли могу назвать речью.       Кажется, всё серьёзно, моя дорогая, всё очень серьёзно. Я почти уверена в том, что это — наш последний день. По крайней мере, как люди. Мои мысли перестают быть связными. Я больше не контролирую свои действия. Больше не хожу на ногах. Почти ничего не вижу. Я всё ещё не богомол, ты — всё ещё не муха. Но повадки схожи. Отвратительно схожи.       Мой разум туманится. Прости, если что-то будет не так. Знай, я не хотела. Пожалуйста, знай это. Я не знаю, как.       Мне кажется, что сейчас произойдёт что-то вроде природного инстинкта. Я чувствую, что умру. Я должна оставить потомство. Единственное существо, что сейчас находится в куполе — ты. Ты сама все понимаешь, Беа. Но я правда стараюсь сдержать себя.       Провал. Просто провал в памяти. Теперь я запуталась ещё больше. Я помню только головокружение, боль, едкий запах, и что-то, похожее на судороги. Но я не помню, как оказалась на тебе. Прямо на тебе. На твоём красивом, фиолетовом теле. Однако, я не против. Я только за. Почему-то теперь я чувствую, что хочу тебя. Целиком. Полностью. Каждый прекрасный кусочек твоего чудесного тела.       Я прижимаю твою руку (или уже лапу?) к холодному, влажному полу, показывая всю настойчивость моих намерений. Думаю, ты не сопротивляешься. Отлично.       Что я делаю? Зачем я делаю? Почему все так спонтанно? Понятия не имею. Я резким движением сокращаю расстояние между нами, показывая тебе какое-то подобие клыков. Стрекотание. Этот противный звук снова вырывается из меня. А я всего то хотела… не помню, что я хотела.       Во всяком случае, на это ты, не отводя от меня своих прелестных глаз, проходишься когтями свободной руки по моей спине. Это больно. Больнее, чем то чувство, когда всё только началось. Я кричу прямо в твоё лицо, пока ты расплываешься в довольной ухмылке.       Тебе смешно. Мне больно. Наслаждение, испытываемое от одного взгляда на тебя куда-то делось. Боль, смешанная с яростью, окончательное сбивает меня с толку. На несколько секунд мои руки позволяли твоим запястьям улизнуть. Теперь же пальцы сомкнуты крепче, чем когда-либо. Наклоняюсь прямо к твоему соску, благодаря Бога за то, что одежда попросту не выдержала нашего перевоплощения.       Укус. Долгий, сильный, и, что самое главное: болезненный. Ты начинаешь извиваться подо мной, пытаясь что-то сказать, но получается лишь хриплый крик, вызывающий только смех. В конце концов, я отпускаю сосок, и начинаю мягко облизывать его, будто извиняясь, а после снова покрываю его маленькими укусами, плавно передвигаясь в сторону второго.       Ненароком опять отпускаю твои руки. Ты пойми, Беа, я занята делом. Не удобно держать твои чёртовы запястья всё время! Однако, ты пользуешься этим, сначала не очень сильно шлёпнув меня своими ладошками по лопаткам, а позже поднимаясь к голове. Запускаешь пальцы в мои кудри, тянешь к себе, снова спускаешься к лопаткам, пока я пытаюсь насладиться твоей грудью вдоволь.       Дыхание начинает сбиваться. Воздуха попросту нет. Я воткнулась носом между твоими грудями, а теперь, чёрт побери, не могу дышать! Я пытаюсь поднять голову, но ты не позволяешь мне сделать этого. Ты жестокая, букашка. Очень жестокая. Я начинаю жалобно визжать, окончательно оторвав от тебя свои пальцы, и лишь тогда ты спускаешь ладоши с макушки на спину, позволяя мне дышать полной грудью.       Вдох, выдох. Жадно глотаю едкий воздух, который спустя всего лишь несколько секунд своего отсутствия кажется лучшим, что со мной произошло. Теперь власть полностью в твоих руках. Ты знаешь это. С лёгкостью выпрямляешься, заставляя меня вместе с тобой принять сидячее положение. Когтистые лапки хватаю мою щёку, оставляя тонкую царапину, и всё ближе и ближе подсовывая к себе.       Поцелуй двух девушек, находящихся буквально не в себе. Приятно чувствовать твои губы на своих. Совсем неприятно от ужасного вкуса, который дошёл даже до твоего рта. Наверное, в моём рту дела обстоят не лучше. Я морщусь и пытаюсь отстраниться. С радостью поддерживаешь эту идею, но всё ещё держишь меня за спину.       Твои губы спускаются на мою шею, задерживаясь на ней на несколько секунд, после чего ты переходишь в новый участок. От твоих губ остаются темные следы.       Руки же доходят до задницы, медленно раздвигая ягодицы. Тебе очень неудобно всё это делать. Я знаю. Когти царапают меня за самое мягкое место, от чего с уст снова срывается стрекочущий вой, а руки отталкивают тебя в дальний угол. Чтоб тебя, дорогая Беа!       Как только ты отрываешься от моей шеи — я настойчиво нажимаю на твою грудь, как бы в просьбе лечь. Ты подкатываешь глаза, но, в конце концов, плюхаешься на пол.       Устраиваюсь поудобнее. Так, будто готовлюсь выполнять гимнастический этюд. Я довольно резко расставляю твои ноги в разные стороны, от чего ты вздыхаешь, но даже не думаешь о том, чтобы помешать мне. Ты знаешь, что сейчас произойдет, верно?       Одна рука придерживает твоё влагалище, другая — проходится по животу, иногда щекоча. Сначала я касаюсь языком только половых губ, и только после этого спускаюсь глубже и глубже. Твое тело отрывается от пола, ты прерывисто дышишь и издаешь непонятные мне звуки. Но я буду считать, что всё хорошо. Надеюсь, ты не расстроишься, если это будет не так.       Я продолжаю до тех пор, пока ты не доходишь до пика своих возможностей. Прерывистое бурчание становится всё громче и выше, так что я была обязана прекратить, поднимая голову, и сдувая со лба фиолетовую прядь. Твоя грудная клетка опускается и поднимается. Надеюсь, это от восторга.       Молча указываешь на место рядом с собой. Очевидно, чтобы я легла… Что-ж, я не могу ослушаться. Ложусь на спину, и ты медленно пытаешься усесться, всматриваясь в меня. Твоя ладошка легко накрывает мою грудь, приятно массируя её, в то время как свободная рука исследует мои новые лапки и рожки. Да, это довольно приятно, но всё ещё не достаточно для оргазма. К сожалению.       Внезапно, ты прекращаешь, жестом велев мне раздвинуть ноги, что я и делаю. Ты тоже ложишься на спину, закидывая свои ноги на мои и наши половые губы соприкасаются, создавая очень специфическое ощущение. Серьезно, я никогда не чувствовала ничего такого ранее. Мягкая плоть возле моей вагины заставляет меня блаженно призакрыть глаза. Как чудесно. Как прекрасно. Как приятно.       Ко всему прочему, ты добавляешь резкие толчки тазом, от чего моё стрекотание теперь звонкое и прерывистое. Молю, остановись, хватит, я не выдержу ещё немного. Пожалуйста, остановись.       Как только мой голос начинает звучать так громко, что стены купола дрожат — ты останавливаешься и ложишься рядом с тобой. Я лишь вытягиваю руку, будто говоря: «Я всё. С меня достаточно». Ты лишь хмыкаешь, пытаешься отдышаться и поглаживаешь сосок.       Всё было прекрасно. Больно в некоторых местах, но, наверное, я бы никогда не ощутила ничего такого. И это бы продолжилось, если бы я не взглянула на тебя.       Такая невинная, желанная, прекрасная Беа. Лежишь, обдумывая всё, что происходит. Я не хочу причинить тебе вред. А вот богомол внутри меня — да. Природные инстинкты берут верх. Прости, дорогая Беа.       Я внезапно вскакиваю, положив обе руки тебе на шею. Пытаешься сопротивляться, но это, увы, бесполезно. В нас всё меньше человечности, Беа. Мы — букашки. Всего лишь букашки. Я давлю на твою глотку своим лапами, чем-то напоминающие клешни.       Мне кажется, я слышу хруст.       Я начинаю резать каждый кусочек горла, до которого может дотянуться моя клешня. Тебя всё меньше и меньше. Крови на полу всё больше и больше. Краска медленно отходит от твоего лица, пока ты не станешь полностью белой, а твоя голова не окажется в моих темных руках, от чего выглядело, как запачканный хрустальный шар.       Я в очередной раз кусаю тебя. И теперь мне, увы, не до шуток. Очень странные ощущения внутри. Будто что-то застряло в горле. Я кашляю, задыхаюсь, умираю. Я умираю. Да. Неужели мухи бывают ядовиты? Хотя, учитывая причину, по которой мы стали насекомыми — я не удивлена.       Мой последний вдох тяжёлый, протяжный. В глазах темнеет. Я чувствую резкое соприкосновение с полом. Чувствую, как мои антенки дёргаются. И больше ничего. Это — конец.