Выключен свет, теперь не нужны слова. Кутайся в плед — все мосты сожжены дотла.
И теперь Кира свободна. Теперь бутылка светлого пенистого, наполовину стлевшая сигарета в пальцах, в наушниках кровосток и одинокие тёмные улочки – её лучшие друзья. Кира – сильная, независимая, самодостаточная и гордая. Теперь. Теперь в её кармане, смятые, ждут своего звёздного часа очерки гнусных изливаний кровоточащей и саднящей больно души – недописанные стихотворения. И ей это безусловно нравится: чувствовать крылья за спиной, прохладный ветер в волосах и грудь полную жизненно необходимым кислородом. Только крылья свободы её больше не держат, ветер леденящий завывает под скромную курточку и заставляет челюсть подрагивать, а грудь неприятно щемит от грязи и смрада, что оседает с воздухом на лёгких. Перед Кирой теперь открыты все пути – вот только эта свобода, кажется, ещё тяжелее груз на плечи сбрасывает. И Киру гложет. Вечером небо особенно пыльное, а воздух тяжёлый и ядовитый. Под светом луны можно заметить мелкие крупицы грязи и песка, что поднимают с дороги редко проезжающие машины. Вместе с тем Кира вдыхает никотиновый дым, безбожно отравляя им и без того измученные лёгкие. Она идет, медленно шагая по кривой дороге, на бордюр забирается, пьяно разводя руки по сторонам, игнорирует сигналящие автомобили и показывает им вслед незамысловатый жест пальцем – многозначительный излюбленный фак. И сейчас ей настолько свободно и хорошо, что даже паршиво: чувства в горле комом застряли, которому очередной щекотящий глоток не даёт выйти наружу.И нас тоже нет: я и ты — уже не мы, Это недопоэт уходит от жены.
Ночь сегодня наступает мрачная и злая: окутывает дома пеленой густого тумана, от дерева к дереву гоняет холодный ветер, покачивая полуголые ветви и срывая с них последние жёлто-оранжевые листочки. И, наверное, после того, как последняя лампочка в окне погасла, грузные тучи нависли над городом, а бутылка в руке опустела – должно наступить облегчение. Кире так думается. Ноги сами ведут её в сторону смерти. Она не знает зачем снова топит себя, но послушно идет.Скорей туда, где музыка, сцена, софиты,
Сил на то, чтобы сопротивляться своему желанию не осталось, поэтому сейчас ей просто хочется расслабиться. Кира не думала, что когда-то сможет назвать себя по-настоящему одинокой, но иногда она устаёт лгать и хочет просто поговорить. Значит ли это что-то? Нет. Кира не одинока. Она всегда пользовалась вниманием среди девушек – похотливых, грязных и на всё готовых сучек. И восхищалась тем, как очередная продажная шавка на мятой постели хрипло выстанывает её имя до сорванного голоса, как кончает громко и судорожно сводит колени, как хнычет выжидающе-моляще, как просит ещё, строя самые невинные глазки на свете.И тянут ляжки музы ко мне — всё, как в фильме.
И ей нравится быть их главным искусителем. Но и искуситель тоже рано или поздно устает лгать. Значит ли это что-то? Шумная музыка непременно и сразу отдаётся звоном в пьяной голове: в помещении душно, стоит спёртый запах пота, яркое освещение режет глаз. Медведева усаживается на просторный диван с мягкой пылевато-синей обивкой и по-хозяйски раскидывает руки на его спинке. Вокруг только противно улыбающиеся куклы, наивные дуры и девочки с картинки. Кире тошно.Девушка моей мечты затерялась среди них,
На сцене такие же: продажные, полураздетые, красивые и похотливые. Кира осматривает каждую издалека, оценивает, руками ощупывает рядом присевшую деву, и одаривает её лишь взглядом, отчего та на диване растекается и уже надеется на большее. Киру это забавляет. На сцене она. Горячая, красивая, плавно двигающаяся и продажная. Она на Киру смотрит и улыбается уголками губ. И Медведева улыбается в ответ. С насмешкой, надменно, горделиво. Высматривает каждое движение с особой внимательностью, выделяет её среди других.В зале — лишь я и ты, похуй на остальных.
Кира готова поспорить, что Виолетта особенная. У неё странная привычка хмурить брови на улице и морщинки неглубокие между бровей, в которые Медведева не упускает возможности тыкнуть пальцем. Малышенко на это злится, зубами щёлкает и палец этот пытается откусить. А потом вспоминает, что ещё эти пальцы делать могут, и послушно их облизывает. Виолетта неизменна. Она и вправду не такая как все в этом гиблом месте. Она другая: властная, хитрая, а ещё далеко неглупая. А ещё Виолетта сломанная, жалкая, одинокая и несчастная. Она, наверняка, отменный психолог, дипломированный финансист и просто крутая телка. Кира верит. А ещё Кира предпочитает закрывать глаза на то, что Виолетта на деле – самая настоящая проститутка и обыкновенная пропащая душа.Жду конца шоу, когда скорей ко мне придёшь.
В двери скрипит ключ почти неслышно. У Малышенко взгляд безжизненный и больной. Кире смешно. – Я скучала, – носом в шею утыкается, закатывая глаза под веки от запаха пьянящего, – ты охуенна. – Я знаю. – Виолетта платину короткую в ладонях сжимает крепко и оттягивает. От Виолетты пахнет мужским одеколоном, который, вероятно, оставил на ней прошлый клиент. И Кира непременно хочет оставить на ней свой запах. Малышенко в губы впивается Кирины так жадно, что сталкивается зубами с чужими и мычит недовольно, кусает, сминает, язык раздвоённый пропускает себе в рот. Медведева её крепкими руками за бедра придерживает, усаживает на стол, поудобнее между ног устраиваясь, ляжки её сжимает больно, отчего Вета в пояснице прогибается и стон еле слышный издает. – Что на этот раз Марине скажешь? – на выдохе, тихо-тихо. – Нет Марины. Кира шею вылизывает чужую, кусает, кожу оттягивает, оставляя кровоподтеки безжалостно. Руками пробирается под коротенькую юбку – под которой ничего. У Виолетты на глазах скопившиеся слезы и разъедающее внутренности чувство вины: Кира их с щек слизывает, успокаивает, раны от чужих рук залечивает. На Малышенко смотреть больно. Виолетте думается, что с Кирой всё по-другому: она аккуратна и внимательна, она с пониманием, она с любовью. А Кира хочет выть от того, какая её девочка бедная и больная. Малышенко смотрит на неё с благодарностью. Потому что Кира, как не странно, опять её спасает. – Ты себя насилуешь. – губами спускается на грудь, приподнимая почти прозрачную сетку, облизывает сосок и видит на белой коже чужие засосы и синяки. – Деньги. Кире больно и гадко. Но Виолетта неизменна.Рядом со мной ты становишься птичкой в ловушке, Лучше лети на зов в Мулен Руж. Судя по твоему лицу, тебе нужен ключ; Мне он ни к чему, когда я уйду.