Грубые и деликатные отметины на теле

Кадзуки с мученическим стоном смахивает стекающие с виска капли пота, подставляя лицо крошечному ручному вентилятору. Слабые потоки застоявшегося воздуха не приносят того облегчения, которое ожидалось при покупке спасительного устройства. В конце концов Курусу разочарованно отбрасывает бесполезный предмет на другой конец кровати. — Как же жарко… Меня скоро солнечный удар хватит. — Я так хочу пить… — несчастно бормочет Рэй, лежащий рядом с ним без футболки. — Так встань и сходи за водой. — Не хочу… — Лентяй, — вздыхает Кадзуки, но, по правде говоря, причина его нежелания подниматься вполне объяснима. У него самого во рту ужасно пересохло, однако поход на кухню за стаканом прохладной воды сейчас кажется невыполнимой задачей. Он надеялся, что его хитрая уловка обманом заставить Рэя принести чего-нибудь выпить увенчается успехом, но гениальный план провалился, так и не успев осуществиться. Блики ослепляющего света, заглядывающие сквозь прорези полупрозрачной занавески, окрашивают комнату теплыми красками. И в любой другой день Кадзуки насладился бы пейзажем этой недолговечной красоты, но сейчас она вызывает лишь назойливое раздражение. Ну в самом деле, почему весной стоит такая невыносимая жара? Неужели лето пытается вступить во владение раньше положенного срока? Нужно срочно починить полетевший кондиционер, пока кто-то не откинул коньки. Кстати говоря, в детском садике вообще имеется подобная блажь? Он надеется, что дела у Мири обстоят неплохо, ну, или как минимум лучше, чем у них. В голове появляется мысленная галочка не забыть заскочить в магазин и купить замороженный сок по пути домой. Повышенная температура не оставляет выбора, кроме как весь день пролежать в постели, но вместе с тем нагоняет скуку. Не зная, чем себя занять, Кадзуки надрывно стонет и перекатывается на бок, чтобы посмотреть на Рэя. — Мне скучно. Тот безучастно буравит взглядом залитый солнечным светом потолок и повторяет недавно произнесенную фразу: — Так встань и займись чем-нибудь. Уловив явный подкол в его голосе, Курусу закатывает глаза и вяло пихает Рэя локтем. — Ха-ха. Очень смешно. А если серьезно, то я не знаю, что делать, когда Мири в детском садике. Это вообще нормально? — Поспи немного. Я так и сделаю, — словно в подтверждение этих слов веки Рэя начинают плавно опускаться. На самом деле его предложение звучит весьма заманчиво, но, с другой стороны, дневной сон кажется пустой тратой оставшейся части дня. — Но я не хочу спать. Мы должны ценить свое свободное время, пока оно у нас есть. И тебя это тоже касается! В дополнение к своей тираде Кадзуки едва ощутимо похлопывает Рэя по щеке, отчего тот открывает глаза и сердито щурится. — При чем тут я? Я ценю свое время, когда сплю. Хватит меня бить. — Но это же скучно! Давай хотя бы пообжимаемся. В рекордные сроки голубые глаза снова оказываются закрытыми. — Сейчас слишком жарко для этого. С этим замечанием невозможно поспорить. Но как насчет того, чтобы переместить это пикантное мероприятие в душ под напор ледяной воды? Такой выход из ситуации одновременно развеял бы скуку и решил проблему с невыносимой жарой, поэтому Кадзуки поспешил озвучить его: — Давай примем холодный душ и пообжимаемся там. — Слишком скользко. — Тогда искупаемся, высохнем, высушим ванную и там будем целоваться. Тогда скользко не будет. — Слишком сложно. И, пока мы будем сохнуть, нам не станет опять жарко? Это противоречит изначальной цели. — Боже, да так и скажи, что не хочешь целоваться. Ответом служит только недовольное бурчание, в котором сложно разобрать членораздельные слова. На лице Рэя отчетливо читается: «даже не пытайся разговаривать со мной, я все равно тебя не слушаю». И, в принципе, его можно легко понять. Может, действительно стоит отбросить дурацкие попытки найти себе увлекательное занятие и просто вздремнуть, как поступил бы любой другой благоразумный человек на его месте. Не успевает Кадзуки пролежать с закрытыми глазами и двух секунд, как становится очевидным то, что заснуть не получится. Как тут наслаждаться полуденной дремой, когда все тело чешется из-за облепившего кожу слоя пота, а температура в комнате достигает запредельной отметки? Более крупная версия вентилятора, стоящая на крае письменного стола и направленная в их сторону, громко тарахтит и едва-едва справляется со своим предназначением. Этому старому куску мусора давно пора отправиться на помойку. В уши настойчиво лезут посторонние звуки, каждое движение — даже случайное трение кожи о простынь — не вызывает ничего, кроме невыносимого дискомфорта. Как Рэй вообще планирует спать сейчас? Может, втайне он робот, безразличный к подобным условиям? Но ведь даже материнская плата может перегреться, поэтому более уместным будет сказать «живой манекен». Кадзуки поворачивает голову и тут же замечает, как прекрасно выглядит Рэй, когда солнечные зайчики танцуют по его раскрасневшимся щекам и отражаются в каплях пота, стекающих по виску. Боже, как же сильно Кадзуки хочет поцеловать его прямо сейчас. Но беспощадный зной на корню пресекает эту идею. Взгляд скользит по оголенной, мерно вздымающейся груди. Несмотря на бесчисленное количество раз, что он видел ее, ему никогда не предоставлялась возможность изучить каждую деталь в такой непосредственной близости. И сейчас момент кажется безоговорочно идеальным. Указательный палец неосознанно тянется к самому длинному шраму, пробегающему по всей длине бока. Кадзуки помнит день его появления, словно это произошло вчера. Мужчина, коий являлся их тогдашней целью, оказался более подготовленным к нападению, чем они ожидали. Рэй получил серьезное ранение, но продолжил свою работу, в то время как в микрофон, вставленный в одно ухо, истошно кричал голос Кадзуки, умоляющий его остановиться и спрятаться в каком-нибудь укрытии. Естественно, все его просьбы были проигнорированы. Этот идиот продержался на ногах еще полчаса, прежде чем обессиленно свалиться на землю. Мышцы живота под подушечкой пальца, описывающего поблекшие участки кожи, напрягается. Рэй лениво приоткрывает один глаз и бросает на него косой взгляд: — Что ты делаешь? — Ничего, — легкомысленно отвечает Кадзуки, потому что в его действиях и правда нет сакрального смысла. — Не помню, чтобы у тебя было так много шрамов. Некоторые совсем новые. Чересчур новые. И в памяти отсутствуют воспоминания о том, как они появились, поэтому вывод напрашивается сам собой. Рэй скрыл от него факт своего увечья в силу неискоренимой привычки, которая никак не укладывается в блондинистой голове. — У тебя они тоже есть, — несколько оборонительно звучит голос Рэя, и Кадзуки закатывает глаза на столь нелепую отговорку. — Не так много, как у тебя. Я умею прятаться в укрытии, в отличие от кое-кого. Но если говорить серьезно, то Рэй должен прекратить вваливаться в гущу врагов, размахивая свистящими пушками, иначе у Кадзуки случится сердечный приступ. Теперь у них есть стимул жизни, поэтому беспечное отношение к собственному здоровью не пойдет никому на пользу. Указательный палец продолжает ласкать подтянутые мышцы, опускается по плавным изгибам вниз и обводит неровное пулевое ранение в области ребер. От его прикосновения Рэй резко вздрагивает и начинает мелко подрагивать. Кадзуки замирает и вопросительно вскидывает одну бровь. — Что такое? Не говори, что боишься щекотки. — Нет, — звучит после подозрительно долгой паузы. — Уверен? Против воли тонкие губы расплываются в хитрой ухмылке. Палец уже нарочно двигается вверх-вниз, отчего Рэй отворачивает голову в другую сторону, продолжая дрожать. — Я не боюсь щекотки. П-прекрати, — тихо бурчит Сува, пытаясь оттолкнуть от себя надоедливую конечность. Кадзуки пользуется моментом и перехватывает его запястье. Теплые губы невесомо касаются выступающей косточки. Он не знает, как умудрился упустить столь очевидный факт, но теперь в голове зудит тысяча вариантов того, как использовать новоприобретенную информацию в свою пользу. Хотя, если задуматься, когда они занимаются сексом, Рэй очень чувствительно воспринимает каждое его прикосновение. Интересно. Впрочем, все его отрицания пролетают мимо ушей Кадзуки. — Ты такой милый. Зачем ты врешь? Видно же, что ты боишься щекотки. Лицо Рэя приобретает еще более вишневый оттенок, и на этот раз виной тому не бешеная жара. Губы его смущенно сжимаются в тонкую линию, и с них срывается удивленный вздох, когда палец пробегает по очередному шраму и подбирается подозрительно близко к затвердевшему соску. — Я… Я пытаюсь заснуть. — Ты же сказал, что не боишься щекотки. Если правда не боишься, — протягивает Кадзуки, чуть сильнее сжимая чужое запястье, — то без проблем заснешь. Или я тебя отвлекаю? В его сторону летит злобный взгляд, однако весь угрожающий вид портит предательский румянец, пунцовыми пятнами расползающийся по всему лицу. Мгновение спустя Рэй резко отворачивается, хмурит темные брови и молча закрывает глаза. Несмотря на отсутствие ответа и полное нежелание признавать свое поражение, тело говорит за Рэя громче, чем могли бы сказать слова. Какдзуки и представить не мог, как весело будет издеваться над Сувой, поэтому возобновляет свои изощренные пытки, проводя кончиком пальца от центра груди к пупку и обратно. Живот Рэя втягивается как будто в попытке избежать его прикосновений. Без звуков это занятие кажется немного скучным, поэтому Кадзуки лукаво усмехается, опускается вниз и целует белоснежную кожу. От этого Рэй громко ахает и поворачивается в его сторону, сердито щуря глаза. — Серьезно, что ты творишь? Сейчас слишком жарко для… — Для секса? — продолжая улыбаться во весь рот, уточняет Курусу. — Да-да, знаю. Я не буду заходить так далеко. Рэй окидывает его нервным взглядом и, поджав губы, неуверенно откидывается обратно на подушку. Кадзуки принимается усеивать его взмокший живот поцелуями, поднимается к острой ключице, а оттуда скользит к челюсти. Не в силах сдержать себя, он легонько всасывает нежную кожу шеи. Синяки на Рэе всегда расцветают с удивительной скоростью. Наверное, его должно терзать смутное чувство вины, однако Кадзуки ощущает распирающее удовлетворение каждый раз, когда на бледном полотне моментально образуются багровые пятна. До ушей долетает низкий хрип, подозрительно похожий на стон удовольствия. Рэй моментально напрягается и пытается прикрыть рот свободной ладонью. Кадзуки быстро перехватывает его руку и заводит уже оба запястья над головой, прижимая к простыням. — Почему ты постоянно закрываешь рот? Я хочу слышать тебя. Между ними на несколько секунд залегает глубокая тишина. — Это неловко. — Я так не думаю. — Да, но ты… — Что я? Рэй так и не заканчивает свое предложение, но ему и не нужно. Кадзуки понимает, что тот имеет в виду его беспорядочные половые связи с множеством людей в прошлом, но сейчас… Сейчас его чувства полностью отличаются. — Что плохого в том, что я хочу слышать твой голос? Кстати, он у тебя приятный. Настолько приятный, что при первом знакомстве много лет назад Кадзуки позавидовал его томному тембру. От этой мысли с губ слетает позабавленный смешок. Каким же молодым и глупым он был тогда. Да что уж скрывать — они оба. — Над чем смеешься? — тут же ощетинивается Рэй. — Над тобой, — попросту отвечает Курусу и снова начинает нежно касаться молочной кожи губами, выцеловывает соленую шею, углубление ключицы и наконец поднимается к лицу. За своими ласками он даже не заметил того, как оседлал бедра Рэя и теперь смотрит на него сверху вниз, вжимая его руки в постель. Черные волосы лохматыми прядями рассеяны по подушке, обрамляя полуприкрытые глаза и раскрасневшиеся щеки. С пересохших губ срываются тяжелые вздохи. Может, это жара опьяняет его затуманившийся разум, но внезапно на Кадзуки накатывает невероятная волна всеобъемлющей нежности, с головой накрывая силой своих эмоций. Он ласково обхватывает лицо Рэя ладонями и касается кончиком своего носа его. Голубые глаза встречаются с настойчивым взглядом карих глаз, и их губы сливаются в глубоком поцелуе. Тонкая полупрозрачная кожица пересохла и слегка царапает его губы. Но Кадзуки только улыбается, не разрывая поцелуй, и проталкивает язык в горячий приоткрывшийся рот. Рэй едва различимо поскуливает и, обхватив его за плечи, притягивает к себе. Он воспринимает это как приглашение прижаться всем телом к разгоряченной груди. С каждым прикосновением, с каждым движением скользкого языка по коже пробегает рой сотен мурашек. Когда они оба наконец отстраняются, чтобы глотнуть столь необходимого воздуха, Рэй резко сбрасывает его на законную половину кровати. — Очень жарко. Кадзуки приземляется на бок. Не то чтобы удивленный, но все же разочарованный. — А все так хорошо начиналось. Можно еще хотя бы один поцелуй? — Я ложусь спать. — Всего один. — Спокойной ночи. — Ночи? Сейчас середина дня. Ты что, пытаешься отвлечь меня? — жалобно протягивает Кадзуки. Но прежде, чем Рэй молча отворачивается от него, он замечает, как на опухших от поцелуев губах мелькает едва заметная улыбка, и поспешно прижимается грудью к мокрой спине. — Ладно-ладно. Тогда буду целовать тебя здесь. — Идиот… — с нежным фырканьем раздается тихий ответ.