Умирай

Смех Такхизис таял во тьме, отдалялся, как брошенный в колодец камень. Тьма окружала со всех сторон, плотная и густая. Ее не мог разогнать даже свет посоха. Тьма шевелилась и извивалась сотнями змеиных тел. А смех все звенел и звенел, то ближе, то дальше. Он стал тонким и заливистым, словно… Словно кругом весело хохотали дети. Рейстлин отшатнулся, крепче прижимая к себе посох, и налетел на что-то спиной. На плечи легли руки. Человеческие тяжелые и крепкие руки. Сжали ткань мантии и вдруг толкнули вперед. Рейстлин полетел в густой мрак, не выпуская посоха, не чувствуя под ногами никакой опоры. На мгновение показалось, что это падение будет длиться вечность. Но оно не продлилось и нескольких ударов сердца. Все те же широкие ладони уперлись ему в грудь, не давая рухнуть на колени. Рейстлин неловко отшатнулся. Ноги увязали в темноте, как в болоте. Смех кругом становился все громче и громче. −Рейстлин! – звонко и насмешливо позвала темнота. – Неужели, ты не помнишь нас? Ну же, Рейстлин, вспоминай! −Вспоминай! – рявкнули прямо в ухо. Они выступили из тьмы, больше похожие на не первой свежести покойников – бледные нескладные, но какие-то неестественно подвижные и гибкие, с горящими отвратительной гнилой зеленью глазами. −Вспоминай, Рейстлин! – весело пропела девочка. У нее было смутно знакомое лицо, но Рейстлин никак не мог его вспомнить. Не мог вспомнить ни одного подходящего заклинания. Только крепче сжал теплое полированное древко посоха. Чуть выше его пальцев сомкнулась тоненькая детская ручка. Потом еще и еще. Рейстлин широко распахнутыми глазами смотрел на искаженные тронутые разложением детские лица. Они улыбались. И эти улыбки были самым жутким, что он видел. −Это ведь от нас ты бегал по всей Утехе, как от чумы. – усмехнулся половиной рта мальчик. Вместо другой половины лица у него выступали желтые кости черепа. −О да, ты теперь у нас могучий маг. – смеялась еще одна девочка, сквозь дыру в щеке виднелись зубы. – Но от детства ты никуда не денешься. Они рванули посох у него из рук с такой силой, что Рейстлин едва удержался на ногах. Древко выскользнуло из пальцев и будто утонуло в кишащих, как черви в трупе, белесых тенях. −Слабак! – расхохотались напоследок кошмары. Рейстлин попятился и снова налетел на кого-то спиной. Но в этот раз его уже не отпустили. Чужие руки сомкнулись на горле, заставив запрокинуть голову и захрипеть. −Ты ведь на самом деле все помнишь. – низкий насмешливый голос, раздавшийся над ухом, тоже был смутно знаком. – Ты не можешь этого забыть. А это ты помнишь? Руки на шее разжались, чтобы мгновение спустя обхватить запястья и вздернуть их вверх. Тонкую кожу рвануло грубой веревкой. Спиной Рейстлин чувствовал не чужое тело, а деревянный столб. Запахло гарью. Тьма расцвела языками пламени. Рейстлин рванулся, что было сил. Но веревка держала крепко, посоха не было. И магии не было тоже. У него не было ничего. А пламя плясало на бревнах, подбиралось к ногам. Из этого пламени вдруг вышагнула высокая широкоплечая фигура в темном балахоне. Рейстлин вгляделся ей в лицо и распахнул рот в немом крике. У фигуры не было лица. Вернее, оно было, но постоянно менялось. Будто в калейдоскопе сменялись лица первого учителя магии, Пар-Салиана, Даламара, мальчишек из школы. −Вспоминай, Рейстлин. – бархатисто рассмеялся кошмар. – Ты ведь помнишь, как тебя хотели сжечь? Помнишь, каким слабым и ничтожным чувствовал себя? О, конечно, ты это помнишь. Огонь лизнул ноги, жадно потянулся выше – к животу и груди. В лицо дохнуло ужасным жаром, пережимая горло, заставляя выгнуться в бессмысленной и бесполезной попытке отстраниться. Пламя опалило лицо и развеялось в темноте. Исчезли столб и веревка, тяжело упали вдоль тела руки. В спину опять толкнули. Во тьме Рейстлин снова на кого-то налетел. Этот кто-то толкнул его в ответ. Кругом звенел детский смех. Его толкали по кругу, дергали за рассыпавшиеся по плечам волосы, щипали и тыкали кулаками. Мертвые улыбающиеся лица слились в сплошную череду. За спиной снова оказалось чужое тело. Поперек шеи легла какая-то деревяшка, надавила, пережимая горло. Рейстлин узнал собственный посох, но теперь он тоже светился мертвым зеленым светом. −Слабак. – прошептал на ухо многоликий кошмар. – Какой же ты слабак, Рейстлин. Ты даже собственную память победить не можешь. Ну же, Рейстлин, вспоминай дальше. А это ты помнишь? Посох скользнул по шее вверх, заставив запрокинуть подбородок, и исчез. Кошмар тоже исчез, и Рейстлин рухнул на спину в вязкое болото темноты. Руки и ноги тотчас увязли, волосы как будто прилипли, не давая крутить головой. −Рейстлин! – прозвенел над головой женский голос. Во тьме вновь мелькнуло что-то белое, и Рейстлина вдруг затопило безумной надеждой. Неужели Крисания?.. Рядом с ним опустилась девушка в белом платье. Лукаво сверкнула темными глазами на гладком улыбчивом личике. −Ты меня не помнишь, Рейстлин? – улыбнулась полными губами Миранда. – Ну же, вспоминай. Без тени стеснения Миранда перекинула через него ногу, усаживаясь верхом на бедра. Соблазнительно изогнулась и провела пальцем от крепко стиснутых губ мага до пояса штанов. Кожу обожгло. Одежда под ее прикосновением начала тлеть и расползаться, будто на нее кислоты плеснули. −О да, ты помнишь. – на выдохе прошептала Миранда, наклоняясь к лицу Рейстлина. Чужие холодные губы прижались к его властным настойчивым поцелуем. Язык толкнулся в судорожно сжатые зубы. −Неужели ты меня не хочешь, Рейстлин? – состроила капризную гримаску Миранда. – Или ты так не уверен в себе? Узкая холодная ладонь медленно прошлась по груди, рванула остатки истлевшей рубахи. Больно царапнула живот. Бесцеремонно сжала равнодушную к происходящему плоть. Миранда усмехнулась. На щеках у нее синели трупные пятна. Губы почернели. −Слабак. – смех больше походил на воронье карканье. Кошмарное лицо трупа приблизилось к его лицу. Рейстлин взвыл и рванулся, но тьма держала крепко. Мертвые губы прижались к щеке. Дрогнули, прошептав: −Какой же ты слабак, Рейстлин. Всегда им был и остался. Темнота под ним пришла в движение, начала затягивать, как настоящее болото. Рейстлин пытался барахтаться, но она не отпускала. Липкой пленкой затянула все тело, скользнула по шее, медленным ледяным прикосновением огладила щеки. Наконец, сомкнулась над головой, заглушив отчаянный крик: −Карамон! −Ты один, Рейстлин. Твой брат не придет. – прошептал в ухо все тот же голос кошмара. Цепкие пальцы схватили за волосы и дернули так больно, что из глаз брызнули слезы. Он больше не тонул во тьме. Но она все равно держала крепко. Чужая рука сильнее стиснула волосы, запрокидывая Рейстлину голову. На него смотрело лицо Короля-Жреца. −Глупый черный маг. – мягким отеческим тоном проговорил Король-Жрец. – Неужели ты не замечал? Ты всегда был так слаб и ничтожен. Ты ничего не мог без помощи брата и его друзей. А сейчас ты совсем один. И спасать тебя некому. А значит, ты останешься здесь навсегда. −Навсегда-навсегда-навсегда… − подхватили детские голоса. Они кружились в жуткой чудовищной пародии на хоровод, который всегда плясали в Утехе в День середины лета. Рука в волосах потянула вверх, заставляя вытянуться струной, со стоном подняться на ноги. В плечи, в запястья, в уцелевшие полы мантии тут же вцепились тонкие бледные пальцы. Потянули каждый в свою сторону. −Умирай, Рейстлин! – пропел кто-то над ухом голосом Миранды. −Умирай, Рейстлин. – смеялся Карамон. −Умирай, Рейстлин. – низко расхохотался кошмар с десятками лиц. −Умирай, Рейстлин. – прозвенел голос Крисании. Рейстлин рухнул на колени, повалился набок, больно ударившись щекой, и глухо простонал: −Мама… −Сынок. – отозвалась темнота самым родным на свете голосом. Рейстлин с трудом поднял голову. Над ним склонялась мама. Точь-в-точь такая, как до болезни. Улыбалась она все так же, печально и нежно. Узкие теплые ладони погладили Рейстлина по щекам, скользнули на плечи, помогая подняться и притягивая в объятья. Рейстлин с тяжелым вздохом, больше похожим на всхлип, прижался к ней, глубоко вдыхая знакомый запах. −Мне было так страшно одной. – шептала мама, целуя его волосы. – Но ты теперь со мной. Мальчик мой… Тонкие пальцы на плечах Рейстлина сжались крепче. −Теперь нас обоих ждет тьма. Рейстлин вскинулся, попытался вырваться из ставших вдруг железными объятий. На него пристально смотрели злые змеиные глаза. Такхизис поднялась на ноги, без усилий поднимая его за собой. Сжала безвольные руки, разводя их в стороны, будто распиная, и вдруг закружилась в страшном подобии танца. −Неужели ты не видишь, Рейстлин? – пропела Темная Богиня. – Смерть уже давно за твоим плечом. Ну же, оглянись. Против воли Рейстлин покосился назад. Из тьмы ему улыбалась Крисания. Половина ее лица была начисто сожжена. −Танцуй со смертью, мой глупенький бог. – смеялась Такхизис, кружась вместе с ним во тьме. – Танцуй. Потому что это твой последний танец. Она вдруг остановилась, положила руки Рейстлина себе на талию. Внимательно вгляделась в пустое безучастное лицо. −Будь рядом со мной. – прошептала Такхизис в губы Рейстлину. Поцелуй обжег одновременно пламенем и льдом. Рейстлин вздрогнул всем телом, приоткрыл рот. Цепкие пальцы обхватили его лицо. Поцелуй стал настойчивее, чужой язык не давал сомкнуть губы, а когтистые руки не позволяли отвернуться. Сердце в груди билось, как пойманная птица. И почему-то казалось, что с каждым мгновением этого поцелуя из него по капле уходит жизнь. Рейстлин закрыл глаза, не в силах сделать вдох. Ноги подкосились, и он мягко, как на постель, упал в темноту. Поцелуй прервался. Ладонь Такхизис легла ему на грудь. Пальцы словно сжались вокруг трепещущего сердца. −Умирай, Рейстлин. – ласково прошептала Такхизис, касаясь губами похолодевшей щеки. – Умирай. Сердце рванули прочь, быстро и яростно, безжалостно стиснув когтями боли. Рейстлин с судорожным хрипом подался было вперед, прогнувшись в спине, но почти сразу рухнул обратно во тьму. Кажется, он и правда умирал.