***
Два месяца спустя
— Нет, пожалуйста, сэр, ну, пожалуйста, не назначайте меня снова! Я не… — Мне очень жаль, мисс Грейнджер, но, по душе вам это или нет, надзор за уголовным судопроизводством входит в обязанности стажеров Отдела магического правопорядка. И, к вашему сведению, на этот раз вы будете всего лишь вести протокол встречи, а не выполнять роль медиатора. Мы пришли к выводу, что некоторые члены данной группы, вероятно, нуждаются в… более твердой руке. — Пелмер покачал головой. — Наш список свободных стажеров и прочих желающих уже почти на исходе. Никому не по зубам продержаться больше одного раза… Ну, так что ж, — растерянность в его голосе сменилась смирением, — значит придется работать с теми, кто есть. Ну, а теперь мне пора. Глядя на удаляющуюся спину начальника, Гермиона окончательно простилась с надеждой на избавление. И хотя ее слегка задел тот факт, что, по мнению Пелмера, она, по-видимому, не обладала достаточно твердым характером, следовало признать, что ведение конспектов чуть больше соответствовало ее сильным сторонам. Возможно, в прошлый раз ей все же стоило врезать Тому Риддлу, раз уж теперь в обозримом будущем все ее субботы были отравлены. И кто, интересно, этот новый медиатор?***
В ту же субботу
Первое, что Гермиона услышала, переступив порог, было: «Кхе-кхе!» С трудом подавив инстинктивный порыв немедленно развернуться и уйти, она торопливым неровным шагом проследовала к своему месту в углу комнаты. В этот раз число участников собрания заметно поубавилось. Долохов и Люциус, похоже, нашли способ отмазаться, в то время как Полумна Лавгуд необъяснимым образом вновь обнаружилась на прежнем месте. Широко растянув губы в слащавой улыбке, Амбридж обвела комнату алчным взглядом человека, отчаянно желавшего обладать куда большей властью и полномочиями, чем он располагал на самом деле. При мысли о том, что все, чем в конечном итоге была вынуждена довольствоваться эта жабоподобная ведьма — это курирование стажеров, вроде нее, занимающихся вопросами условного освобождения, Гермиона почувствовала злорадное удовлетворение. Беллатриса Лестрейдж тем временем с нескрываем любопытством оглядывала Амбридж с головы до ног, точно прикидывая про себя, с чего будет лучше начать потрошить это пухлое, разряженное во все розовое тельце. И как бы неловко и даже тревожно самой Гермионе ни было это осознавать, но проявление столь зловещего интереса в адрес Амбридж, несомненно, доставило ей своеобразное мрачное удовольствие. — Меня зовут Долорес Амбридж, я бывший старший заместитель министра магии и временно исполняющая обязанности куратора программ условного освобождения. — Подняв руку с зажатой в ней розовой доской-планшетом на уровень лица, Амбридж продолжила: — Беллатриса Ластридж здесь? Гермиона подавила смешок: уж больно фамилия Беллы в исполнении Амбридж напоминала чиханье. — Что такое? — оторвавшись от доски-планшета, Амбридж вскинула взгляд на Гермиону, и в ее круглых выпуклых глазах промелькнула искра узнавания. — Вы что-то хотите сказать? — Нет-нет, Генеральный Инспектор, ничего, — спокойно ответила Гермиона. Слегка задохнувшись от возмущения, Амбридж тем не менее вернулась к списку участников и продолжила. Когда с перекличкой было покончено, Гермиону неожиданно осенило: — Э-э-э, если я правильно помню, в инструкции ясно сказано не использовать фамилии на протяжении всего собрания. — Если вы желаете самолично провести данную встречу, мисс Грейнджер, то, прошу, не стесняйтесь, — приторно-ласковым тоном парировала Амбридж. — Мне показалось, или только что прозвучала еще одна фамилия? — неожиданно проворчал тот, на чье вмешательство Гермиона рассчитывала меньше всего: Том Риддл. Нервно хихикнув от удивления, она тут же поспешила спрятать ухмылку за собственным планшетом. Спина Амбридж заметно напряглась. — Я, э-э-э, извините… — прокашлявшись, Гермиона подняла руку в извиняющемся жесте. — Прошу вас, продолжайте. — Кхе-кхе! Итак. Полагаю, нам следует начать с минутки интроспекции. Каким образом мы можем стать более добропорядочными членами общества? Давайте прямо сейчас все вместе мысленно перенесемся в место, где царит благостное умиротворение, и подумаем над тем, что значит быть образцовым гражданином. Судя по звуку, Беллатриса поперхнулась собственной слюной, и Гермиона попыталась вообразить, что именно в понимании Лестрейндж может представлять собой место «благостного умиротворения»… Вероятно, гроб, или что-то вроде того. — Все ли из вас достигли апогея спокойствия, веры и милосердия? — продолжала Амбридж с выражением полной безмятежности на широком дряблом лице. — Почему я все еще здесь? — пробормотал Снейп, и Гермиона прилежно занесла его слова в протокол собрания. За последние несколько месяцев поведение Снейпа почти не претерпело никаких изменений. Впрочем, он, судя по всему, был в принципе не из тех, кто меняется… — Представьте себя в бассейне, полном котят, — вещала Амбридж. — Их мягкая шерстка ласкает ваше лицо, а тихое мурлыканье унимает переполняющее вас смятение… — А у меня аллергия на кошек! — брякнула Беллатриса. Распахнув веки, Амбридж вытаращилась на нее так, что, казалось, еще немного, и ее глаза выскочат из орбит. Затем у нее на губах появилась натянутая улыбка: — Что ж, я вижу, что у меня нет иного выбора, кроме как напрямую воздействовать на источник проблемы. Вы, миссис Лестрейндж, получите индивидуальное задание, — с этими словами Амбридж извлекла из рукава длинное черное перо, которое вместе со свитком пергамента вручила Беллатрисе. — Что это? — спросила та, перехватывая перо и размахивая им на манер волшебной палочки. — Я попросила бы вас написать несколько строк, — глаза Амбридж полыхнули злобным предвкушением. — Напишите: «Я должна уважать других». — Ты не можешь меня заставить, — оскалилась Беллатриса. — О, как раз напротив, — чопорно улыбнулась Амбридж, — очень даже могу и при этом буду полностью в своем праве, не так ли, мисс Грейнджер? Чуть выпрямившись на стуле, Гермиона скрестила руки на груди. — Я не поддерживаю ваши методы, но да, формально вы имеете право наказывать членов группы, нежелающих сотрудничать. — Да ты, балда, мне даже чернил не дала! — не унималась Беллатриса. — Они вам не понадобятся, — сахарным голоском заверила ее Амбридж. Видя, что Беллатриса занесла перо над пергаментом, Гермиона закрыла глаза и заткнула пальцами уши, готовясь услышать пронзительный вопль Лестрейндж, которая не производила впечатление человека с высоким болевым порогом. Однако крика не последовало. Ну, конечно… Ведь внутри этой комнаты никакая магия не действовала. Медленно выдохнув, Гермиона перестала зажимать уши. Беллатриса несколько раз раздраженно постучала пером по столу: — Если это чёртово перо сию минуту не начнёт писать, прольётся чья-то кровь! Снова невольно хрюкнув от смеха, Гермиона торопливо прижала руку к губам. Все присутствующие непонимающе на нее уставились. — Извините! — пискнула она, сконфуженно замахав другой рукой. — Я просто… прозвучало немного двусмысленно. — Почему оно не работает? — хриплым шепотом спросила Амбридж. — Почему, Грейнджер? — Здесь антимагический барьер. Никакие чары не действуют, — с плохо скрываемым весельем в голосе ответила Гермиона. — Вас разве не предупредили? Повисло гробовое молчание. Все взгляды — даже Снейп, и тот обратил внимание, — были прикованы к перекошенному от ужаса лицу Амбридж, осознавшей полное бессилие своего орудия. А затем Полумна тихонько поцокала языком, и: «АААААА!» — надрывно взвывшая Амбридж пулей вылетела из комнаты. — Что ж, как я понимаю, мы закончили? — поинтересовался Снейп, вставая со стула. — На сегодня у меня еще запланировано несколько чрезвычайно важных дел, так что, если вы, недоумки, не возражаете, я откланяюсь. Все взгляды обратились к Гермионе, которая пожала плечами: — Полагаю, мы увидимся на следующей неделе. — Только если небо по-прежнему останется глухо к моим мольбам, — огрызнулся зельевар и, тряхнув сальными патлами, ретировался.***
Как стало ясно неделю спустя, небо оставило его мольбы без внимания. — Какого черта Беллатрису освободили от повинности ходить сюда раньше меня? — простонал Снейп. — Добби не знает, сэр. — И почему, Мерлинова борода, собрания теперь ведет домовой эльф? — Добби свободный эльф. Добби не принадлежит ни к какому дому! — гордо выпятив впалую грудь, пропищал домовик и вскарабкался на высокий стул за кафедрой. — Он вызвался добровольцем, — сказала Гермиона. — Он вместе с Гарри пришел проведать меня, как раз когда Пелмер обсуждал эту реабилитационную программу, и идея показалась ему интересной. У нас в отделе временная нехватка свободных кадров в связи с расследованием одного интересного дела об убийстве, к которому привлечены большинство стажеров… «Все, кроме меня», — мрачно прибавила про себя она. — Добби звал Кикимера прийти вместе с ним, — радостно сообщил Гермионе Добби. — Но Кикимер, мисс, кажется, не очень обрадовался и только проворчал что-то про предателей крови. Поэтому Добби пришел один. С нескрываемым отвращением Волдеморт плюхнулся на свое место и, точно в смертельном изнеможении, откинулся на спинку стула. — Давайте покончим с этим поскорее, — сказал он. — Меня зовут Том, и я не использовал Аваду Кедавру уже два месяца. Гермиона вскинула брови: — Что, правда? Добби озадаченно моргнул. — Почему мисс удивлена? — Да, грязнокровка, что именно тебя так ошарашило? — поинтересовался Риддл. Гермиона пожала плечами. — Да так, ничего особенного. Всего лишь пытаюсь приноровиться к мысли, что в вашем случае еще не все потеряно и вы умеете вести себя как нормальный человек. — Нормальность, — он фыркнул и в презрении скривил губы. — Отвратнейшее понятие. — Умение эффективно взаимодействовать с другими членами социума — едва ли подходящий повод для насмешки, Вол… Том. — В этом ты права, — ехидно отозвался Риддл. — Ведь поводов у меня и без этого хоть отбавляй. Взять хотя бы тот факт, что Министерство не сумело сыскать на роль ведущего этих встреч никого более дельного, чем грязнокровная ханжа-девственница с комплексом власти и своевольный эльф-домовик, отринувший собственное предназначение. Гермионе еще ни разу не доводилось слышать сразу столько оскорблений в одном предложении. И какого черта он приплел сюда ее девственность? Опешив от столь неслыханной дерзости, она несколько секунд пыталась вновь собраться с мыслями, чувствуя, как всколыхнувшаяся в груди волна гнева грозит вот-вот прорвать плотину ее терпения. — Гермиона друг Добби! — пропищал эльф, негодующе сверкнув зелеными глазами. — Том не смеет говорить с ней в таком тоне! — Я буду говорить так, как мне заблагорассудится, — огрызнулся Риддл и, по-видимому, машинально выхватил волшебную палочку. Тщетно Гермиона пыталась подыскать ему достойный ответ. Застлавшая разум пелена ярости не давала мыслить ясно. Бросив на нее через плечо взгляд, полный презрения, Риддл прибавил: — Я не собираюсь притворяться, что питаю уважение к кому-то, кто столь явно уступает мне в развитии. Рот Гермионы чуть приоткрылся, а мышцы диафрагмы сократились, готовясь дать волю рвущемуся наружу гневному окрику. «Еще одно слово… Еще только одно слово, Волдеморт…» — И не позволю, — продолжил он, — чтобы низшие неполноценные существа определяли каждый мой шаг. — «Низшие неполноценные существа»?— вскочив на ноги, взорвалась Гермиона. — Если здесь и есть кто неполноценный, то это вы! Вы, напрочь обделенный какими-либо представлениями о человеческой порядочности, а потому неспособный постичь элементарные вещи, понятные даже детям. Вы, кому страх и малодушие не дают примириться с собственной ущербностью! Что толку с того, что вы умны и наделены исключительным магическим дарованием, когда вам чуждо понимание фундаментальных истин, всего, что по-настоящему важно, всего, что могло бы помочь вам избавиться от этой укоренившейся в вас нравственной убогости. Да вы просто помешанный на чистоте крови фанатик! Я могу назвать сколько угодно представителей других магических народов, которые на порядок храбрее, порядочнее и человечнее вас, будь то гоблины, русалки, кентавры, великаны… да даже чертовы кротовые слизухи! Все время, пока Гермиона извергала свой поток негодования, в комнате царила абсолютная тишина. Даже Снейп, и тот невольно выглядел впечатленным ее гневной тирадой. Тем не менее Риддла слова Гермионы, казалось, лишь слегка позабавили. — Ну надо же, — немного помолчав, сказал он. — Какая подача. Уверена, что не хочешь попробовать свои силы на политическом поприще? — ДА ГОСПОДИ ТЫ БОЖЕ МОЙ, — с оглушительным треском швырнув свой планшет на пол, Гермиона вылетела в коридор и с грохотом захлопнула за собой дверь. Как смеет он быть настолько неправильным? Непостижимо. Просто уму непостижимо. Гермионе потребовалось несколько минут на то, чтобы вновь прийти в себя и одновременно с этим осознать, что, вообще-то, злосчастный планшет ей все еще был нужен. Однако вернуться за ним прямо сейчас, когда собрание еще не окончено, было выше ее сил. Поэтому вместо этого она трансгрессировала к себе в квартиру и выждала там пару часов, прежде чем снова незаметно пробраться в опустевшую комнату. Под ее пометками чужим безукоризненным почерком было выведено: «Я буду с нетерпением ждать собрания на следующей неделе, грязнокровка». Гермиона еле удержалась от того, чтобы вновь не зашвырнуть планшет куда подальше.***
В пятницу от Снейпа прилетела сова с посланием столь же малоприятным и немногословным, как и его отправитель: «Наконец-то сумел отделаться от этого еженедельного мытарства. Советую в дальнейшем воздерживаться от того, чтобы испытывать терпение Темного Лорда, ровно настолько, насколько вам позволит ваша непомерная самоуверенность. Профессор Снейп Кавалер ордена Мерлина I степени» Скомкав записку, Гермиона отправила ее в мусорную корзину и медленно выдохнула. Снейп был прав. Ее вспышки гнева ни к чему хорошему не приведут. — Грейнджер, — раздался позади нее голос Пелмера, и сердце Гермионы забилось быстрее в наивной надежде, что начальник наконец пришел сообщить, что с ее вовлеченностью в «Общество анонимных любителей Авады Кедавры» покончено. — Да, сэр? — Том Риддл упомянул, что в ходе последнего собрания вы на него накричали. «Черт». — Э-э-э, да, — Гермиона густо покраснела. — Было такое… Улыбнувшись, Пелмер похлопал ее по плечу, тем самым заставив Гермиону вздрогнуть от неожиданности. — Ну вот и славно, Грейнджер. Аж от сердца отлегло. Тогда за неимением других желающих, и раз теперь я знаю наверняка, что в случае чего вы сможете пресечь неподобающее поведение, думаю, вам стоит вновь попробовать себя в качестве медиатора, — и не дожидаясь ее ответа, он зашагал прочь, оставив опешившую Гермиону с раскрытым ртом глядеть ему вслед. — К-К-КАКОГО…? — спустя несколько минут наконец вырвалось у нее, но было уже поздно. — Чудесный денек сегодня, не правда ли, Гермиона? — пропел Захария Смит и, проходя мимо, ободряюще хлопнул ее по спине. К несчастью для Смита, момент был выбран явно неудачно, ибо с той поры за Грейнджер прочно закрепилась слава обладательницы самого мощного Крапивного сглаза в Отделе магического правопорядка.***
— Садитесь, — велела Гермиона, стоило Риддлу войти в комнату. — Где Северус? — Он больше не придет. Садитесь. Смерив Гермиону долгим взглядом, — ровно настолько, чтобы своей медлительностью подхлестнуть ее раздражение — Риддл наконец опустился на указанный стул и, небрежно откинувшись на спинку, сполз до полулежачего положения. Со стоявшей за небольшим деревянным столиком Гермионой его разделяло около полуметра. — Может, сядете нормально, а не как тринадцатилетний подросток? — поинтересовалась она. — Я думала, что у вас больше чувства собственного достоинства. — С этого ракурса ты выглядишь чуть менее скучной. «Глаза бы тебе повыколоть, да руки поотрывать». — Ну, разумеется, — процедила сквозь стиснутые зубы Гермиона. — Что ж… Том, — стараясь подражать невозмутимости профессора Макгонагалл, она аккуратно сложила пальцы домиком. — Давайте попробуем пообщаться, как двое цивилизованных людей. — Попробовать мы, безусловно, можем, — криво улыбнулся ей Риддл, что, принимая во внимание его нынешнюю наружность, заставляло Гермиону чувствовать себя неуютно. С новой, вновь обретшей человеческие черты внешностью Риддл совершенно не походил на прежнего Лорда Волдеморта. Хитро прищуренные глаза, уверенно взиравшие на Гермиону из-под низко посаженных бровей, однозначно, больше не были красными, и… Мерлин, кто бы мог подумать, что возвращение носа на положенное место столь кардинально преобразит его лицо? На вид ему было не больше тридцати пяти. И это крайне обескураживало. Гермионе больше было по душе, когда он не выглядел настолько нормальным. Настолько привлекательным. Испытав от последней мысли отвращение, она прочистила горло: — Я полагаю, что с тех пор, как мы в последний раз говорили, вы не использовали Аваду Кедавру? — Ты хочешь сказать, с тех пор как ты в порыве педантичного гнева накричала на меня и, хлопнув дверью, вылетела из комнаты? — Да, с тех пор. Короткая пауза. — И, если что, просить прощения я не собираюсь, — сказала Гермиона. — А я и не предлагал тебе просить прощения. — А я и не говорила, что вы предлагали мне просить прощение. — В таком случае, прошу прощения за недоразумение, — Риддл ухмыльнулся, и у Гермионы тоже непроизвольно вырвался смешок. — И нет, — продолжил он, — я не использовал Аваду. — Ясно, — Гермиона снова внутренне собралась. — Тогда могу я узнать, почему вы перестали использовать это заклятие. — Что ж, грязнокровка… Я же могу называть тебя грязнокровкой? — Вы можете звать меня Гермионой, коль скоро я, Том, зову вас Томом. — Что в контексте существующих между нами деловых отношений совершенно не кажется мне уместным, — многозначительно выгнул бровь он. Гермиона нахмурилась, чувствуя, как у нее — от гнева, не иначе — начинают пылать щеки. — Между нами нет никаких деловых отношений, — возразила она. — А есть взаимодействие между системой правосудия и заключенным. — Ой, я тебя умоляю. Меня едва ли можно назвать заключенным. — Позволю себе не согласиться, — огрызнулась Гермиона. На краткий миг в комнате повисла зловещая тишина, не оставившая Гермионе сомнений в том, что ее последнее высказывание явно было лишним, а затем резко перегнувшийся через стол Риддл цепко схватил ее за горло. Глаза Гермионы расширились от неожиданности, но она тут же постаралась взять себя в руки и не поддаваться панике. Сделав пару рваных вдохов, она лихорадочно зашарила в складках своей мантии в поисках перцового баллончика. Однако прежде, чем Гермиона смогла нащупать заветную кнопку, Риддл вырвал черный флакон у нее из пальцев и, склонившись к самому ее лицу, — темные пряди почти полностью заслонили его глаза — прорычал: — Ты до сих пор жива только лишь потому, что тебе удалось меня позабавить. Перед глазами у Гермионы замелькали черные точки. Хватка длинных пальцев на ее горле была пугающе крепкой. Воздух в легких заканчивался, а вместе с ним и действие ее внутреннего режима «без паники», который ей усилием воли удалось активировать. Поэтому, хорошенько размахнувшись, она со всей силы врезала Лорду Волдеморту по лицу. Взвыв от боли, он невольно отпрянул, возвращая ее пострадавшему горлу доступ воздуха, в то время как повалившаяся на свой стул Гермиона пыталась хрипло отдышаться, одновременно разминая покалывающую кожу шеи. — Мерлиновы подштанники, — прохрипела она, а затем, подняв глаза на Риддла, обнаружила, что у него из левой ноздри хлещет кровь, а взгляд потемнел от ярости. — Ты умрешь, — сообщил он. — Когда-нибудь — разумеется, — согласилась Гермиона, чувствуя странное желание истерически расхохотаться. «Наверное, выброс адреналина». Риддл снова вскочил на ноги и опасно покачнулся. — Это «когда-нибудь» наступит прямо сейчас. Гермиона опрокинула на него стол.***
Неделю спустя
— Вам все же стоит заняться лечением носа, — сказала Гермиона. — Он весь распух и кровоточит вот в этом месте, — она легонько коснулась переносицы Риддла. — Де богу, — прогнусавил тот. — Почему? Понизив голос, он напряженно ответил: — Потобу что, Грейджер, каждый раз, когда я выхожу из этой чертовой кобдаты, бой нос исчезает. — Ах да, точно! — расхохоталась Гермиона. — Извиняюсь, я забыла. Риддл явно хотел придать своему лицу убийственно-презрительное выражение, однако вместо этого лишь скривился от боли и прижал пальцы к носу: — Ай… Гермиона с трудом подавила смешок. — Так, ладно. Вернемся к тому, зачем мы здесь. Полагаю, теперь, когда мы окончательно убедились, что насилием ничего не решить, дело пойдет более споро, — откинув свои пышные волосы назад, Гермиона перевернула страницу. — Итак. Что побудило вас отказаться от использования Авады Кедавры? — Сейчас зиба, если ты де забетила. Зиба оздачает бедьшее количество живых существ, достубных для истребдедия. — В смысле… как в случае с комаром, которого вы упомянули на первом собрании? — Хорошая пабять. Подняв брови, Гермиона сделала на своем планшете пометку. — То есть, вы по большей части применяете это заклятие инстинктивно? Как бы мимоходом? Уголки губ Риддла дрогнули. — Что? — спросила Гермиона. — Дичебо. Просто… бедя позабавило тбое «бибоходоб». — Он откашлялся. — Так иди идаче, я редко задубываюсь о подобных вещах. Я часто бочу при побощи Авады Кедавры тараканов, ботобу что, Бэрлин свидетель, этих тбарей не берет дичто другое. — Но в последние два с половиной месяца вы этого не делали? — Дет. В посдедее вребя я, к счастью, не набдюдал в сбоей квартире каких-дибо дасекобых. — Ну, что же, тогда, — Гермиона снова перевернула страницу, — вопрос немного не по теме. Действует ли в вашем случае датчик слежения? — Да. — И как… — Гермиона слегка поерзала на стуле. — Как вы к этому относитесь? Он метнул в нее взгляд, полный отвращения. — А как ты дубаешь, я к этобу оддашусь, гряздокровка? Из-за его гундосого голоса последнее слово, казалось, растеряло весь свой уничижительно-агрессивный посыл. — Гермиона, — поправила она Риддла. — И как же ты, Гербиода, дубаешь, я к этобу оддашусь? — Ну, думаю, вы наверняка этим недовольны. — Бдестящая догадка. Какое-то время Гермиона выжидала в надежде на то, что он прибавит что-нибудь еще, однако Риддл лишь обиженно молчал. Вид у него при этом был настолько жалкий и побитый, что Гермионе даже захотелось увековечить его столь хандрящим на фото, чтобы этот снимок потом мог подбадривать ее в тяжелые моменты. — Я надеюсь, вы не пытались обойти его действие? — сказала она. При любой попытке Риддла выйти за переделы участка, в котором ему, в соответствии с правилами его условного освобождения, было разрешено находиться, датчик должен был мгновенно карать его приступом невыносимой боли. И судя по тому, каким взглядом Риддл наградил ее в ответ, сделать это он, несомненно, пытался. Гермиона вздохнула: — Если вы не знали, то Дамблдор самолично его разработал. — Ду, кодечдо. Чертов Даббелдор. — Задрав левый рукав, Риддл мрачно уставился на внутреннюю часть своего предплечья, где вместо черепа с выползающей изо рта змеей теперь виднелся абсолютно безобидный с виду желтый смайлик. — По-боему, в этоб есть что-то садистское. В тоб, что эта дрядь лыбится, а саба дакрывает не хуже Круциатуса стоит бде только попробовать переступить черту. — Если бы вы изначально не пытались переступить черту, то проблемы не возникло бы в принципе. — В Лютдый переулок бождо ходить де только за тебдыми артефактаби, — пробормотал он. — О, я в этом нисколько не сомневаюсь. Как и в том, что лично вас эти самые темные артефакты нисколько не интересуют, — опустив планшет на стол, Гермиона скрестила руки на груди. — Но все же, что произошло, когда вы попытались избавиться от датчика? — Од разбдожился, и я покрылся иби — Риддл ткнул пальцем в коварный смайлик, — с дог до головы. Три ддя из доба де бог выдди. — П-понятно… Какое, кхм-кхм… — закашлялась Гермиона, прижимая к губам костяшки пальцев, дабы скрыть дрожащие от еле сдерживаемого смеха губы, — прискорбное происшествие. — Полагаю, ты даходишь это уборитедьдыб. — Возможно. Немного. Есть такое, — Гермиона снова откашлялась и коротко выдохнула. — Послушайте, Том. Цель этих встреч не в том, чтобы лишний раз вам досадить. — О, ду разудеется. И ибеддо поэтобу ты разбила бде дос столоб. Потобу что де хотела лишдий раз бде досадить. Задрав подбородок, Гермиона продемонстрировала ему свое покрытое синяками горло: — Это была самооборона в чистом виде, и вам это известно. — Ой, я тебя убодяю, — откликнулся Риддл. — Ты вела себя дастолько сабоувереддо, что это был практически бой долг заткдуть тебя. — Это я-то вела себя самоуверенно? — Их негодующие взгляды скрестились. — Вот видите, именно этот образ мысли мы и пытаемся в вас искоренить. Однако из-за вашего гипертрофированного нарциссизма до вас практически невозможно донести, что именно собой представляют раскаяние и чувство вины. — Я уверед, что баледькая гряздокровка, вроде тебя, обязательдо субеет дайди способ, есди хорошедько пораскидет бозгами, — его голос буквально сочился сарказмом. Шмыгнув, Риддл вновь скривился от боли. — Так, давайте разберемся с вашим носом, — со вздохом сказала Гермиона. — Дайте мне пару минут. Выйдя в коридор, она трансгрессировала к себе в квартиру и, прихватив оттуда небольшую аптечку, переместилась обратно в Министерство. Вернувшись в комнату, Гермиона, к своему удивлению, обнаружила, что за время ее отсутствия Риддл не только никуда не ушел, но и, казалось, даже не переменил позы, явно пребывая во власти глубочайшего саможаления. — Упиваться жалостью к себе еще никому не шло на пользу. — А я и де упиваюсь, — огрызнулся он. — Эй! Какого черта ты пытаешься…? — Это просто перекись водорода. Господи, вы еще хуже, чем Рон, когда ему было четырнадцать. Это заставило его умолкнуть. Придвинувшись ближе, Гермиона осмотрела рваные края ранки и покрасневшую кожу на распухшей переносице. — Мда, знатно я вас тогда столом приложила, да же? — заметила она, не в силах до конца скрыть гордость в голосе. — Угу. Бои овации! — Возможно, мне придется наложить швы. Вот здесь кожа висит лоскутом… — она легонько промокнула указанное место смоченным в перекиси спонжем, и Риддл снова вздрогнул. Его темные глаза пристально разглядывали лицо Гермионы, на котором застыло выражение предельной сосредоточенности. — Знаешь, ты дебдого доставучая, — произнес он. — Я не «доставучая», а настырная. И да, у меня непростой характер, но это совершенно не одно и… Есть! — ей наконец удалось подцепить и оторвать повисший кусочек мертвой кожи. Взвыв от боли, Риддл непроизвольно дернулся вперед и с силой боднул ее лицо своим так, что отшатнувшаяся Гермиона врезалась копчиком в край стоявшего позади нее стола. — Мерлиновы подштанники! — выдохнула она, вновь вернув себе равновесие. — Возьмите себя в руки! Риддл сделал несколько коротких вдохов и выдохов через нос, осторожно ощупывая при этом переносицу. Немного успокоившись, он наконец сказал: — «Берлидовы подштаддики»? Я правильдо расслышал? — Да, они самые. Пару секунд он просто смотрел на нее, а затем фыркнул от смеха, о чем тут же пожалел, поперхнувшись кровью из носа. Гермиона потерла щеку, все еще слегка пульсирующую болью после столкновения с физиономией Риддла. — Господи, у вас не лицо, а камень. Их взгляды на мгновение встретились, и Гермиона залилась краской. — Я… Хм, в моей голове это звучало куда менее неловко. — Уверед, что это прибедибо к большидству твоих высказывадий. — Так, все, хватит. Просто дайте мне… — нахмурившись, она вновь склонилась над его лицом. — Давайте просто… Она снова прижала спонжик с перекисью водорода к его носу. Зажмурившись, Риддл страдальчески сдвинул брови и, с медленным выдохом сквозь сжатые зубы, немного подался вперед. Его лоб слегка коснулся лба Гермионы. — Ой! — поспешила отстраниться та. Приподняв веки, Риддл уставился на нее с легким подозрением. — Я… э-э-э…Так… Дальше вот это… — оторвав кусочек пластыря, Гермиона зафиксировала его у Риддла на переносице, а затем, повернувшись к нему спиной, начала торопливо запихивать бинты, перекись и прочие средства первой помощи обратно в аптечку. С чего это она вдруг так разволновалась? «Немедленно успокойся», — приказала она себе и, захлопнув крышку аптечки, развернулась к Риддлу: — Так, с этим мы закончили. Теперь переходим к… вот этому, — она бросила ему бумажный носовой платок. — Высморкайтесь. Давайте же… — Ты выглядишь дебдого взволдоваддой, — заметил он с прежней полушутливой интонацей, которая, впрочем, не слишком вязалась ни с этим гнусавым голосом, ни с широченным куском пластыря у него на носу. Он звучно высморкался, тем самым заставив Гермиону поморщиться. — Господи, какое облегчение, — его голос вновь звучал как обычно. — У вас на щеке синяк, — не подумав, зачем-то ляпнула Гермиона, глядя, как его бледная кожа на пострадавшей от их столкновения скуле наливается зеленым и синим. — У тебя тоже. — Ну, супер… — снова взяв в руки планшет, Гермиона вернулась на свое место и медленно опустилась на стул. Какое-то время оба настороженно друг друга разглядывали. Гермиона не знала, что еще ей оставалось, кроме как молиться о том, чтобы ее поскорее сняли с этой должности. Они ведь даже еще не успели ни о чем толком поговорить, а ее терпение уже было почти на исходе. Почему Пелмер назначил именно ее? Ну почему? Тот же Захария Смит, — несмотря на то что он полный придурок — вполне был способен проявить твердость и в случае необходимости удержать ситуацию под контролем. — О чем задумалась? — спросил Риддл. — О том, что мне бы хотелось, чтобы меня сейчас здесь не было. — О, в этом мы, представь себе, единодушны. — Верю. Что ж, чем вы еще занимаетесь в свободное время? — Читаю. Гермиона на это лишь тоскливо вздохнула. На протяжении последних двух недель ей ни разу не удалось взять в руки книгу, что уже само по себе было практически немыслимо. Это было ее самое долгое книжное воздержание с тех пор, как на втором курсе она подверглась Оцепенению. — Я скучаю по чтению. — И чего же? «Магического еженедельника»? — ехидно поинтересовался Риддл. — Ха-ха. Нет. Я недавно начала «Трансфигурационную гиперэкстензию в третьей астральной плоскости», но за целых две недели так и не смогла выкроить время, чтобы продвинуться дальше семнадцатой главы. Просто ужасно. Судя по выражению лица Риддла, он несколько секунд ждал, что она вот-вот выдаст что-нибудь вроде: «Да ладно тебе, я просто прикалываюсь!», однако этого не последовало. — Ты? — наконец подал голос он. — Ты, грязнокровка, читаешь «Трансфигурационную гиперэкстензию в третьей астральной плоскости»? — Я в первую очередь ведьма, а уже во вторую — магглорожденная, — ответила Гермиона. — И что гораздо важнее — я обожаю читать в принципе. Он смерил ее взглядом, который, несомненно, можно было охарактеризовать, как оценивающий. — Что? — спросила Гермиона, скрестив руки на груди. — Неужели это настолько удивительно? — Честно говоря, да. Судя по твоему темпераменту, ты явно училась на Гриффиндоре, представители которого обычно не слишком блещут умственными способностями. После секундного замешательства Гермиона ответила: — Ну, в целом, да. Поэтому иногда я думаю, что, скорее, должна была попасть на Когтевран. Распределяющая шляпа так же рассматривала вариант отправить меня на Слизерин, но тут уже я настояла, чтобы она отмела эту идею… — заметив его взгляд, она осеклась. — И с чего вдруг я вам все это рассказываю? — Без понятия. Вздохнув, Гермиона устало помассировала пальцами виски. — Так, ладно. Слушайте, я не хочу… — Что еще ты недавно читала? — спросил Риддл. — Меня интересуют все книги, которые ты прочла за последние три месяца. Гермиона с подозрением прищурилась. Он, верно, шутит? Если она возьмется перечислять все прочитанное, они так отсюда до завтра не выйдут. — Я серьезно, — точно прочитав ее мысли, заверил Риддл, устраиваясь на своем стуле поудобнее. — Вперед! Мне интересно послушать. — Я… ну, если вы настаиваете, — и она начала поочередно загибать пальцы: — «Массовые заговоры на основаниях третьей степени», «Коммуникация троллей и природа защищенного разума», «Аналитический трактат о правительствах и Министерствах магии в Египте 1830-1856 гг.»… Гермиона еще никогда не встречала человека, который бы настолько жадно вслушивался в озвучиваемые один за другим книжные заголовки. Казалось, Риддл пытался запомнить их все и в какой-то момент, когда Гермиона дошла примерно до середины своего списка, даже схватил со стола ее планшет и начал на нем записывать. Время от времени он останавливался и спрашивал что-нибудь вроде: — И как тебе эта? — Она больше для начального уровня, — отвечала она. — Перечитывать, чтобы подметить какие-то упущенные моменты, смысла нет, если вы понимаете, о чем я. — Жаль. Название показалось мне многообещающим, — Риддл вычеркнул строчку из своего списка. — Продолжай. К тому моменту, когда Гермиона закончила, лист пергамента был весь исписан названиями различных опусов. — Почему вы в принципе интересуетесь этими книгами? — спросила она у него. — Я думала, что вы читаете исключительно на темномагическую тематику. — Я уже исчерпал все скудные запасы отделов, посвященных Темным искусствам, во «Флориш и Блоттс», «Флиттеркуилд», «Эндрюс и Гарнер» и всех остальных книжных в Косом переулке. У них у всех крайне ограниченный ассортимент, — покачал головой он. — В другие же места мне путь заказан. Так что, раз выбора у меня нет и придется читать про всякий светломагический бред, то лучше начать с чего-нибудь из качественной литературы. — То есть вы за этим пытались попасть в Лютный переулок, — с нескрываемым скептицизмом в голосе уточнила Гермиона. — Чтобы новых книг себе прикупить? Риддл скрестил руки на груди: — Возможно. Где-то с минуту Гермиона ошеломленно молчала, пытаясь переварить эту новую информацию и связать в своем сознании Тома Риддла, Волдеморта и книги, а затем неожиданно в порыве странного воодушевления выпалила: — Давайте поговорим о книгах! — и не успев договорить, залилась краской. — Господи, женщина, успокойся. — Прошу прощения. Я просто… Просто мне, черт возьми, больше абсолютно не с кем о них поговорить. Губы Риддла тронула слабая, но вполне искренняя улыбка. — Что ж. Я с превеликим удовольствием поговорю о книгах. Что они и сделали.***
Три недели спустя
— Грейнджер, если ты откроешь главу тринадцать «Настоек для угрюмых обывателей», то увидишь, что там черным по белому написано, что отвар Обольщения получается куда более эффективным с добавлением именно «зерен заката». — Это неважно. Они относятся к классу Б запрещенных к продаже веществ. И поскольку вместо него можно использовать суррогат Снорлакса, как сказано в… — увесистый том с глухим звуком опустился на стол, — разделе восемь точка четыре «Жировых тканей и магической химии», это нельзя будет использовать в качестве оправдания. Риддл склонился над раскрытой книгой, и лицо его помрачнело: — Черт. — Эй, тшш! Ты просто разочарован, что у тебя не будет предлога при первой же возможности наведаться на черный рынок. — Нет, я просто раздосадован тем, что ты в кои-то веки оказалась права. — В кои-то веки? Если я начну припоминать все те разы, когда ты заблуждался… — То получившийся список окажется ничтожно мал, — ухмыльнулся Риддл. — Если ты и дальше продолжишь в том же духе, — уперев руки в боки точь-в-точь как Молли Уизли, заявила Гермиона, — то я не одолжу тебе «Беспалочковые блуждания». — Даже не пытайся, со мной этот номер не пройдет. — Всего лишь хотела напомнить, что в твоем случае возможность наслаждаться чтением в ближайшие пару дней напрямую зависит от степени твоей учтивости. — Учтивости? — выгнул бровь Риддл, складывая руки на груди. — Разве мы хоть раз бывали друг с другом учтивы? — Да, пару раз мы были к этому чрезвычайно близки. — Что ж, быть к этому «чрезвычайно близкими» и на самом деле проявлять друг к другу учтивость — вовсе не одно и то же. Закатив глаза, Гермиона из озорства надавила пальцем на желтевший у него на скуле синяк: — Цыц! — и тут же слегка нахмурилась, сама не до конца осознавая, зачем это сделала. Риддл тоже выглядел озадаченным. — К чему это рукоприкладство? — Я… э-э-э, просто думала, что он уже зажил к этому времени. — Мне как-то даже не приходило в голову от него избавиться. Как ни парадоксально, но обычно вокруг меня не так много желающих потрогать мое лицо. Губы Гермионы дрогнули в улыбке. — Да, вокруг меня тоже, — она дотронулась до своей собственной щеки, с которой синяк уже исчез полностью. — Но это ведь можно исправить всего одним простеньким Эпискеем. — Давай начистоту, Грейнджер. Разве то, как я выгляжу — действительно важно? Она пожала плечами. — Опрятно выглядеть всегда приятнее. — И чего ради? Чтобы выпендриваться, когда я раз в неделю выхожу из своей квартиры? — Но ты ведь все же начал прием восстанавливающего зелья, не так ли? — Это скорее продиктовано долгосрочной целью вернуть себе нос, брови и волосы; практичностью, а не тщеславием. — И тем не менее, — Гермиона снова ткнула его в щеку, отчего он вздрогнул. — Видишь? Этой боли можно было бы избежать. Риддл вздохнул и потер щеку. — Знаешь, Грейнджер, ты поистине невыносима. — О, я знаю, и поверь, чтобы этого достичь, потребовались долгие годы практики. Повисла долгая пауза, в течение которой они просто друг на друга смотрели. Почувствовав, что у нее отчего-то засосало под ложечкой, Гермиона моргнула и потупилась. — Просто из любопытства, сколько тебе лет, — спросил Риддл. — Двадцать три. — И ты до сих пор в стажерах? — Я несколько лет провела в Отделе магических происшествий и катастроф, но работа там не оправдала моих надежд. — А-а-а. — А тебе? Сколько тебе лет? — Я вне времени и возраста, — оскалился он. Гермиона закатила глаза. — Стоит признать, ты и впрямь выглядишь крайне, до абсурда, молодо. — Полагаю, это связано с крестражами. У бессмертия бывают весьма разнообразные, порой невероятные, проявления. — Но несмотря на это, от проверки его действия на себе я, пожалуй, воздержусь. Благодарю покорно, — холодно заметила она. — Ну, разумеется, — ухмыльнулся Риддл. — Тебе для сотворения нужного ритуала и силенок-то не хватило бы. Гермиона стиснула зубы. — Мерлин. Когда-нибудь, в один прекрасный день… — Ты и так уже разбила мне лицо. Не угрожай еще бóльшими зверствами. — Не беспокойся. «Когда-нибудь, в один прекрасный день…». Я лучше так и оставлю эту фразу незаконченной. Призови на помощь все свое воображение и представь самое наиужаснейшее, что только может с тобой произойти. Именно это я когда-нибудь и сделаю. — Но не сегодня? — Нет. Не сегодня. Риддл насмешливо фыркнул. — Что ж, тогда благодарю вас за ваше милосердие, Темный Лорд Грейнджер. Не сумев сохранить серьезное выражение лица, Гермиона расхохоталась: — Вот уж не думала, что когда-нибудь услышу подобное! — А ты не стесняйся примерить на себя. По-моему, тебе вполне подходит, учитывая твое феноменальное упрямство и самомнение. — О, кто бы говорил! — Именно. Один Темный Лорд говорит другому, или тебе напомнить мою анаграмму? — О нет, Мерлина ради, только не это! Уволь меня в десятый раз выслушивать историю о том, как ловко ты придумал переставить буквы в Tom Marvolo Riddle. На этот раз я подготовилась, — с этим словами она извлекла из кармана сложенный листок бумаги и развернула его. — Вот несколько примеров других, куда более любопытных анаграмм. Он заметно побледнел: — О, господи. — Мне нравится вот эта, — улыбнулась Гермиона. — Mort, Old Maid Lover.Хотя стоит признать, что Lord Earldom Vomit, однозначно, придает эдакий шлейф… — Просто объясни мне, зачем? Зачем ты полезла их искать? — О, вот эта тебе будет в тему: Travel, Milord! Doom. — У тебя слишком много свободного времени. — Как насчет Immortal Love Rodd? — Нет. — Хм, а Odd Immoral Revolt тебя неплохо описывает… — Хватит. — Может, Old Immortal Lover? — Прекрати... — Lord Mim, Toad Lover. — Молчать! — Vim Troll, Dad Romeo… — Боже, за что…? — Marvel, dildo motor! — Что-о-о?! Она помахала листком перед его носом: — Вот, взгляни сам… — В этом нет необходимости! — вскипел он. — Это в тебе нет необходимости! — Прекрати тарахтеть. — А ты прекрати мне хамить! — парировала она. — Нет, я серьезно, — сказал Риддл. — Перестань тараторить. Шлепнув листок на стол, Гермиона скрестила руки на груди: — И что же ты хочешь мне… Наклонившись, Риддл легко коснулся ее губ своими. — Увидимся на следующей неделе, — сказал он оцепеневшей Гермионе и, взяв со стола «Беспалочковые блуждания», вышел из комнаты.***
Прочтя доставленное совой послание Пелмера, Гермиона не поверила своим глазам: «Я нашел желающего работать с Риддлом на все время его испытательного срока. Некая дама по имени Вальбурга. В эту субботу жду тебя на планерке по расследованию.» Нахмурившись, она скомкала записку и швырнула ее в камин. Почему эта новость вызвала у нее нечто вроде разочарования, граничащего с раздражением? Ведь это было именно то, чего она хотела вот уже бог знает сколько времени. Но как же книги? Интеллект? Их разговор…? Его поцелуй? И самое главное: ей непременно нужно вернуть «Беспалочковые блуждания». Вот почему тем же воскресеньем Гермиона отправилась в Косой переулок. Там в глубине, за банком «Гринготтс», располагались несколько многоэтажек, где в маленьких однотипных квартирках проживали осужденные с условным освобождением. День выдался солнечный и морозный. По ярко-голубому небу быстро неслись небольшие, похожие на клочки сахарной ваты облака. Несмотря на то, что на улице было ощутимо ниже нуля, на веранде «Флориана Фортескью» по-прежнему подавали мороженое. — Грязнокровка! — неожиданно раздался из окна неподалеку визгливый голос Беллатрисы Лестрейндж, однако Гермиона лишь взмахнула палочкой, и окно с грохотом захлопнулось. Задрав голову, Гермиона оглядела стоявший перед ней дом, а затем, поднявшись на последний этаж, постучала в одинокую, расположившуюся особняком от других дверь, по-видимому, ведущую на маленький чердак. Дверь отворилась, и на пороге показался Риддл. При виде Гермионы легкое замешательство, написанное у него на лице, резко сменилось удивлением, а затем, почти так же быстро — маской безучастности. — Грейнджер. — Я… э-э-э, пришла забрать книгу. — Ну конечно. Взяв со стола нужное издание, он вручил книгу Гермионе. — Отлично, — выдала та, а затем, несколько секунд неуклюже потоптавшись на месте, прибавила: — Я… Могу я войти? Риддл недоуменно выгнул бровь. — Зачем? Разве на то есть причины? — Чисто из любопытства. — Оно, помнится, сгубило кошку. — Тогда то, что я не кошка — очень кстати. «За исключением того случая с Оборотным зельем…» Шагнув вперед, Гермиона протиснулась мимо Риддла в его квартиру, состоявшую из небольшой ванной, крохотной кухни и комнаты, служившей ему одновременно гостиной и спальней. Стоявший в углу письменный стол был весь занят книгами — множеством книг — безукоризненно аккуратно, корешок к корешку, разложенных в алфавитном порядке по стопкам. — Неплохо, — прокомментировала Гермиона. — Лучше, чем тюремная камера. — Это точно. — Заметив, что его волосы взъерошены, а глаза покраснели, она прибавила: — Выглядишь… слегка помятым. — Должен признать, что замену тебя твоей преемницей едва ли можно расценивать как перемену к лучшему. — Ты про Вальбургу? И, кстати, кто она? — Та, по ком психушка плачет. — О тебе некоторые могли бы сказать то же самое. — Я серьезно, — Риддл рукой пригладил растрепанные волосы. — Я ни одного предложения не смог договорить до конца без того, чтобы она не начала вопить, что я… — Что? — Ну, ты знаешь. Полукровка. — Не говори так, будто это какое-то ругательство, — холодно посмотрела на него Гермиона. — Я думала, что расизма в тебе несколько поубавилось. Пусть и ненамного, но все же. Риддл вздохнул. — Я по-прежнему считаю крайне досадным тот факт, что ты грязнокровка. — А я по-прежнему ненавижу, когда ты используешь это слово. — Что ж, ладно, больше не буду. — Что, правда? — Нет. — Том, ну, пожалуйста, прошу тебя, — скривилась Гермиона. — У этого слова далеко не нейтральная коннотация. И, ради всего святого, разве есть хоть что-то, в чем я, по твоему мнению, хоть сколько-нибудь уступаю любой чистокровной волшебнице? Ответом было чопорное, неловкое молчание. — Я подумаю над тем, чтобы употреблять другой, менее уничижительный термин, — наконец сказал Риддл и захлопнул все это время остававшуюся открытой дверь. — Итак, — сказал он, складывая руки на груди. — Зачем ты пришла на самом деле? — Я уже говорила. Чтобы забрать книгу. — Дудки. — Разве за все это время ты еще не понял, что вру я из рук вон плохо? — фыркнула Гермиона. — Если бы я и правда пришла не за книгой, ты бы сразу же об этом догадался. — В таком случае, я спрошу иначе: почему ты все еще здесь? Она на секунду задумалась. — Полагаю, что мне интересно знать, почему ты… — Да? — Меня поцеловал, — промямлила Гермиона, заливаясь густой краской. — То есть, конечно, самый очевидный ответ — это то, что это был отвлекающий маневр, чтобы беспрепятственно завладеть книгой, которую я угрожала тебе не одолжить. Однако, зная тебя, это кажется слишком уж просто. Ты мог избрать любой другой способ отвлечь внимание и… — Все гораздо проще, чем тебе кажется. — В смысле? — Я поцеловал тебя просто потому, что мне захотелось, — лениво передернул узкими плечами Риддл. — Вот и все. — А-а-а, — выдавила Гермиона, толком не зная, ни что ей думать, ни что она уже думает и чувствует по этому поводу. Особенно если отбросить все общепринятые представления о том, как в данном случае следовало ответить… — Ты бы хотела, чтобы я сделал это снова? — спросил он. — Э-э-э, я… — она огляделась, а затем небрежно пожала плечами. — Ладно. Шагнув к Гермионе, Риддл резко выхватил у нее из рук «Беспалочковые блуждания» и, отбросив книгу на письменный стол, уверенно накрыл ее губы своими. На этот раз его поцелуй вовсе не напоминал легчайшее, едва ощутимое касание крыльев бабочки. На этот раз Гермиона получила возможность в полной мере прочувствовать, каким жадным и почти болезненно настойчивым может быть его рот, насколько остро может ощущаться близость его тела, каждый миллиметр соприкосновения с которым отзывался электрическим импульсом. Необъяснимое чувство облегчения, захлестнувшее Гермиону в его объятиях, лишь усилилось, когда, словно желая любыми средствами помешать Риддлу разорвать поцелуй, она положила ему руки на грудь и, вцепившись в ткань мантии, притянула его еще ближе к себе. Оторвавшись от нее, Риддл склонился к ее уху и прошептал: — И кстати, меня зовут Том и я не использовал Аваду Кедавру уже четыре года. Гермиона застыла на месте, а потом, отпрянув, уставилась на него. Лицо у нее раскраснелось, а губы припухли от поцелуев. — Что? — громко спросила она. — Я соврал, — ухмыльнулся Риддл с ужасно самодовольным видом. — Но зачем, черт возьми, в принципе… — Я начал врать, потому что хотел досадить Министерству и доказать им, что я по-прежнему располагаю пусть и не большой, но определенной автономией, — ответил Риддл, скользнув руками вниз по ее ребрам и талии, отчего Гермиона непроизвольно вздрогнула. — И я продолжил врать, потому что счел тебя забавной. А еще очень вспыльчивой. И привлекательной, когда ты сердишься. И просто не имеющей себе равных по части интеллекта, за исключением меня самого, а значит, я нахожу наши дискуссии крайне увлекательными. — И после короткой паузы прибавил: — Разумеется, с объективной точки зрения. Гермиона воззрилась на него с негодованием: — А у тебя, Том Марволо Риддл, просто кошмарный характер. — Ах, если бы я только мог испытывать вину, то непременно бы сокрушался по этому поводу, — со вздохом ответил он, придав своему лицу выражение святой невинности. Их взгляды встретились, а дальше произошло нечто, с чем Том Риддл прежде никогда раньше не сталкивался. И он, и Гермиона, не сговариваясь, расплылись в одинаковых ухмылках, а затем, несмотря на все их попытки сдержаться, дружно прыснули со смеха. Смех в свою очередь очень скоро перерос в откровенный хохот, который они еще очень долго не могли унять. Когда же последние улыбки наконец угасли, они просто какое-то время стояли, обнявшись и соприкасаясь лбами. — Останься, — попросил Риддл. — Хорошо, — ответила она и взмахнула волшебной палочкой. — Эпискей. Синяк на его скуле исчез, и Гермиона ласково провела кончиками пальцев по исцеленной щеке: — Идеально.Конец