Сам себе враг, сам себе господин

Проблемы с сердцем, али попросту левосторонняя невралгия – разбираться нет ни времени, ни желания, ни сил. Рэймунд тяжко дышит, оттягивает тугой ворот от горла, сильно кашляет. Приступ боли безжалостно охватывает всю левую грудь, словно кто-то держит его за сердце да сжимает с особой страстью, особой ненавистью. Рэймунд проходит по кухне, скучающе заваривает чай, тоскливо устремляет взгляд в окно: раз отношения – социальный конструкт, то отчего ж душа разнывается от гнетущего одиночества? Мысль об этом быстро улетает за усталостью скопившихся рабочих дней – такое бывает, чистый человеческий фактор в отношении трудоголика и невозможной целью посвятить себя благому делу. К чёрту идею о социальности человека. Он сам себе и великий бард, и несчастный король, сам себе враг и сам себе господин. А стакан полнится коньяком, по непонятной причиной смешанный с кагором. Необъяснимо. Небывалая темень – издержки жития в городе, выхлопов многой техники и заводов скрывают за густым смогом звезды, или хотя бы намёк на их существование. Ночь внимательно наблюдает через форточку за своей жертвой: 'снова напился', – ведь ему, бедняге, уж ничем не помочь. В усталости к существованию собственной жизни, собственному бытию, рождению и, когда-то, смертью, он запрокидывает голову, компенсируя необъяснимую, но больно страшную в своей необъятности тоску. Реймунд заглушает очередной приступ боли цитрамоном, долго смотрит в сторону телевизора – небольшое видение, небольшая мысль, допускающая невозможность существования причудливого чуда техники, магии науки (ну, что за оксюморон!). На короткое мгновение ему представляется другой мир, где всё было бы правильно, где нет вечной боли и необъяснимой тоски. Откуда она вообще пришла? Такая разъедающая, такая эфемерная – ведь повода к её существованию и вовсе нет, да и Реймунд никогда бы не назвал себя человеком, что утопает в своих трагедиях, ведь дело имеет гораздо большую ценность. Действие много ценнее непродуктивного страдания – а боль таки не уходит и даже усиливается. Служебный автомобиль уже ждёт его. Реймунд накидывает поверх плеч пальто и выходит из квартиры – снова забывает закрыть, но много внимания тому не предаёт. Мысли отчего-то путаются в совершенно другом направлении, и даже не об этом мире. Непозволительное увлечение собственными тревогами. У него есть полчаса в дороге прежде чем начнётся рабочий день, прежде чем долг возьмёт вверх над эфемерном и необъяснимом. Смотрит в окно пустым взглядом и заметно напрягается, когда водитель сворачивает к новой трассе, пролегающую через реку – течение на удивление бурное и страшное. – Новой дорогой едем? – Да, бридж корпорейшн проложили мост – удобное расположение. Через десять минут будем на месте. – отвлеченно говорит водитель, тоже утопает в своих мыслях. Реймунд глядит на реку и видит родные очертания города по ту сторону – Альтергроу, название всплывает непроизвольно. Видит родной Альтергроу, где когда-то он звался советником Величества. Мужчина невольно прикрывает глаза и возвращается на давно забытые земли сквозь реальность и время, дни и года: словно не было всей существующей жизни, словно всё произошедшее с его жизнью, все повышения, всё учение, вся работа и карьера - ничто. А воспоминания излишне яркие, излишне святые и неоспоримые - то действительно его былая жизнь. Любой разумный человек, любой коллега или неимеющийся друг назовёт его сумасшедшим. А единоличная битва продолжается - острый клинок встречается с клинком недруга. А недруг тот не привычный враг, тот недруг - всё общество, что отчаянно зовёт его предателем разжигателем войны, интриганом и глубоко эгоистичным человеком. Помилуйте! С чего ли эгоизм его толкал к действию? Лишь глубокая преданность собственному государству и бедных людей. То была цель не победить, а не проиграть - Альтергроу на грани вымирания, его действия хоть и нельзя оправдать, но понять стоило бы (уж кому как не королевне ему то и понять; её же превеликая природа ополчилась против неё нападением дикарей, когда действия её направлены были только во благо, хотя кто бы сравнивал прекраснейшую государыню да гнилого советника). А масштаб поражений ныне не равен: ведь от Альтергроу остаётся только воспоминание, когда реальность остаётся на месте, когда продолжает существовать в собственном мире счастий и благ современного человека - там смертельное сражение, здесь выговор за отсутствие формы. И советник Реймунд допивает давно остывший и передержанный чай - горький, холодный и невкусный, но пьёт, снимая с себя усталость навалившихся воспоминаний, незримых уз с прошлой и реальной жизнью. Ставит стакан о рабочий стол слишком громко, не рассчитывает силы от вновь возникшей острой боли. Именно она и напоминает, где его реальность. Возвращаясь домой, он неспешно идёт. Игнорирует огненный взгляд светофора, даже и не надеясь на благословение Всевышнего, али мисс удачи, ведь знает - битва проиграна, и стало быть все попытки сохранить Альтергроу тщетны и пусты. Да знание его попыток удержать, как мирное соглашение, так и военное преимущество, не даёт ему должного утешения, а оно и не должно давать успокоения - горделивые, несуществующие в этой реальности драяды топчут флаги Альтергроу, да слышен где-то истошный крик боли и отчаяния Величества Долины. Она тоже не хотела этой войны, тоже старалась сохранить мир - не заметить это было бы сравнимо с превеликим грехом! Какая жалость, что ей оставалось быть только марионеткой в руках действующей политики. Заходит в пустую однокомнатную квартиру и выдыхает так, словно впервые за долгое время увидел в своём доме скопившуюся за многие годы неосознанную тоску - вот следы от чая, вот незаправленная кровать, вот давно остановившиеся часы. В воспоминаниях он никогда не позволял себе этого - чистота, порядок и даже излишний педантизм. Ищет отдыха в россыпях телеантенн, веря в грустную ложь разноцветных картинок. А вот и знакомое лицо - владелица крупной кампании Бридж Корпорейшн вышла из комы месяц назад, а уже вкладывается в детские приюты и заповедники, уже отстроила новый мост. Отчего-то крайне похожая на Её Величество. И советник Реймунд печально смотрит в экран, стараясь смахнуть с себя наваждение возможной связи гнетущей дереализации с владелицей кампании, матерится на полученное сообщение об очередном сверхурочном проекте. Да болит отчего-то с каждым днём всё сильнее неясная невралгия, страшная боль в сердце, полученная подарком от Величества Долины за то предательство: да и можно ли его таковым назвать? Никто ничего никому не обещал, а Винс за собственной то ли слабостью, то ли неспособностью взять в свои руки попросту сваливал всю ответственность на советника государства, отношения с которым вот-вот придут к краху! Реймунд с подозрением отводит взгляд за спину, видит лишь собственный шкаф, полный исторической литературы да даренной хрустальной посудой. А за спиной на поле боя стоял Винс, с особой жаждой крови и мести за свершенную войну и превеликий обман Реймунда сжимал его сердце с особым остервенением - вот она истинная причина жить после смерти. Наслаждение мести. И советник Реймунд печально глядит в экран, заполняя оглушающую тишину какой-то неинтересной программой в телевизоре. И болят на погоду призраки старых ран. Да запивает снова он их обезболивающим да тоской по минувшим дням.