Always Together

Металл        Ногти Мэтта сдирали кожу на пальцах до тех пор, пока не начала идти кровь, пока ему, чтобы её скрыть, не пришлось положить палец в рот и ощутить вкус крови на языке. Трей, это напыщенное ничтожество, заражал придурка-продюсера своим смехом, сладким, привлекающим смехом, озаряя комнату и обращая на себя внимание каждого, как чёртова Мэрилин Монро, как какая-нибудь старлетка, выуживающая деньги у старика-бизнесмена с помощью своего неоспоримого шарма. Было ясно, что, как главные звёзды этого небосклона, всеобщим очарованием занимались и Мэтт, и Трей — они оба, но то, как Трей оглядывал своего партнёра с ног до головы, наводило на мысль: самым привлекательным здесь был явно не последний, и это действительно так, но к чёрту этого парня, к чёрту этого парня, к чёрту этого парня, к чёрту этого парня…               Тёмно-синий, острый как ножи        Они никогда раньше не ругались, вернее сказать, не так серьёзно, поэтому от одной мысли о том, с каким холодом его встретил Трей, выворачивало наизнанку и ломало от боли. Вдобавок ко всему, им пришлось посетить шоу чёртова Лено, и во время недолгих съёмок Трей шутил и смеялся, но в ту же секунду, когда они вместе исчезли из поля зрения мигающего красного глаза, он леденяще замолчал. Мэтт всю ночь прокручивал это в голове, разрываясь между замешательством и праведным гневом на Трея, но к утру ему стало просто-напросто одиноко.               Жизнь на диване        Мэтт и раньше был не прочь стерпеть любые неудобства, чтобы с кем-то перепихнуться, а теперь, когда его яйца наконец в корзине Трея и он действительно ему предан, им больше некуда идти, кроме общественных туалетов и задних сидений. Когда-то он мог спокойно оставаться в доме этой цыпочки, но сейчас они с Треем, по сути, бездомные, а его бойфренд — это принцесса, которая просит «постель» и чтобы их занятия любовью «не были преступлением». Поэтому, когда общий друг без задней мысли предложил свой дом, чтобы посидеть у него на выходных, Мэтт нисколько не чувствовал себя плохо, думая о том огромном количестве секса, которым они займутся у этого парня дома.               Подслушивание телефонного разговора        Он возвращался в свой офис с кружкой дерьмовой овсянки, разогретой в микроволновке, когда увидел безошибочно узнаваемую сутулую спину своего партнёра. «Да, конечно», — говорил Трей тихим шипящим голосом, зажав трубку между плечом и ухом. — «До 24-го, да… Мам… да, он приедет… хватит». Губы Мэтта растянулись в довольной ухмылке, когда до него дошло: он больше не будет лишь тайным любовником Трея.               Мытьё посуды        Они всегда занимаются готовкой вместе; Мэтт худощавый и предпочитает натуральную еду, поэтому их ужин — сытный и традиционный, ну а Трей всегда моет посуду после трапезы. Когда они съехались, он делал это из преданности, чтобы показать, как его разрывало на части от любви, сейчас же это шанс повторить: «Посмотри, что я готов сделать для тебя!». Трей ополаскивал столовое серебро, мыл кастрюли, счищал горелое со сковородок, вытирал полотенцем красивую посуду и загружал оставшееся в посудомоечную машину, напоминая себе о том, что дела, сделанные с любовью, не бывают рутинными никогда.               День рождения        26-е мая началось с тёплого поцелуя. Пока они принимали душ, Мэтту было сказано думать обо всём, что он хотел бы сделать в этот день, но парень оказался слишком занят тем, как кожа Трея становилась скользкой и гладкой под мыльными прикосновениями, тем, что имел неограниченный доступ к уязвимой мягкости тела Трея. Стоун остановился на трёх вещах: первое, он хочет домашний сытный ужин; второе, он хочет плотный косяк, заправленный первоклассным дерьмом; ну и третье, он хочет, чтобы Трей всегда был голым и в пределах досягаемости Мэтта.               Хочу сменить одежду, причёску, лицо        Трей, прикусывая большой палец, разглядывал выставленные в ряд наборы с краской для волос, уделял внимание каждому оттенку и его цене, но остановился на одном: две блондинки, он и та, что на обложке, пялились друг на друга. Дома осветлитель вынуждал чихать, когда Трей размазывал его по коже головы, и уже на полпути хотелось заплакать, что он и сделал, после чего закончил свою халтуру над раковиной в ванной. Часы были потрачены на беспокойное расхаживание взад-вперёд, просмотр «Колеса Фортуны» и судорожное поедание чипсов горстями без оглядки на расстройство желудка, пока, наконец, Мэтт не пришёл домой и не исправил всё с помощью своего «Срань господня, ты отлично выглядишь».               Фиолетовые ленты        Чтобы решиться на такое, нужен высокий уровень доверия, и Трей заставил своего возлюбленного множество раз пообещать, что всё будет хорошо, но в конечном счёте он и так не отдал бы свою жизнь ни в какие другие руки, кроме рук Мэтта. Впрочем, теперь запястья Трея связаны над головой, фиолетовый галстук вовсе не шутит в своей тугости, а пальцы Мэтта впиваются в его бёдра. Это выматывало, заставляло терять последние крупицы самоконтроля, поэтому на следующий день Трей спит допоздна, его запястья всё ещё розовые, а Мэтт улыбается в дверном проёме.               Выпендрёж на людях        Всю ночь он держал руку на Трее: либо на пояснице, придерживая за локоть, либо поглаживал его задницу, хоть и украдкой, но достаточно очевидно, чтобы их друзья начали это комментировать. Трей краснел и огрызался, говоря, чтобы они встали в очередь, ублюдки, если им это не нравится, пока Мэтт хладнокровно подносил свою чашку к губам и сжимал крепче талию Трея. Он ведь не станет ждать десять лет, чтобы начать упиваться своей победой.               Заслуженный перерыв        После премьеры «Отряда Америки» и позирования на красной дорожке, где Трей появился со всё ещё короткими, но хоть сколько-то отросшими после того маниакального периода с бритвой волосами, он заявил, что больше не хочет думать об этом, не хочет иметь с этим ничего общего, и Мэтт пообещал скрыть их от лишних глаз. Он собрал сумки, пока Трей долго принимал ванну, позвонил Энн и помощнице Трея с целью сообщить, что они вернутся, возможно, только через неделю; он целовал свежего и разгорячённого Трея вверх и вниз вдоль шеи, пока тот наконец не начал улыбаться своему отражению в зеркале. Их пункт назначения: Гавайи, цель: ничего, и Мэтт даже перенёс Трея через порог, чтобы снова услышать его смех.               «Слишком горько»        Мэтт спустился к своей машине, приехал в кофейню, сделал заказ, сел за стойку ждать, оставил чаевые, вернулся в офис сквозь пробки, спешил обратно по ступенькам, осторожно неся две чашки с горячим кофе, и наконец поставил одну на единственное свободное место на столе Трея. Трей, сделав глоток, поморщился и отставил чашку: «Слишком горько», — заявил он, даже не оторвав взгляда от монитора. Мэтт взял Трея за подбородок и удержал на пару секунд, чтобы поцеловать в висок, после чего забрал кофе на кухню — нужно добавить немного молока.               Разбитый вдребезги        «Я должен был сделать тебя своим»        Сказано между бёдер, в месте, которое стало поразительно незнакомым, с попыткой не смотреть в лицо, на котором, на удивление, не было никакой боли.        «Я уже твой»               Неожиданное воссоединение        Мэтт, опираясь предплечьями на перекладину тележки для покупок, свернул в проход между стендами с хлопьями и вдруг остановился как вкопанный. То, как у него перехватило дыхание и участилось сердцебиение, можно описать не иначе, как смущение, потому что это грёбанный Трей, на которого он незапланированно наткнулся, как на подарок под ёлкой. «Нихрена», — воскликнул Мэтт, однако Трей развернулся, лучезарно улыбаясь, и теперь это больше похоже на «слава богу».               Действительно хороший актёр        Было так странно — возбуждаться от этого, но переход от женщин к Трею изначально был процессом необъяснимым, поэтому Мэтт даже не думал подвергать сомнению свои ощущения. Ладонь, что внезапно легла на его поясницу, и другая, осторожно обхватившая живот, — картина, о которой Мэтт даже не думал раньше, даже не подозревал, как сильно этого хотел, и всё было хорошо, пока не пришлось прикрывать эрекцию от взглядов сотрудников. Мэтт знал: когда он вечером заберёт парня домой, то положит Трея в их постель и честно пообещает вложить что-нибудь и в него.               Первый поцелуй        В первый раз это происходит не на съёмочной площадке, не на вечеринке и вовсе не для шутки, а тайно и серьёзно, за дверью спальни Трея. В тот момент Мэтт очень сильно этого желал, а ещё прекрасно видел, что Трей — тоже, по тому, как они медлили и обменивались смущёнными взглядами. Мэтт решился первым: он положил горячую ладонь на подбородок Трея, заметив, как дрогнувшие на миг веки Трея прикрылись, и прижал их губы друг к другу, пока не смог запечатлеть ощущение мягких губ Трея в своей памяти.               Таро        Изобилие, плодородие, креативность, чувственность и новые возможности; Императрица — это название карты, которую девушка с розовыми волосами и пирсингом протянула Мэтту, и, по-видимому, его судьба. У Мэтта спрашивают, с чем, по его мнению, это может быть связано, есть ли у него нечто подобное в жизни, но Стоун качает головой: нет, он не купится на это дерьмо для хиппи. И всё равно Императрица оказалась в его бумажнике, когда карту предложили забрать, но вспомнил он об этом лишь когда Трей забрался на пассажирское сиденье рядом.               День рождения        19-е октября означает лишь одно: Трей получит сполна всё, что пожелает. Они провели в душе намного больше времени, чем необходимо, ведь пальцы Мэтта внутри и осторожно двигаются, а потом Трей открывается для языка Мэтта на щедрые десять минут. Трей затаил дыхание в полночь, измученный, мокрый и трепещущий, однако самый лучший подарок — это засыпать, прижавшись к груди Мэтта.               «Придуши меня»        Просьба пришла из ниоткуда и, честно говоря, сбила Мэтта с толку, но всё же горло Трея обнажено для него в уязвимом ожидании, ресницы темнеют на фоне бледного лица, глаза доверчиво прикрыты, и это заставило руку Мэтта ещё какое-то время колебаться над нежной шеей. Маленькая эгоистичная часть сознания подумала о том, чтобы перерезать Трею глотку, его голосовые связки, ведь он — Мэтт — их вокалист, а не Трей, но Мэтт должен был подавить это, собраться с духом и дать то, о чём его так мягко просили. Рука Мэтта осторожно обхватила шею Трея, прямо под челюстью, и начала слегка сжимать: этого уже было достаточно, чтобы Трей расслабился и выдохнул, но Мэтт нажимал всё сильнее и сильнее, и тогда уже Трей стонет, а Мэтт переплетает их пальцы, и всё это ради того сдавленного вздоха, который издал Трей, вцепившийся одной рукой в запястье Мэтта, и какое же это прелестное зрелище: широко раскрывшиеся блестящие глаза Трея, влажные губы, порозовевшее лицо и тело, судорожно напрягавшееся, пока он жадно принимал силу любви Мэтта.               Вести себя естественно        Мэтт знал: он выглядел слишком, слишком счастливым, когда входил в студию, и неудивительно, что Энн и два ассистента не оставили это без комментариев, но Стоун лишь отмахивался какой-нибудь легкомысленной шуткой; однако, когда появился Трей, он не удержался от самой широкой и глупейшей улыбки, на которую был способен. Трей тоже в курсе: этот секрет, возможно, самый большой в их жизни, поэтому Мэтту приходится поспешить в свой офис, чтобы случайно его не раскрыть. Он успел пообедать, прежде чем пробраться в кабинет Трея под видом просмотра сценария, и в ту же секунду, когда дверь за ним закрылась, они столкнулись, а их губы встретились, спрятав в поцелуе возбуждённый смех — кажется, Мэтт никогда не был настолько влюблён.               Любящий        Трей никогда не скажет вслух, потому что, как ему кажется, это звучит так, будто он чересчур присматривает за Мэттом, но ему действительно нравится, когда Стоун немного пьян. Он яркий и громкий, разговорчивый и игривый, он ведёт непринуждённую беседу с руководителями и незнакомцами, успевая при этом защищать Трея от чрезмерно усердных рукопожатий и проявлять небольшие знаки внимания. Сердцебиение Трея участилось, когда Мэтт вытащил его на улицу, подальше ото всех, чтобы закурить; Трей почувствовал тепло, разлившееся по всему телу, когда Мэтт, аккуратно укладывая чёлку Трея, позволил себе соскользнуть большим пальцем вниз по его щеке и проронить: «Я должен был вытащить тебя оттуда хоть на минутку».