Причиняя счастье

1888 год. - Мы могли просто убежать, – Адриан Гибсон, уличный мальчишка, с которым Йоллан водил сомнительную, но необъяснимо привлекательную для себя дружбу, наблюдал за тем, как Элфрид, нагнувшись над бочкой с водой, смывает кровь с лица. Очередная встреча с местными задирами вылилась в драку. Йоллану подбили глаз, расквасили нос, но противники тоже получили свое. Несмотря на пульсирующую боль, потихоньку утихающую, он был вполне удовлетворен. - Вот еще! - прогундосил Йоллан, отфыркиваясь. – Не стану я бегать от этой кучки недотеп. И вообще это не справедливо. Мы первыми туда пришли. Чего их на старую лесопилку принесло-то? - Не знаю, - пожал плечами Адриан и пнул травинку носком старого ботинка. – Мой отец говорит, что справедливости не существует. Есть просто жизнь, где либо ты, либо тебя. Сильный жрет слабого и все такое. Йоллан запрокинул голову, зажимая пальцами ноздрю. - Он не появляется в церкви, - заметил Элфрид, привалившись спиной к деревянному забору. – Мой отец говорит, что справедливость существует. Бог все видит и всем воздает по заслугам. Адриан вдруг залился звонким хохотом. - Так ты, получается, бог? – поинтересовался он, откровенно веселясь. Йоллан открыл глаза и с недоумением посмотрел на друга. - Ты же воздал шайке Гранта по заслугам, - объяснил Адриан. – Они начали кидать в нас камни, а ты их поколотил. Получается, ты – бог. Йоллан, наконец, понял друга. Если придираться к словам, то все было правильно. А еще он смутно догадывался, что отец говорил не про эту справедливость на проповеди. И не про такое воздаяние. - Я поступил неверно, - тяжело вздохнул Элфрид, покачав головой. – Отец говорит, что люди должны не драться, а беседовать, чтобы решать конфликты. Мирный путь очень сложный, а зло коварно. Но мы должны сохранять в сердце свет и бороться. - Зачем? – Адриан скептически хмыкнул. – Разве не проще стать самым сильным злом? Йоллан неодобрительно покосился на него. - Не проще. Тебе придется заплатить за это своей душой. - А что такое душа? – снова веселился Гибсон. - Ее я не вижу. Не чувствую. Зато я чувствую кулаки Гранта и его подлиз. Если бы я только мог переломать им руки и ноги, чтобы они от меня отстали, я бы это сделал! Йоллан хмуро покачал головой. Ему не нравилось, когда друг начинал говорить нечто подобное. Это были слова того самого зла, которому его чуть ли с младенчества наставляли противиться. - Насилие порождает насилие, - нравоучительно заметил Йоллан. Отец часто об этом говорит на проповедях, призывая людей быть добрее друг к другу. – Ты должен их простить и пожалеть. Никто не рождается злым. Его таким делают обстоятельства. Несчастье делает людей злыми. Чтобы это исправить, нужно всего лишь быть внимательнее друг к другу. - То-то я вижу, как у тебя это получается, - захохотал Адриан, намекая на рассеченную бровь и разбитый нос. - Они первыми начинают, - Йоллан вздохнул, испытывая довольно противоречивые чувства по этом поводу. С одной стороны он понимал, что драка – это не выход. С другой - раз за разом приходилось убеждаться, что без пары хороших тумаков просто не обойтись. Это очень его печалило. Он хотел, чтобы вокруг был тот мир, о котором с таким воодушевлением рассказывает отец, но очень часто его желания разбивались о жестокую действительность. - Если бы только они меня слушали! – возмущенно воскликнул он, насупившись. – Но они будто ваты в уши напихали! - Добро пожаловать в реальный мир, Элфрид! – Адриан хлопнул его по плечу. - Мне не нравится такой мир, - проворчал он, проверяя не остановилась ли кровь. - Ну какой уж есть, - друг развел руки в стороны. - Значит, надо его изменить! - Ты такой странный, - Адриан наградил его широкой улыбкой. – Но, знаешь, если у тебя получится, я с удовольствием посмотрю на него! - Пап? – Йоллан вошел в кабинет отца. Маленький, захламленный, со стопками книг до потолка, с единственным окошком, через которое днем пробивался солнечный свет. Его все равно было всегда недостаточно, и Джонатану Элфриду приходилось пользоваться лампами во время работы здесь. Отец нашелся за небольшим письменным столом. Это был высокий, худощавый мужчина с темными, коротко стриженными волосами и добрым, утонченным лицом. От него Йоллан если что-то и взял, то пока что оно не проявилось. В свои тринадцать он оставался копией матери, которая, к несчастью, умерла при родах. Обильное кровотечение, с которым врачи не смогли справиться, забрало ее быстро. Она даже в сознание не пришла, лишившись чувств сразу после появления сына. Ирэн Элфрид была очаровательной белокурой красавицей с яркими зелеными глазами, чудными веснушками и ослепляющей улыбкой. Она была жизнерадостной, любознательной, мягкосердечной и обожала все, что было связано с растениями. Ирэн выращивала много полезных трав для аптеки, делала разнообразные сборы, помогавшие при болях или просто державшие в тонусе. По словам отца, именно она разбудила в нем любовь к людям, которую он решил нести дальше после ее смерти. В их доме было не много фотографий с Ирэн, и каждой из них Йоллан дорожил. Но тем не менее была у него самая любимая. Там мама стояла на фоне цветущих кустарников, счастливо улыбаясь. Почему-то глядя на нее Йоллан никогда не чувствовал какой-то невыносимой печали. Была только светлая грусть о том, что он не смог ее узнать. Наверняка ее руки, несмотря на труд, были бы очень нежными. И, наверное, она бы часто целовала его лицо, звонко смеясь. Йоллан нарисовал ее себе такой, какой хотел бы видеть, и это был его способ справляться с ее отсутствием. - Йоллан? – отец обернулся, отвлекшись от бумаг. – Боже правый! Что случилось?! Йоллан сконфужено сжался. Он совсем не принял во внимание, что после произошедшего с шайкой Гранта, вид его был потрепанным. Что само собой не могло остаться не замеченным отцом. - Ты опять подрался? – вздохнул Джонатан и, поднявшись, подошел к нему. – Пойдем, нужно обработать ссадины. Что на этот раз стряслось? - Они задирали нас с Адрианом, - буркнул Йоллан и поплелся за отцом, решив в подробности не вдаваться. Смысла никакого, только расстройство одно. Разместившись в большой комнате за столом, Йоллан подставил лицо заботливым рукам. - Не хочу осуждать твою дружбу с юным Гибсоном, но он не лучшая компания, - заметил Джонатан, в какой уже раз ухаживая за ранами сына. - Он хороший, - упрямо возразил Йоллан. – Я знаю это. Просто… у него свои обстоятельства. Адриан Гибсон был вынужден выживать. Для этого ему частенько приходилось присваивать все, что плохо лежит, совать нос туда, куда запрещено, и заниматься не совсем добропорядочными делишками. Голод не тетка, в конце концов. Но при всем при этом Адриан оставался добродушным, не унывающим, искренним. Йоллан быстро к нему привязался, и помогал, как мог. Делился вещами, едой и сердито пыхтел от того, что не может сделать больше. В идеале было бы здорово, если бы отец забрал Адриана к ним. Гибсон смог бы спокойно жить, опять бы ходил в школу, а у Йоллана был бы брат. Но все было не так просто. - Ты всегда будешь его оправдывать? – едва заметно улыбнулся Джонатан. - Откуда я знаю, - Йоллан пожал плечами. – Ты же сам говоришь, что нужно уметь прощать и давать шанс тем, кто заслуживает. - По-твоему он заслуживает? - Он не виноват, что его отец беспробудный пьяница, а мать… - Йоллан возмущенно махнул рукой. Об Агате Гибсон ходили разные слухи, повторять которые он не собирался. Общеизвестно было то, что это совсем не добрая женщина. Царапины и синяки на лице Адриана в целом говорили о том, что ему не особо повезло с родителями, и Йоллан был убежден, что именно из-за них Адриан такой, какой есть. Впрочем, в отличие от того же Гранта, у него еще была надежда вырасти нормальным человеком. Главное в него поверить, поддержать и наставить на правильный путь. В конце концов, именно Адриан помог Йоллану, когда тот провалился в яму на одном из заброшенных заводов, где мальчишки просто обожали лазить, и, подвернув ногу, никак не мог выбраться. Тогда-то, собственно, и началась их дружба. - Твое желание сделать чью-то жизнь лучше похвально, - отозвался отец. – Мне лишь не нравится, что ты машешь кулаками при этом. - А что мне делать? – искренне возмутился Йоллан. – Они не хотят говорить! Я прошу оставить нас в покое, и что же? Мне приходится драться! Я не понимаю. Почему люди такие, пап? Джонатан, улыбнувшись, вздохнул и отложил лекарства в сторону, после чего присел перед сыном. - Причин много, - произнес он, сжав руку Йоллана в знаке поддержки. – Но ты не должен их осуждать. Осуждение приводит к тому, что ты не сможешь их принять. А, следовательно, не сможешь понять. И помочь. - Но я не могу не осуждать того, кто причиняет другим боль и радуется этому! Это ведь неправильно! Джонатан тепло улыбнулся, рассматривая совсем растерявшегося сына. - Только подумай, насколько такие люди несчастны, если единственная доступная им радость - это радость от чужой боли. - Как их переубедить? – Йоллан требовательно уставился на отца. - Личным примером, - как само собой разумеющее произнес тот. – Что бы вокруг тебя не происходило, какой бы мрак не окружал, ты должен оставаться верным своим убеждениям. Оставаться несгибаемым. Есть правила, есть законы. Соблюдая их сам, стремясь стать лучше, ты можешь вдохновить и других на это. Но, требуя от людей чего-то, ты сам должен соблюдать все свои требования. Иначе не будет никакого смысла. Вот, например, тебе же не нравятся задиры и драчуны, но при этом ты сам дерешься. Йоллан недовольно поджал губы. Иногда отец казался ему слишком уж оторванным от реальности. Быть высокоморальным и несгибаемым очень неудобно и больно, когда тебя лупят в четыре ноги. Но все же кое-что в словах отца ему откликнулось. Идея быть примером Йоллану понравилась. Сотрясать воздух разговорами можно бесконечно, но, если ты не готов на поступки, какой вообще прок от слов? Две недели спустя Адриан пропал. Сперва думали, что он сбежал от доконавшей его семейки, но еще через две недели его тело нашли в километре от города ниже по реке. Говорили, что он упал с моста и захлебнулся. Йоллан смотрел на шайку Гранта и знал, что это сделали они. Может, не намерено. Может, просто им показалось, что это весело, столкнуть кого-то в реку. Там ведь не так уж и глубоко. Только дно каменистое. Если неправильно войти в воду, можно легко удариться головой и оказаться дезориентированным. - Это они сделали, - глухо рычал сквозь сжатые зубы Йоллан, глядя на Гранта с его прихвостнями, торчавших у края леса, который хорошо просматривался со двора дома Элфридов. Боль потери и злость разрывали его на части. Больше всего на свете сейчас он желал вернуться в прошлое и переломать этим хулиганам руки и ноги, как хотел Адриан. Тогда Гибсон был бы жив. - Ты не знаешь этого наверняка, - заметил отец, отвлекшись от записей. - О, я знаю, - более, чем уверенно заявил Йоллан, не обращая внимания на то, как его мелко потряхивает от гнева, который он пытался держать под контролем. - Больше некому. - Это могла быть случайность. Ты не можешь их обвинять, - но Джонатан не спешил соглашаться с сыном. Это так раздражало. Сейчас отец казался полным дураком, который дальше носа не видит. Добрый, всепрощающий, побуждавший к пониманию. И все равно Адриан мертв! - Осуждать не могу, обвинять не могу, - зарычал Йоллан, вцепившись пальцами в забор так крепко, что костяшки пальцев побелели. - Да что я тогда могу?! Прощать и понимать?! Какой в этом смысл?! Они убили Адриана! - Йоллан! – Джонатан все же повысил голос, с укором посмотрев на него. – Остынь! Ты ничего не знаешь наверняка. Я понимаю твои чувства, но остановись. Йоллан упрямо покачал головой, опустив горящий праведным гневом взгляд в землю: - Это все бред… - Что именно? – Джонатан вопросительно изогнул бровь, подавшись чуть вперед. - Человека делают обстоятельства? – Йоллан впервые не то, что сомневался в словах отца, которые он раз за разом произносил в церкви, пытаясь достучаться до людей, а по-настоящему был с ними не согласен. - Злоба и ненависть определяется какими-то обстоятельствами?! Да как бы не так! Человека определяет выбор! Они сделали выбор, какими им быть! Адриан сделал выбор помочь мне, когда я нуждался! А они сделали выбор быть скотами! Убийцами! - Йоллан! – отец ударил по столу ладонью, сердито сдвинув брови. Ну конечно. Сын ведь впервые ставит его постулаты под сомнение так открыто. Но сейчас Йоллану было плевать. Система отца не работала. Она не смогла уберечь Адриана. Действительно славного мальчишку, который оставался хорошим, несмотря на обстоятельства. Поэтому Йоллан не мог отступить. - Отец! – выкрикнул он в ответ. – Прощение и понимание не работают! Люди должны четко знать, к чему приведет их тот или иной выбор! Законы и правила. Только соблюдение законов и правил сможет что-то поменять в этом безумии! - Не возводи мои слова в абсолют, - покачал головой Джонатан, протянув руку к Йоллану, но тот отпрыгнул от нее, не позволив успокаивающему жесту накрыть плечо. - Жизнь может вывернуться так, что соблюдать их просто не получится. Люди не идеальны. Ты не идеален. Тебе тоже придется когда-то что-то нарушать. Это неизбежно. Такова человеческая природа. - Если моя человеческая природа потребует, чтобы я кого-то убил, то лучше я сам умру! – горячо выпалил Йоллан. - Я смогу соблюдать правила и законы! - Йоллан, прошу, - отец посмотрел на него с мольбой. - Я смогу. Я буду лучшим примером! 1890 год. - Сейчас поприветствуем тебя как следует, - криво ухмыльнулся слизеринец, пройдя мимо, и занял свое место на площадке для предстоящей дуэли. Испытывая легкое волнение, Йоллан обвел противника изучающим взглядом. Дерзкая физиономия, самоуверенность выкручена на максимум, ни капли беспокойства в глазах. Он определенно знал, что хорош в том, что им предстоит. Чего Элфрид не мог сказать о самом себе. Магия в его жизнь только-только входила и никакого опыта в волшебных дуэлях у него, само собой, не было. Не считая того, что случилось в Гринготтсе. Йоллан сам удивлялся тому, как гладко у него там вышло противостоять ожившим доспехам. Анализируя произошедшее, он пришел к выводу, что особо не задумывался над тем, что должен делать. Просто действовал по наитию, преследуя единственную цель – не пострадать. И все вышло. Оставалось надеяться, что и сейчас у него получится. Сесть в лужу в первый учебный день на глазах студентов совсем не хотелось. Первое впечатление имеет огромную силу, кто бы что не говорил. И если сейчас он опозорится, то потом отмываться придется долго. Ожидая отмашки профессора, Йоллан продолжал рассматривать слизеринца. Он выглядел настолько расслабленно и чуть ли не надменно, что заставлял нервничать. Йоллан никогда не любил неизвестность, а неосведомленность была способна довести его до белого каления. Оттого он и был подвержен такому пороку, как неудержимое любопытство. Он должен знать, как можно больше. Ему интересно знать, как можно больше. Информация ценна всегда. Но у него ничего не было на слизеринца. В паре метров от него стоял, ухмыляясь, большой вопросительный знак, заставлявший его тревожиться. И пробуждавший желание изучить. А так уж сложилось, что как изучать тех, с кем предстояло драться впервые, Йоллан отлично знал. Кто бы мог подумать, что от той жизни, отгороженной от нынешней днем, когда в нем пробудилась магия, ему понадобятся приобретенные навыки. Подумав об этом, Йоллан потихоньку успокоился и взял волнение под контроль. Ничего страшного. Он вполне подготовлен. Протего знает, Левиосо выучил. А потянуть время для того, чтобы изучить поведение слизеринца в бою, он сумеет. Медленно выдохнув и покрепче сжав палочку в руке, он вернул противнику улыбку. Кто его знает, что там отразилось на лице в этот момент, но Йоллан отчетливо увидел в чужом взгляде мелькнувшую настороженность. Это был хороший знак. - Приступайте, - велела профессор Гекат, и они оба подняли палочки. Нападать, очертя голову, Йоллан не бросился. Это большая глупость в его положении. Поэтому на первые несколько выпадов в свою сторону он только защищался, обращаясь к Протего. - Ну же, мистер Элфрид, не бойтесь, атакуйте, - подбадривала его профессор Гекат, как будто совершенно не понимая, что он делает. Йоллан только мысленно отмахнулся от голоса женщины, оставаясь сосредоточенным на лице и теле слизеринца. Он внимательно, скрупулезно изучал своего оппонента, откладывая в памяти взмахи рук, движения ног и плеч, мимику. Для него они были элементами, складывая которые в той или иной последовательности, он открывал разный результат. И довольно быстро слизеринец продемонстрировал все свои возможности. Когда противник начал повторяться, Йоллан решил, что пора сыграть с чужими умениями. Информации предостаточно. - Не трусь, новичок, - вдруг снисходительно бросил слизеринец. – Никакого удовольствия побеждать слабого цыпленка. Хотя чего еще ждать от Когтеврана? Вы же так боитесь замарать ручки. «Какая прелесть!» - умилился Йоллан, невольно улыбнувшись. Такие невинные, почти детские провокации он давно не слышал. Грант был более изобретателен в своей мотивации: «Танцуй, Элфрид! Давай, пляши, как девчонка! Это платье тебе очень идет! Танцуй, я сказал! Ты же не хочешь, чтобы я свернул шею этому визгливому щенку!». Следующий выпад Йоллан отразил, но вместо того, чтобы ждать очередной атаки, произнес Левиосо. Он едва успел заметить удивление на лице слизеринца, когда снова ударил. Алгоритм победы выстроился в голове буквально за несколько секунд. Ничего сложного. Обескураженный нападением противник не сумел сориентироваться и изменить свои связки. И это было его фатальной ошибкой. Дуэль окончилась падением слизеринца на пол. Йоллан с облегчением выдохнул и опустил палочку. Победа. Цель – не сесть в лужу – достигнута под одобрительные возгласы и аплодисменты. - Призовые очки Когтеврану! – оповестила профессор Гекат. – Вы отлично справились! Йоллан благодарно кивнул и спрыгнул вниз. - Недурно для новичка. Ты можешь постоять за себя, - Элфрид не ожидал, что противник заговорит с ним. В конце концов, обычно после поражения в драке от него бежали, изрыгая проклятия и угрозы, полные ненависти и злобы. Но слизеринец подошел и похвалил. Йоллан настолько растерялся, что все, что смог сделать, это неуверенно кивнуть, улыбнувшись. Слизеринец же, больше ничего не сказав, прошел в конец класса, оставив Элфрида в замешательстве. Но их общению на этом не суждено было окончится. Профессор Гекат направила Йоллана прямиком к мистеру Сэллоу, который, как оказалось, мог помочь с тренировками в отработке заклинаний. Это должно было оказаться безусловно полезным. - Кстати, я Себастьян Сэллоу. Не ожидал такого проворства от того, кто совсем недавно взял палочку в руки. Но, может, это не первая твоя дуэль? – наконец, имя слизеринца стало известно. Йоллан стоял перед ним, присматриваясь к новому знакомому повнимательнее. Теперь, когда они больше не противники, он мог лучше рассмотреть его внешность. А то за изучением его боевых возможностей, он и человека-то толком не заметил. Первое, что бросалось в глаза - веснушки. Много веснушек. Намного больше, чем у самого Йоллана. Темные непослушные волосы, отдававшие медью, карие глаза с хитринкой. И что-то такое вдруг обнаружилось при ближайшем рассмотрении в слизеринце, чему Элфрид не сразу подобрал определение. Что-то, что вызывало необъяснимое стойкое желание на него смотреть. - Если честно, то первая, - Йоллан пожал плечами, продолжая незаметно, как он надеялся, рассматривать Себастьяна. – Наверно, у меня просто талант. - Можешь увиливать, сколько угодно, но я-то знаю, что магия требует таланта и старания, - хмыкнул слизеринец и пробежался оценивающим взглядом по Элфриду. - Знаешь, в Хогвартсе есть один закрытый и неразрешенный дуэльный клуб. Ты отлично туда впишешься… …Йоллан проводил взглядом нового знакомого с легким чувством досады. При чем он сам не понимал, что его расстроило. Вроде все прошло хорошо, они договорились встретиться в дуэльном клубе и снова померяться силой. А потом Себастьян легко попрощался и, развернувшись к Элфриду спиной, пошел прочь. Все было как будто бы естественно и нормально, но Йоллан невесть с чего почувствовал себя огорченным. Удивляясь самому себе, он постарался заняться оставшимися делами, которых в первый день учебы было предостаточно, и вскоре позабыл о своей реакции. И только вечером, уже готовясь ко сну, он осознал, что было не так. Ему было мало того разговора с Себастьяном Сэллоу. Он хотел еще.