С восьмилетием, Эндрю Доу

Он берёт подложку с тортом в слегка обесиленные руки и забирается с ногами на кресло. Они служат подставкой, хоть какой-то опорой. Эндрю также цепляет ложку, немного неумело, будто никогда этого не делал, и пытается отломить ею кусок. Торт не очень поддаётся, и бисквит мнётся, пачкает подложку, но ему это не важно. Миньярд поджимает ноги ближе, и Нил слишком взволнован происходящим. – С днём рождения тебяя... С днём рождения тебяя... С восьмилетием, Эндрю Доуу... С днём рождения тебяя... В уголках глаз Эндрю скапливаются слёзы, но они не находят свой выход на щёки. Голос дрожит на последних словах, и он вынужден судорожно вдохнуть воздух. Внутри появилось слишком странное ощущение. Ощущение, будто Эндрю снова восемь. Он стоит на кухне и смотрит на этот грёбаный торт, на эти тусклые поздравительные шары и дурацкий колпачок. В нём бурлит слишком много чувств: обида, гнев и остальные. Парень пытается подавить в себе желание разрыдаться, как сучка. Он зачерпывает упавший кусочек и отправляет его в рот. И ещё один. И ещё. Би говорила, что заедать чувства и мысли не очень хорошо, но какая сейчас к чёрту разница? Нил подвигает стул, довольно низкий для него, напротив и присаживается, стараясь заглянуть в родные глаза. Он ничерта не понимает. Миньярд никогда не делился с ним прошлым настолько подробно. Нил знал одно: восьмое день рождения сломало ему самопринятие. Кажется, так назвала это Би, когда говорила, что состояние Эндрю немного ухудшается. Это ли она имела ввиду? Нил не был силён в психологии, но где-то читал о проживании эмоций, каких-то гельштатах-хератах. Может, это то, что происходит сейчас с Эндрю? Дрю никогда не был понятнее Нила ни для себя, ни для него, ни для кого. Всё, что может сейчас сделать Джостен, – это поддержать. Он не специалист, он вообще другого склада ума человек, но это действительно важно, когда любимому человеку напротив плохо? – С днём рождения, Эндрю, – тихо повторяет он, и что-то внутри ликует, когда парень откликается на знакомый голос. – День рождения..? – Да, с днём рождения, – снова говорит Нил, судорожно шарясь по карманам. Ему нужно что-нибудь. Хоть какая-то безделушка. Пальцы нащупывают и достают фенечку, сплетённую под руководством Ники. То, что нужно. – Это тебе подарок. Он вкладывает украшение в бледную ладонь и тревожно поднимает взгляд. Мертвенные глаза наконец заражаются слабым блеском. – Мне..? – Да, это ведь подарок на день рождения. – Без секрета? – Без секретов. У нас нет никаких секретов, – вкрадчиво шепчет Нил, пока его сердце трещит по швам. И не только его. Без секретов. Эндрю громко всхлипывает, цепляясь маленькими пальчиками за простыню. – Ты же помнишь, что это наш с тобой секрет? – хрипит Стивен, толкаясь глубже в крошечное, неподатливое тельце. Да, Эндрю помнил, что это секрет. А секреты нужно хранить. Не хранят секреты и плачут только непослушные мальчики, а непослушных детей не любят мама с папой. А новая мама... Она такая хорошая! Она стирает его игрушки и целует в лоб во время завтрака! Доу не может её потерять... Он только получил свою настоящую, первую маму... Секрет. Это секрет. – Без секретов, Дрю, – также ласково произносит Джостен. – У нас их нет. – Я.., – в горле собирается огромный, вязкий ком. – Я могу всё рассказать..? Не может. – Можешь, – твёрдо отвечает Нил, переплетая пальцы в красивый, крепкий замок. – Ты можешь рассказать всё. – И меня не перестанут любить..? Не перестанут, если я скажу правду..? если не буду вежливым..? – Не перестанут, Дрю, – парень аккуратно целует выделяющиеся костяшки. Карими глубокими глазами на него смотрит не грубый бывший зек, а маленький заплаканный малыш, утирающий нос своей голубой футболкой. – Я люблю тебя не за это. – И «пожалуйста»..? – Ты можешь не говорить это слово. Ты не должен. Дрю разбивает, разносит на осколки. Он может не молчать. Может рассказать. Джостен аккуратно тянет его к себе и укладывает головой на свои колени. Пальцы путаются в растрёпанных светлых волосах. Эндрю жмурится, пытаясь отыскать в памяти остатки того дня, когда ему запретили быть ребёнком, но... В голове так пусто. Этого дня будто и не было. Но парень же помнит, что был! Ему же сказали: «нельзя»! Отчаянные поиски сводят результат к нулю. Тот роковой день стёрт из памяти. Миньярд больше не помнит Стивена с его мерзким голосом, заставляющего просить, не помнит торт и шары, не помнит маму, отвернувшуюся от него и холодным голосом сказавшую ему уходить, не помнит социальную работницу, которая погладила по голове и пообещала найти новую семью. – Я куплю тебе мороженое, – обещает нежным голосом Нил и целует напряжённый лоб. – Шоколадное, твоё любимое. – Нам нужно мороженое? – спрашивает мысленно Эндрю, оборачиваясь к ребёнку позади. Тот прижимает к себе крепче грязного жёлтого плюшевого мишку и кивает. – Я хочу мороженое, – тихо признаётся он. – Да... Мороженое... – Мы его купим в торговом центре, – пальцы Нила знают все слабые места на голове любимого и нагло пользуются ими в благих целях. – Хочешь, я снова покатаю тебя в тележке? Ты сядешь туда с ногами, возьмёшься на бортики и будешь командовать, а я – возить тебя в ней и складывать покупки, как и обычно. Хочешь? – Да... Хочу... Сердце Джостена больше не могло оставаться спокойным. – Пойдёшь ко мне на руки? – Угу... Это такая непривычная картина. Никто в мире бы не поверил, что Эндрю-я-сломаю-тебе-руки-Миньярд может доверчиво прижиматься к груди Нила, удобнее устраиваясь в заботливых руках. Его дыхание выравнивается, и тело будто сбрасывает тяжёлый камень с души, долгими годами тянувший вниз. Он наконец свободен? – Спасибо, Нил...