Сирень

Цвела сирень. Её пьянящий аромат смешивался с дымом погребальных костров, наполнял собою и тронный зал, и жалкие хижины Блошиного Конца. И в Великой Септе Бейлора тоже пахло сиренью. Глас Семерых на земле, старик, некогда бывший сыном мелкого межевого рыцаря, но отрёкшийся от имени и герба ради служения Вере, был зол. Но не пристало Верховному Септону гневаться, и потому он лишь опирался на колонну, буравя колкими глазами своего гостя. Закованный в доспехи, с валирийским мечом, лорд-десница походил на Владыку Семи Преисподних. Он явился с делом поистине возмутительным. — Закрыть Септу для прихожан? Никогда! В эти скорбные дни мора она была единственным убежищем для страдающих… — Если вы не заметили, дни мора прошли — благодаря мне. А ваша септа — один сплошной рассадник заразы. Её нужно продезинфицировать! — Не позволю осквернять дом Семерых серой и кислотой, жечь здесь богомерзкие зелья, и... — Тогда я, ради короля и государства, взорву эту септу к Иным, а вас расстреляю. — Я готов стать мучеником за святую Веру! — Я взорву её вместе с прихожанами. Нет, лучше, я с благословения короля, превращу её в весёлый дом. Как вам такое, святой септон? — Не посмеешь, бастард — Верховного Септона трясло от бешенства. — Хоть ты и зачаровал короля поганой ворожбой, и обесчестил королеву, но если пойдёшь на такое, Семеро испепелят тебя, народ тебя уничтожит. — Народ? — ухмыльнулся десница. — Народ будет ходить в весёлый дом… Эй, Элбери, скажи: что нашим добрым горожанам нужнее: септа или бордель? — Ясное дело, септа, милорд — дерзко усмехнулся русоволосый парень, один из самых преданных людей десницы, ставший его волей мастером над шептунами. — В бордель не всякую девицу отпускают, да и местные служительницы чудо как хорошо принимают исповедь! Куда там искусницам с Шелковой улицы. — Вот вам, святой отец, мнение типичного горожанина! Так и быть, септу оставим, но пусть все служительницы её дезинфицируют, если не хотят нести слово Семерых в Лис. — Да они хотят, милорд, только кто ж их отпустит? — вмешался Элбери, очаровательно улыбаясь. Он славился своей дерзостью, и говорили, что Бринден до сих пор не убил его только потому, что никто лучше не умел петь и играть на арфе с серебряными струнами, да еще доставать для Риверса нужные травки. Верховный Септон схватился за сердце, побагровел и осел бы на пол, если б услужливый Элбери не подхватил его. Красивые руки с длинными, тонкими пальцами благоухали сиренью. Верховный Септон понял, что ненавидит этот запах, этого наглого простолюдина, а больше всего — лорда-десницу.