Во сыром бору

Ну всё, это была последняя капля. – Шинске? – изумился Тацума. Опасно покачнулся на стуле, за малым не навернувшись, и хохотнул. – Так он же дом купил. Конечно на окраине, Кинтоки, что ты так смотришь. Мы там пили позавчера, да ты и сам наверняка его видел – это тот самый старый дом у пруда. Кинтоки? Куда ты пошёл? Злость придала ускорения: часовой путь Гинтоки преодолел за вдвое меньшее время, и к дому Такасуги принёсся взмыленный и окончательно разъярившийся. Сначала помер у него на руках, козёл, а теперь! Ну нет, ну сейчас он как у него получит. Дул мягкий июльский ветер: сезон дождей, едва закончившись, принёс за собой славное, неизнурительное тепло, от которого всё хотелось упасть в высокую – по пояс – траву и бездумно смотреть как солнце клонится к закату. За городом было только красивее. Шелестели клёны, шуршал ковыль, сладко пахло цветами. Гинтоки перемахнул через забор, зацепившись за ветку сливы, и спрыгнул на затерявшуюся дорожку. Сад выглядел неухоженным, видно было, что владельцев тут давно не было: всё, что могло зарасти – заросло и переплелось с соседями. Гинтоки отряхнул ладони и, набрав в грудь побольше воздуха, начал излагать свою аргументированную точку зрения. – ИДИ СЮДА, ОДНОГЛАЗЫЙ ТЫ УБЛЮДОК! Он запнулся, запутавшись в каком-то плюще, и шумно фыркнул. Даже сад у этого мудака был под стать. Где-то в глубине дома едва слышно скрипнули половицы. Послышался шорох, затем приближающиеся шаги, очень неторопливые. Гинтоки с силой пнул подвернувшийся под ногу камень и заскрипел зубами. Издевается, козёл, точно издевается, сейчас он как ему... – КАК ТАК МОЖНО, СКОТИНА, ТЫ ЧТО, ДАВНО ПО РОЖЕ НЕ ПОЛУЧАЛ? ТАК Я СЕЙЧАС ДАМ! Дверь без скрипа отъехала в сторону, и Гинтоки замер, распахнув разом рот и глаза. Хиджиката, небрежно прислонившийся плечом к косяку, выбил сигарету из пачки. Закатное солнце бликами играло на его влажной от испарины коже, подчёркивая череду синяков, укусов, засосов. Небрежно затянутая юката, распахнутая на груди, не скрывала вообще ничего, а затем и вовсе начала неспешно сползать с плеча. Гинтоки с силой зажмурился и вновь приоткрыл глаза. Ведь могло же ему почудиться, правда? Но нет: на энгаве нового дома Такасуги стоял педантичный и злобный, как некормленный волк, Хиджиката, и выглядел совсем не злобным и не педантичным. Он выглядел затраханным, вот что. И не бумажками, как обычно, а кем-то абсолютно не стеснявшимся оставлять после себя следы. Кем-то... Гинтоки захрипел, наконец поняв, что ещё в этой сюрреалистичной не давало ему покоя. Хиджиката небрежно натянул обратно на плечо ворот сползшей юкаты. Её тёмно-фиолетовая ткань хорошо контрастировала со всеми его синяками. А бабочки? Бабочки отлично смотрелись на солнце. Хиджиката откинул назад голову и длинно выдохнул дым в потолок. – Можешь не спешить, – сказал он небрежно. – Я ему уже дал. – Ты что? – тупо переспросил Гинтоки. Хиджиката задумчиво посмотрел вниз, и Гинтоки посмотрел тоже, хотя зачем, зачем, оно всё и без того отпечаталось на изнанке век: полуобнажённое тело, плёнка пота на коже, следы на ней, красноречивые и вполне однозначные. – И... давно это у вас? Мысленно Гинтоки кропотливо перебирал каждый раз, когда они могли встретиться, но не находил ни единого. И неужели ни один из них ничего бы ему не сказал? Они все были слишком похожи, чтобы не бесить друг друга и не вопить об этом на весь свет. Да он даже когда Такасуги валялся мёртвым, не уставал жаловаться на него вусмерть пьяному Тацуме, пусть тот и отмахивался от него подушкой как мог. Хиджиката небрежно фыркнул. – Когда он там вернулся, неделю назад? Вот и познакомились, – он повёл рукой, доходчиво обрисовывая ситуацию. Пояс, слабо затянутый, провис сильнее, и ткань распахнулась, открывая низ живота и аккуратно подстриженные волосы чуть пониже. – Вот и познакомились, – рассеянно повторил Гинтоки. Запрыгнул на энгаву, становясь рядом, и заглянул в темноту коридора. – Погоди, вы что, трахались всю неделю? Хиджиката пару секунд посверлил его взглядом, в котором отражалось невежливое недоумение – не иначе как передавшееся через постель, – и вдруг заржал. – А ты предлагаешь раз в месяц? – Предлагаю? Ничего я не предлагаю, – оскорбился Гинтоки. – Как вообще кто-то может трахаться с кем-то из вас, это... – А глазами ты меня жрёшь, потому что Такасуги задолжал тебе пожрать? Гинтоки возмущённо засопел и демонстративно перевёл взгляд повыше. Повыше оказались ключицы и чёткие, явственные следы от пальцев на горле. – Да чтоб тебя, – пробормотал он, отворачиваясь, но Хиджиката цепко поймал его за локоть. Сигарета выпала из его рта, и Гинтоки машинально затушил её носком сапога. – Далеко собрался? – светски спросил Хиджиката, но в его тоне было явно заметно нараставшее раздражение. – Подальше отсюда, – буркнул Гинтоки, потрясая рукой, но Хиджиката, когда хотел, упорно не понимал намёков. – Не думаю. Гинтоки оглянулся через плечо. – И что ты мне сделаешь? Хиджиката дёрнул его на себя и сухо, как будто права зачитывал, сообщил прямо в ухо: – Скручу тебя и вырублю, если понадобится. Спорим, ты даже сопротивляться толком не будешь? По коже от этого дурацкого шёпота ползли мурашки. – Вот ещё, – отбил Гинтоки, сводя лопатки. Свободная ладонь Хиджикаты легла ему на живот – и отвлекала. – Если пойдёшь сам, то сэкономишь нам кучу времени. Потратим его на что-нибудь поприятней. Гинтоки безуспешно облизнул пересхошие губы. – Кто ты и куда ты дел Хиджикату? Ты же вечно краснел и стеснялся, стоило полапать тебя за коленку. – А надо было хватать сразу повыше, – с ленцой подсказал Такасуги из темноты коридора. Гинтоки вздрогнул, оглядываясь, и тот степенно вышел на свет. На нём была очередная разноцветная юката и столько же следов, сколько на Хиджикате. И куда меньше шрамов. – А глаз откуда? – не удержался Гинтоки. Рёбра ныли, будто по ним проехался целый каток. Такасуги подошёл ещё ближе, мотнул головой, привычным движением откидывая чёлку назад. Усмешка преобразила его помолодевшее лицо, сделала его более знакомым и привычным. – Бонус за хорошее поведение. – Иди нахрен, – буркнул Гинтоки, а Такасуги рассмеялся и положил ладонь ему на бицепс, нагло влез пальцами под край рубашки. Стиснул, не сдерживая усилий, и тут же погладил. – Ну пошли. Гинтоки молча смотрел на него: картинка не складывалась – этот Такасуги не был похож на того, который лежал у него на руках и велел улыбаться. Или на того, который с ним дрался. Или на того, который обещал уничтожить весь этот прогнивший мир. Такасуги молча усмехнулся, подался вперёд, пока не прижался лбом к его лбу, и Гинтоки выдохнул. Так, будто все минуты до изо всех сил задерживал воздух. Руки Хиджикаты, на удивление молчаливого, обвились вокруг талии. – Гинтоки, – почти беззвучно позвал Такасуги. Его пальцы тронули лицо, легли, с силой сжавшись, на шею. – И всё равно ты скотина, – сказал Гинтоки, смяв в кулаке ворот его юкаты и притянув ещё ближе. Было мало, всего этого было мало. Если бы мог, он влез бы ему под кожу. – Внутрь, – велел Хиджиката. Его губы обожгли затылок. – Ты тоже скотина, – бросил Гинтоки, едва повернув голову, и Такасуги, тихо засмеявшись, поцеловал край его рта. – Эй, это подло! – Двое на одного? – притворно изумился Такасуги. – С каких это пор? – С тех, когда вы оба играете против меня! – Разве это игра? Руки всё так же чесались: наподдать этому козлу со всей дури, разнести в щепки этот кошмарный сад, катаясь в траве и снося всё подряд. – Хозяин из тебя дерьмовейший, – вместо этого произнёс Гинтоки, оттолкнув его от себя. Такасуги отступил – так послушно и плавно, что разом стало слишком уж горячо. Особенно когда Хиджиката издал короткий смешок и легко прикусил его плечо. – Я то же ему сказал. – Я отвлёкся, – ухмыльнулся Такасуги. Провёл по груди, нажимая на синяки, и у Хиджикаты сбилось дыхание. Впрочем, и у Гинтоки. – Внутрь, – повторил Хиджиката, и в его голосе звякнул металл. – Или мы проверим, что именно этот придурок хотел тебе дать, прямо здесь. – С какого хрена я придурок? – А он собирался мне дать? – Разве что по роже. Такасуги мигом оказался близко, опаляя дыханием щёку, и прошептал: – Ну кто же портит такое лицо? И если ты выбьешь мне зубы, так неудобно будет брать тебя в рот. Гинтоки дёрнулся в их руках, издав короткий хрип. – Иди нахрен! – Эй, Хиджиката, – позвал Такасуги, не расцепляя взгляда – у Гинтоки уже глаза горели, так сильно хотелось моргнуть, а не пялиться в эти... эти... такие зелёные оба, боги, он давно их забыл. – Чья там очередь? – Моя, – лаконично ответил Хиджиката, закуривая. Дым смешался с запахом травы, июля, пота и возбуждения. – Отлично. Видишь, Гинтоки? – сказал Такасуги без перехода, с той же будничной интонацией. – Значит я смогу сходить на хрен, а ты сможешь смотреть. Гинтоки зажмурился, пытаясь убедить себя, что всё это сон. Сейчас он проснётся, и солнце будет слепить, дети переругиваться, старуха орать с первого этажа. Горячий язык медленно прошёлся по нижней губе, и Гинтоки машинально приоткрыл рот. Такасуги одобрительно хмыкнул и углубил поцелуй, и Гинтоки задохнулся, вцепился в его плечи, забравшись руками под свободный ворот юкаты. Пальцы Хиджикаты на животе спустились ниже, дразня, но не касаясь самого главного. Было жарко и хорошо, так хорошо. – О, Кинтоки! – воскликнул Тацума, тяжело дыша. Схватился за громко скрипнувшие ворота, висящие на верхней петле, и прижал руку в ходуном ходящей груди. – Наконец я тебя нагнал! Гинтоки недовольно зарычал прямо в поцелуй, а Такасуги рассмеялся и провёл по его губам пальцем – сильно, с нажимом и обещанием. – Стоило слушаться Хиджикату, – хрипло сказал он. – От вашего дружка мы не спаслись бы и в доме, – произнёс тот, но в его голосе слышалась та же досада. – К чёрту всё, – выругался Гинтоки, выпутался из их рук и грузно спрыгнул с энгавы. Земля качалась и не держали ноги, но он, выпрямившись, упорно и размашисто зашагал к воротам. – Привет, Тацума, пока, Тацума. – Ха-ха, Гинтоки, я же только пришёл! – воскликнул тот. Очки сползли, открывая бездну ехидства во взгляде. – Вот и гуляй обратно, – прошипел Гинтоки, подпихивая его под рёбра. – Как невежливо, – хохотнул Сакамото. Запустил руку во внутренний карман и сунул что-то плотное и твёрдое Гинтоки за пазуху. – Не благодари. Гинтоки недоумённо посмотрел ему вслед, прежде чем вытащить внезапный подарок наружу. – Что он тебе притащил? – поинтересовался Такасуги, становясь рядом. Украденная у Хиджикаты сигарета болталась в углу его рта. Гинтоки, с трудом отвлёкшийся от разглядывания его покрасневших губ и мерцающего между них огонька, перевёл взгляд вниз. – Смазка с эффектом заживления, – бездумно прочитал он. – О-о, – сочувственно ухмыльнулся Такасуги. Гинтоки с чувством помолчал. – Я его убью. – Едва ли у тебя найдутся на это силы, – разумно сказал Хиджиката и с издёвкой похлопал его по плечу. – Про "дам" я говорил метафорически! Метафорически, полицейская ты морда! – Мне тоже можешь дать, я не против. – Да вы оба... Хиджиката поцеловал его – как курок к голове приставил и дал сразу контрольный. Гинтоки шумно выдохнул ему в рот и сдался. Такасуги прижался к спине, больно ввинтился подбородком в плечо. Вот чьи руки не церемонились, хватаясь за самое ценное и дорогое – бережно, но с намёком на шантаж и угрозу. Ладно, так уж и быть, один раз. Два?.. Два – максимум. А вот потом они ему за всё ответят, будут отвечать всю ночь напролёт. Или он не Саката Гинтоки.