Любимый Немец

Я хочу найти ответы, на вопрос о том, что значит счастье.

POV Саске       Ты в плаще из мерзкого кожаного материала, сковывающего каждоё движение, а дым сигаретный пропитывает его насквозь, заглушая и без того стойкий запах животной туши. На улице дождь, идешь по мокрым мостовым Берлина, будто нарочито наступая в каждую встречную лужу, заставляя мутные капли с бензиновыми разводами разлетаться в разные стороны... перед Тобой. Проходящие мимо лица словно теней портреты. Они уже даже не люди, просто лица - одинаковые, ничего не значащие. Заброшенный готический храм на фоне свинцового неба как картина, преисподняя на Земле.       А я Тебя дожидаюсь в ванной, мелькая своим обнаженным, тощим и измученным телом у окна. Но Ты не хочешь ко мне подняться. Я устал ждать, уже не в моготу терпеть эти томительные мгновенья ещё жизни. Думаешь, что остановлюсь? Нет, уже слишком поздно. Сорвусь. Чувствую, что сорвусь. Всё к чёрту! Ну, сколько ждать Тебя, мой желанный? Закрываю глаза, предо мной вереница смутных картин. Они порождают желание, паразитируя в моём и без того замусоренном мозгу, не давая спокойно жить. Тяжелый вздох. Приятные ощущения внизу живота, которые мгновения спустя становятся тяжелым камнем, мучительно тянущем ко дну... дну собственной морали. Желание. Когда я снова почувствую Твои тяжелые, крепкие руки на своей талии, когда Твои длинные когти будут сжимать мое тело, оставляя собственнические отметины: гематомы и синяки? Ну когда будут ругательства за очередную мою выходку, и когда же я буду вновь вдыхать тот запах крепкого Винстона, что так дурманит, вызывает особую дрожь, тошноту, ну когда же? Хочется рвать и метать. С тумбы полетела дорогущая ваза — как же наплевать — и, разлетелась при встрече с кафелем на сотню частей. Смотри, Ты разбиваешь мою нервную систему также, раз за разом исключая возможность склеить её заново. Небольшие осколки впились в ступню, но я не сразу это замечаю. Из ран потянулась красная жидкость. Кровь. Да, я знаю, как же она Тебя дурманит, заставляя желать ее всё больше и больше. Это как вампиризм, одержимость живительной субстанцией. Как же Тебе приятно, когда я окровавленный лежу на Твоей постели уже без сознания. Ты как зверь, сполна насытившийся своей жертвой: лишь улыбнешься, встанешь и покинешь дом. Это ненадолго, ведь Ты тоже зависим от этого. Снова ввалишься: пьяный, мокрый, чертовски желанный. А мне нравится эта дурманящая смесь запахов дорогого алкоголя, терпкого одеколона и Твой собственный. Комом к горлу подступает тошнота... и это мне нравится. Я так хочу Тебя вновь бояться.       Не могу терпеть больше, ожидание невыносимо. Бритва — заманчивое изобретение. Уже отточенные движения, вдоль по венам. Алая кровь струится по рукам, окутывая их словно красный туман. Настолько привычно, что это уже не рваные раны. Глубокие, но жить мне дадут еще часа два. Мне этого хватит. Почему же я улыбаюсь? Хотя, уже все равно. Веки опускаются. Смешок. Я хочу подарить Тебе этот букет алых слез из запястий. Я хочу найти ответы, на вопрос: «Что значит счастье?».       Не помню как, но я в горячей воде. Все равно, что намокнут холщовые черные брюки. Красная вода омывает мое бело тело, оставляя на нем некий намёк на румянец. Вены не болят, только кровь струится. Запрокидываю голову вверх, так проще отогнать ненужные мысли. Взгляд сверлит потолок, он такой белый... прямо как там. У меня остаётся только два варианта: либо снова оказаться в том Богом забытом месте, либо умереть. Второй вариант мне нравится куда больше. Перед глазами всё плывёт. Серым кафелем давят стены. Кружится голова, создавая причудливый калейдоскоп бредней вперемешку с реальностью. Закрываю глаза. И все. Жаль, что времени нет проститься…       Резким движением меня приводят в сознание. Ощущаю грубую и шершавую руку на своем плече, сжимающим чуть ли не до хруста. О, это божественное ощущение. Это Он. — Придурок, слышишь меня, не смей умирать?! — хриплый голос чеканит слово за словом. Отчетливый немецкий акцент. Этот голос заставит кого угодно содрогнуться, подавить в себе личность и прикажет подчиниться Ему. Так это и случилось. Меня выдернули из ванны и прижали к этому самому серому кафелю. Чувствую желанный запах — определённо, это зависимость — сигареты и алкоголь. Всё ещё тошнит. Я, наверняка сейчас похож на куклу-марионетку, что безмолвно подчиняется всем прихотям своего хозяина. А Он умело дёргает за струны души, заставляет испытывать вечные страдания. Я... я лишь пытался это оборвать. Медленно открываю глаза. Расплывчато, но вижу. Вижу Его. Я бы вечно смотрел на его сухие, обветренные губы и кожу. Эти черты лица... настолько правильные, будто вылеплены умелыми скульпторами античности. Небольшая щетина, что колется и вызывает раздражение. Мне все это нравится. Именно по этому я Его муж. Нет, не муж, скорее раб. Закинув на плечо, меня несут куда-то. Не вижу, да и не хочу видеть: мне уже давно всё равно. Чувствую лишь ужасное свербящее ощущение на запястьях и предплечьях. Это из-за плотной ткани полотенца, которой мне перевязали обе руки, затянув, видимо, слишком сильно. Приземляюсь на бетонный пол, Он улыбнулся мне. Я сделаю все, лишь бы снова увидеть эту улыбку! Жестокая и циничная. И мне это нравится. — Сука! Никогда так не делай! — Он повышает тон? Нервничать начинает. Я Его люблю за это. Но голос так и остается со стальными нотками. На шее чувствуется холод и тяжесть металла, что обвивает ее, словно кольцо. Ошейник. — Прости…— это все, что я смог сказать.       Резкий удар сапогом по лицу. Падаю. На губах неприятный остаток дорожного мусора, но я лишь неловко потер губы. Он снял ремень со своих брюк цвета хаки. На миг по глазам ударил отблеск металлической пряжки с какой-то надписью. Эту надпись я много раз видел: когда готовил Ему форму перед отъездом в очередную командировку, чтоб тот ее не искал по дому, когда убирал квартиру после его прихода. Замах и резкий удар по ребрам, животу и ногам отрывают меня от воспоминаний. На местах ударов налились свежие синяки, иногда закрывая более старые. Ощущение жжения и дикой боли. Наконец-то. Мне все это нравится. Это грань безумия и реальности. Я люблю боль, а Он любит приносить ее людям... Вот такой симбиоз.       С меня стянули штаны и нижнее белье. Он сделал это рвано, больно, поцарапав и без того ободранную кожу моего хрупкого тела. Сняв с себя пиджак и рубашку, он навис надо мной. Зрение нормализовалось, теперь я отчетливо вижу Его тело: крепкий корпус, накачанный пресс и ноги, мощная шея... и шрамы, что усыпаны буквально по всему телу, создавая причудливые дорожки, пересекаясь друг с другом. Взгляд чуть выше. Бетонный пол не давал укрытия от этих безумно манящих глаз. Я тону в их синеве, даже становится холодно, будто всё тело сковало льдом. Он больно сдавливает мои руки, давит на них. По ощущениям кости вот-вот сломаются, принося этим огромное удовольствие Ему... и мне. И, наконец, накрывает мои губы своими. Поцелуй, словно жгучий перец. Кусает мои губы и язык, заставляя сглатывать жидкость с металлическим привкусом. Обследует как первый раз уже досконально изученную территорию, проходясь языком по ряду зубов, нёбу. Не замечаю отведённой руки. Секунда. Удар под дых. Я задыхаюсь. Он, видя это, прерывает сладкую пытку. Выплюнув немного крови на пол и чуть отдышавшись, я потянулся рукой к Его лицу, за что получил очередной удар по больной конечности. Вдавив меня в пол, Он ласкает мое тело: целует шею, оставляя на ней багровые засосы — это возбуждает безумно — трется своими брюками о мою плоть, вызывая раздражение на коже, но очень приятное ощущение. Контрастировало это ощущение с целой серией сильных ударов. Синяками покрывалось все мое тело. Он кусал мою ключицу и царапал до крови мои руки, нанося всё больше повреждений. Прокусив вену на шее, Он начал пить кровь. Это самая сладкая пытка: словно по оголенным нервам провести раскаленным металлом. Стоны и крики доносились только с моей стороны, заполняя всю комнату, но Он всё ещё держался. Несколько мгновений спустя я ощущаю как горькая жидкость льётся мне на лицо, я морщусь, будто новорождённый котёнок, чуть ли не захлёбываясь. Так противно пахнет только водка. С трудом открываю глаза из-за слипшихся влажных ресниц. Он снюхивает дорожку белого порошка с собственного предплечья. Замечает мой пристальный взгляд. Из кармана брюк, Он ловко достаёт прозрачный пакет с жевательным героином, протягивая мне. Предлагает, заботится. Кокаин, героин и водка. Ты — мой самый любимый немец. И я поддаюсь вверх, стараясь дотянуться до Его губ.       Поцелуев было уже мало. Это всегда происходило неожиданно, резко. Мне и это нравилось. Он чуть отстранился от меня, сдёргивая попутно уже расстёгнутую рубашку. Дальше штаны — всё так же грубо, рывком. Пуговица отскочила от бетонного пола, создавая странный слуховой контраст полной тишине, царящий в этой комнате. Понимая, что будет дальше, я лишь сглотнул. Он закинул мои ноги на собственные плечи. Уже не было вот этого трепета, когда в меня входил первый палец, смоченный слюной, а за ним второй и третий — это была лишь лишь разминка перед тем, что только предстоит. Я постарался расслабиться и закрыл глаза. Он слушал моё дыхание, выжидая момент. Я чувствовал его разгорячённое тело, пульсирующую головку члена, из которой уже просто до невозможного сочилась смазка. Он обжигал меня каждым прикосновением, а его запах щекотал нос, заставляя вдыхать его все глубже. Вошел. Резко и до основания. Вжав мои руки в пол, сделал первый, столь желанный, толчок, но тут же остановился. Целуя тело, пытался как-то отвлечь от боли. Но и эта передышка длилась недолго. Никто со мной нежничать не собирался и буквально через пару минут Он уже вдалбливался в меня, задевая простату. Это было не сложно, так как моё тело им изучено уже вдоль и поперёк. С моих губ слетали крики и стоны, мольбы прекратить — Ему это нравилось. Он показывал это тем, что наращивал темп, тяжело дышал, иногда срываясь на хрип. Мне оставалось лишь отдаться Ему. Лишь годы "тренировок" уберегли меня от разрыва,который был обеспечен под натиском моего Мужа. Раны на руках снова открылись — ведь никто даже и не планировал отпускать мои запястья — пропитывая кровью все полотенце. Он мог чувствовать, тот букет, что я так старательно, для Него готовил. Букет алых слез из моих запястий. Он бы мог меня мучить ещё очень долго, но каждый раз, вдалбливаясь в моё тело, жалел. Кончив в меня, он высунул свой член и невесомо поцеловал в щеку. Отстранился. Я был полностью обессилен и последнее, что успело отпечататься в соём сознании — звук захлопывающиеся двери.       Очнулся я там же, где и вырубился. Пробуждение было вызвано тем, что кто-то меня зовет. Слегка приоткрыв глаза, я увидел Его. Дыхание перехватило, на губах мелькнула едва заметная улыбка. Он рядом, здесь, со мной. Он гладил меня по голове, которая мирно покоилась на Его коленях. Как ни странно, я уже был одет. Эти порывы нежности были крайне редки, и я наслаждался этими моментами, бережно впечатывая себе в память одно за другим. Он наклонился и поцеловал меня. В этом поцелуе не было той безумности, которой мне обычно так не хватает, он был наполнен трепетом. — Саске, я тебя люблю. — Шепотом. Я это знал: всегда знал, и буду знать. Ведь если бы не это, Он бы не оставался со мной все это время. Я удержу его любой ценой. — Ты мой самый любимый Немец. Мой милый Наруто. — Сказав это, я улыбнулся и переплёл наши пальцы. Я за руку держу ответ, на вопрос о том, что значит счастье.