СНОВА!
Инк рождается в невероятно огромном, белом, слепящем и наполненным мертвой пустотой месте. Он ходит меж белыми, незавершенными трупами чего-то, что вызывает в его душе нечто, что другой бы назвал радостью, но ведь он их не знает. Они все мертвы, в отличии от него. Он один жив, но он уверен, эти стоящие в оцепенении кривых набросков, белые с черными, кое-где прерывающимися или подтекающими контурами, неправильные и непроработанные персонажи без лиц смотрят на него. Наблюдают. Просят о помощи, хотят ожить, хотят сдвинутся, хотят... Умереть? Нет. Они ничего не хотят, это Инк. Он сходит с ума и думает за них. Это он хочет умереть. Это он кричит, плачет, умоляет, бьется в истериках и жаждет. Он хочет, чтобы они ожили. Он просит кого-то, зная, что его слышат, но не хотят слушать. Он... Инк? Хочет помочь или сам жаждет помощи? А может... Смерти? Может он не слышит себя в последнее время, потому что просит не закончить этот мир, а просто убить его и подарить спокойствие, вместо постоянных страданий?-почему?-
На этот, заданный уже в тысячный раз вопрос никто не отвечает. Он не может ответить. Он не может говорить - постоянные всхлипы мешают сделать даже ненужный незаконченной твари белой пустоты вздох.-пожалуйста-
Единственное, что вырывается из больного от постоянных истерик горла белого, с серыми пятнышками в некоторых частях, скелета. Тут больше никого нету. Он один. Его бросил тот, кто хотел создать его, его историю и его мир, тех, кто окружал бы его. Его бросили. Про него забыли? Да, видимо так, но он не хочет с этим мириться.-я не хочу быть забытым-
Новая мантра была заведена на долги и долгие минуты. Может часы. А может и вовсе - года. Инк не знает, но он чувствует как затекло его тело, как предплечья горят и истекают черными каплями от постоянного трения. Когда он протер себе руки? Когда слезы перестали литься и голос пропал окончательно? Как давно он слышит этот звон в своей голове? Неужели он один? Где остальные незаконченные твари этой бескрайней пустоты?-я не хочу быть один-
Белая черепушка поднимается в испуге, глаза вновь, в очередной бесконечный раз наполняются прозрачными слезами и дрожащие руки сами собой тянутся в грудину. Холодные кончики фаланг пальцев осторожно касаются собственной души, черной, состоящий из чего-то жидкого и одновременно плотного, липкого. Кончики белоснежных пальцев резко впиваются в душу, принося невероятно сильные боли всему телу, но ему уже все равно. Он уже решил, что быть вечным живым никем он не хочет. Прямо здесь, сейчас, своими собственными руками он порвет свою душу, а два оставшихся черных кусочка быстро осыпятся прахом. Тот смешается со слезами. Последними прозрачными каплями состоящими из боли, отчаяния и умиротворения.-Я ПРОСТО ХОЧУ БЫТЬ КЕМ-ТО!-
Мягкий диван оседает под малым весом хозяина дома, глухое шуршание разносится в гробовой тишине, отрывая страдающее от невыносимого страха и противных воспоминаний сознание. Инк вновь видел свое прошлое, постоянно гоняющееся за ним по пятам его и без того неспокойной жизни и даже бездушие с короткой памятью не спасает его от этой напасти. Сколько бы он не жался по углам собственного дома, сколько бы он не пил лекарств и красок, сколько бы он не старался избавится от памяти о прошлом, оно всегда следовало по его пятам, будто чуяло запах чернильной крови, однажды побывавшей на бесконечном полу мертвой пустоты. Второй этаж дома отличался громкими звуками. Неужели он забыл выключить воду в ванной? Или этот звук ему вновь только кажется и эта плотная и вязкая черная жижа плод его больного и испуганного воображения? Может хлюпанье не настоящее и эти черные пятна на потолке, маленький ручеек на лестнице и дорожки на окнах ему просто чудятся? Да. Это все ложь больного воображения. Надо просто посидеть некоторое время, не обращать внимание и все пройдет само собой. Все пройдет. Все пройдет. Все... -А? По лбу белого черепа, рассекая крупной каплей правую глазницу, скатились вязкие чернила, пачкая при падении одежду, перекрывая надписи на шарфе, въедаясь в перчатку, когда Инк проводит по новому пятну ладонью. Нет, не стоит сейчас двигаться. Этого нету и ощущения тоже не настоящие. Это пройдет. Как прошла его боль, как отступило отчаяние, как пришло спокойствие, как... Как пришла смерть и новообретенное существование. Белые зрачки глаз гуляют по стенам, белоснежные босые ноги прячутся под мешковатой тканью штанин комбинезона, скелет сидит на диване в позе лотоса и мелко дрожит. Это ненастоящее, капли ему мерещатся, но он продолжает чувствовать, как над ним скапливается черное пятно краски, капает маленькими кусочками на череп, скатывается за шиворот и мерзко скользит по позвоночнику вниз. Застревает на ребрах. Лишает воздуха. Лишает рассудка. -Уйди... Молю... Но он не уходит, не взирая на постоянные мольбы. Инк закрывает глазницы руками, старается не обращать внимание на поток слез и непрекращающуюся дрожь во всем теле, сгусток вязкого страха под ребрами. Прошлое преследует. Память не отстает ни на шаг и быстрее подбирается к охолодевшей шее, обещает вырвать дрожащие конечности, клянется добить узорчатые ребра. Они преследуют, давят, уничтожают, разрушают с невероятной скоростью и жестокостью. Они подбираются все ближе. Они рядом. Жидкость булькает, скрипит и шоркает по полу, ползет по полу и ищет его холодные, мертвые кости. Это его прошлое, нечто, что было его душой. Это он сам. Инк сам восстает из чернил за своей спиной и делает несколько коротких шагов к дивану, противно скрипя при движении. Руки Инка медленно, аккуратно, будто прикасаются к фарфоровой кукле, закрепляют круг пальцами на шее.-Молю...-
Голос прошлого Инка, мольбы души Инка, боль тела Инка. Эти хрипы сопровождали его тогда, когда он кричал от безысходности, задыхался собственными слезами, глох от собственного крика, преследуют призраком сейчас.-Убей меня-
Создатель тогда не услышал. Мир тогда не слышал, а пустота отвечала только глухим эхом. Инк не слышал себя сам, теперь жалеет, что не разорвал свою душу задолго до этих истерик, ведь теперь смерть - награда, а не приговор.-УМРИ!-
Холодные, вязкие, хлюпающие и утопающие чернильные руки смыкаются на белоснежной, украшенной лианами узоров шее Инка. Через всхлипы, хрипы, просьбы и мольбы прошлого слышится трест шейных позвонков. Голова беззвучно падает в ноги, непогасшие глазницы наблюдают за телом последние мгновения и гаснут, на последок мигнув голубым восклицательным знаком и красной мишенью. За спиной уже безголового тела стоит чернильный Инк, он плачет и одними «губами» о чем-то молит. умри убей умри убей умри убей умри! УБЕЙ! Инк подскочил на кровати в холодном поту, а на его глазах блестели жемчужинки прозрачных слез. Это был сон? Очередной кошмар о прошлом, один из многих, что преследует его на протяжении всей жизни, один из многих, что приснится в будущем. «Просто сон» - облегченно вздыхает художник и поудобнее укладывается на горе подушек и одеял. Уставшие белки глаз мельком скользят по руке. На перчатке кляксой расплескалось черное пятнышко, точно такое же, как во сне, когда он стер чернила с головы. За спиной слышится хрип вязкой жидкости. Тело повернулось на звук быстрее, чем Инк успел подумать. Перед глазами стояла непроглядная, мертвая тьма.