Деструкция – тяга индивида к совершению разрушительных действий, провоцированию конфликтов, противопоставлению себя всем принятым нормам общественной жизни. Деструктивная личность создает ряд проблем, как себе, так и своему окружению.
***
Парень затаил дыхание, зажмуриваясь, что есть мочи, крепко зацепив руку на сердце. Он медленно опустился на колени, давясь рвущимся наружу всхлипом, судорожно пытаясь вдохнуть воздух. Его сердце колотилось с такой режущей болью, что это не было сравнимо ни с каким другим дискомфортом. Его пальцы так устали сжиматься в кулаки, что он уже перестал их чувствовать. — Когда же ты уже наконец оставишь меня в покое?! Сколько ещё я должен это терпеть?! — плаксиво выдавил подросток, прижимаясь разгорячённым лбом к холодной плитке пола. — Прошу…пожалуйста, — звучало так жалобно и прискорбно, что создавалось впечатление, будто бы человек, говорящий это, цеплялся, казалось, за последнюю надежду в своей жизни, давая шанс самому себе. Шанс остаться живым, для начала. Почему ты не можешь прикоснуться к своему сердцу? Ещё немного и ты умрешь… Твоя черепная коробка взорвется, тело покроется ожогами, а кровь испарится, будто бурлящая вода. Сейчас тебе так тяжело, да? Я могу надавить сильнее. Я знаю, что тебе будет больно. Прекрасно знаю. Но я не могу совладать с этим телом иначе… Отражение подцепило воротник своей помятой рубашки, легко подтягивая его вверх, и улыбнулось потоку накатившей боли, что отозвалась синяками на шее и крупными царапинами по всему телу. Глухой вздох выбил из его рта надменный смешок, что каждый раз заставлял тело покрываться мерзкой коркой мурашек. Ему было плевать на трепыхания своего же отравленного организма. Оно готово было порвать на куски самого себя, дабы утихомирить инстинкт, заставляющий поедать невинные тела виновных людей. Это его природа — быть убийцей, быть хищником. Оно легко могло оказаться внутри твоей головы, постепенно, будто червь, оно бы убивало твой мозг, посылая горький яд во все концы твоих тонких сосудов, что уже разваливались как пепел. Ему нравилось быть причиной твоего недуга, из-за которого ты не можешь спокойно дышать, изредка переходя в режим гипервентиляции, потому что зверь решил задушить твои лёгкие. И было бы ему достаточно просто убить тебя… Но оно тоже задыхалось. И лишь эта система зависимости держала тебя в мире живых. Парень, что сейчас в полном отчаянии скатился по стене на пол выглядел как брошенный кот. Такой же дикий, вычурной, лохматый и замученный. Хорошие хозяева своих животных не выбрасывают, не так-ли? Он жмурился, корчился, не зная куда деть свою боль. Такое тяжёлое чувство безысходности не давало и шанса отдышаться, погружая рассудок в пучину неясности. Тянущее чувство оповестило о задержке в горле кислорода. И чем ниже тот наклонял голову, тем больше приходилось сопротивляться, дабы не помереть умышленно. Никакая гордость или попытки доказать, что ты способен сражаться уже не использовались. Хватило нескольких раз, чтобы подавить их целиком, оставляя лишь жалобные «пожалуйста» или «перестань». Но даже если и так, то все равно кажется, что отражение никогда не устанет слышать это. Такое до тошноты знакомое чувство удушья, казалось, висит на твоей шее уже всю осознанную жизнь. Но судьбе хватило совести не разлагать твой разум в столь раннем возрасте, дабы в будущем ты отхватил вдвое больше. И всё почему? Потому что ты жалок. Лампа неприятно цокала от перенапряжения и, казалось, дополняла этим нагнетающее капанье воды из-под крана, создавая звук который так сильно вводил в отчаяние. — Давай же, милый, вставай, мне нужно осмотреть тебя повнимательнее, — заулыбался парень в зеркале, продолжая тянуть за ворот рубашки, глуша в себе желание расхохотаться — Иначе мне придется пренебречь твоим телом, и, о, боже, я уверен, ты понимаешь, что больно будет только тебе. Оно вечно так говорило, зная, что это полная чушь. Ведь всё то, что они оба чувствовали — также и делили на двоих. Подросток поперхнулся очередной попыткой вдохнуть и на трясущихся ногах поднялся (если это можно так назвать) с пола, непроизвольно держась за свою шею и качаясь, подобно маятнику на старых часах. Бессмысленно, но так он хотя бы не будет казаться настолько беспомощным. Он не понимал, отчего так гудит голова, отчего так трясётся тело? Страх Боль Или все вместе? Ещё чуть-чуть, и он готов был рухнуть вниз. Плевать, умрет он или нет. Плевать даже на то, насколько больно это будет. Ему уже не хочется сражаться за свою жизнь, исполняя приказы своего же двойника. Подавляя судороги, корчась от липких ударов сердца, которые один за другим проносили по телу острую неприязнь, сдерживая рвоту и совсем не контролируя слёзы, он был таким опущенным и жалким, каким бы никогда не смог себя представить буквально несколько дней назад. — Вот так, молодец, — ехидно промурлыкал человек за стеклом, слегка подтягивая воротник в сторону подростка. Слабые ноги донесли его к зеркалу. Ведомый, подобно собаке. — Ну же, дитя, не плачь, — с наигранной жалостью произнес парень — Ты заставляешь меня чувствовать себя таким жестоким, — ухмыльнулось отражение, протягивая руку к стеклу, соприкасаясь с прозрачной стенкой, зеркально поднимая руку парня — Ты находишься не далеко от меня, пойми… Хоть я и могу лишь держать твои запястья, управляя тобой, подобно кукле, ты всё равно прекрасно знаешь, что это не всё, на что я способен, — жуткий оскал в сопровождении пылающих алых глаз. Он был прав. Брать дело в свои руки, хах, знакомо? Только в этом случае ты нихрена не отвечаешь за свои действия. Но находишься в своем же теле. Будто бы зритель в кинотеатре, которого насильно прицепили к креслу. И несмотря на все твои мольбы и крики о помощи, ты все равно не способен это остановить. Ты лишь сильнее раззадориваешь «его» своими последними трепыханиями, а он, как коллекционер смотрит на новую бабочку в своей коллекции. Восхищается ей. А затем закрывает за стенкой из стекла, предварительно проткнув толстой иглой грудину. Он держит тебя в страхе. Он и есть твой ночной кошмар, что дарован тебе с самого твоего рождения. Это твоя судьба — стать игрушечным солдатиком, которому рано или поздно «ненасытное дитя» оторвёт голову и выкинет за ненадобностью. Тебе так хотелось верить, что ты просто устаешь. Что все эти передвижения за стеклом — это лишь глюки. Ты настолько хотел убедить себя в этом, что был готов отвечать на его «привет» таким же «привет», создавая в голове мысль о том, что тебе почудилось. И позже ты уже сам не в себе от дикого страха и чувства боязни за свою судьбу. Ты очутился в руках чудовища, облик которого так мерзко похож на твой. Продолжай убеждать себя. Ведь точно не ты подносишь свои руки к потоку шестидесятиградусной воды. Не ты «случайно» протыкаешь руку своему соседу по парте отлично заточенным ножом, что точно не ты принес из дома. Не ты душишь свою собаку в темной комнате подвала, давя дикий крик, ловя последние осколки рассудка. Не ты закапываешь её тело под громкий тошнотворный смех в своей голове. И уж точно не ты так сильно сжимаешь свое тело, что от прикосновений в некоторых местах либо хочется выгнуться подобно блядской течной кошке, либо выблевать этого паразита из своего тела, из своего разума, из своей жизни. Нет, ты действительно не виновен. Но судьба несправедлива. И когда-нибудь ответить нужно будет именно тебе. Например, тогда, когда этот ублюдок за стеклом выйдет оттуда. И как бы того не хотелось — он почти готов это сделать. И уже не будет важно то, как много он сделает, с кем или чем. Ты должен бояться того, что тебе уже не удастся сбежать от него. Не получится, перевязав себе руки, остаться без очередных прикосновений к коже, дерьмовых царапин, что так долго заживают. Тогда ты будешь прямо перед ним. А он точно будет сильнее. — Наблюдая за тобой так долго, дитя, я был изумлен тем, как красиво, однако, могут вять цветы, — блаженно прикрыл веки двойник, незаметно облизываясь раздвоенным языком, (одна из тех вещей, которая отличала их друг от друга) — Я готов поклясться, что ещё чуть-чуть, и твой разум не выдержит. Однако, до того момента я уже успею выбраться отсюда, — подвело свое лицо к зеркалу отражение, тем самым заставляя подростка сделать тоже самое — Но…знаешь, что самое страшное с тобой произойдёт? — мрачно прищурилось нечто — Я не позволю тебе умереть. Пожалуйста Парень смотрел прямо на себя через прозрачную солёную пелену слез. Его губы дрожали, а подбородок, поймав какой-то ритм, подрагивал. Волосы были растрёпаны, одежда имела совершенно тусклые цвета, нежели это было раньше. А кожа стала такой бледной, будто бы из неё выдавили все соки. Круги под глазами затягивали. Эти чёрные дыры, которые, кажется, расползались по всему лицу. Но… Убей меня Парень не видел себя. Перед его взором встал он же сам, но такой чистый, свежий, такой, какой он сам был буквально несколько мгновений назад. Мимика была такой неподходящей к этому лицу, что казалось, будто бы это вовсе и не лицо, а маска. Самая что ни на есть омерзительная. Не было этих синяков. Не было этих царапин. Но этот человек тоже чувствовал боль. И лишь это позволяло хоть иногда не ощущать своей вины перед другими. Мне ничего больше не остаётся И этот взгляд, что он никогда не отводит. Смотрит прямо в тебя, видит все твои органы и кости, что уже давно мысленно перемолол в единое месиво. Видит каждую твою царапинку, морщинку и любую неровность на теле. Но каждый раз выдает это за предел своих мечтаний, продолжая в личном покое рассудка крутить тебя в мясорубке, безумно радуясь тому факту, что тебя это не убьёт. Как много времени нужно, чтобы пересчитать все эти укусы, засосы, царапины, синяки, что, кажется, совсем прекратили заживать? Как же много времени потребуется, чтобы в очередной раз до крови стирать эти следы его тяжёлых прикосновений? Как же так вышло, что кошмары теперь переходят в реальность? И почему нельзя вымыть себя изнутри? — Ответь… Ответь мне, — тихо буркнул парень, прикрывая глаза и сжимая губы. — О чем ты? — будто ничего не понимая, ответило отражение, улыбаясь уже в неестественном виде, наслаждаясь видом померкшего, заплаканного лица. Как же сильно он хотел запечатлеть этот обворожительный вид и укрыть от всех вокруг, смотря на это лишь в тихом и мрачном покое своей головы. Также, как и хочется забрать туда этого несносного мальчишку. Выламывать руки, заживляя вновь, вырывать глаза, тут же вставляя новые, и иметь, иметь во всех местах, трогая весь периметр тела, не позволяя даже на сантиметр уйти от прикосновений. У демонов нет чувства стыда и, тем более, сожаления. — Как много осталось времени, чтобы я…стал свободным? — подняв голову с надеждой спросил подросток, напрягая мышцы лица, чтобы не свести взгляд от отражения, под гнётом этих мерзких глаз. Двойник глядел прямо внутрь его тела, с насмешкой осматривая убитый вид рассудка. Ему не было жаль за всё то, что он сделал. Он испытывал удовлетворение от единого вида потухших глаз, потрескавшихся губ, кровоточащего носа, дрожащих рук и слабых ног. Ног, что уже не могут идти. — Ты так любишь сеять надежду туда, где её никогда не было и не будет, что я невольно задумываюсь о том, насколько же ты всё-таки глуп, — покрывшись тенью прошептало нечто, сияя алыми глазами — Хотя, если ты так хочешь верить, то пожалуйста — я против не буду, но… Так ты сломаешься в два раза быстрее, — напоследок произнесло отражение, окидывая взглядом болезненный вид парня, а затем незаметно растворилось, оставляя за собой лишь истинный облик подростка. И если вы можете лишь недовольно цокнуть, наблюдая за своим недостаточно идеальным телом, глядя в зеркало, то этот парень разобьёт все стекла, где только сможет созерцать самого себя. Он угробит руки будущего музыканта, будущего себя, пуская трещины по стеклу и по сердцу. По его рукам будет течь алая кровь, что уже пропитала своим металлическим запахом весь воздух вокруг. Он будет рыдать, надрывая свои связки и жмурясь от переизбытка эмоций. Он будет падать на пол, хватаясь за голову и навзрыд крича желание испариться. Но он не коснётся этих осколков, дабы покончить с этим кошмаром раз и навсегда. Почему? Потому что он действительно был жалок.