***
Новая Лиза — это девочка-пиздец, вся из старых фотографий той сладкой девочки, весёлых таблеток, горького кофе с виски и вишнёвых сигарет. Новая Лиза красит губы темной помадой, стирая пальцем цвет, вышедший за намеченный контур, тут же катает сигарету меж губ и мягко еë закусывает. Она глотает снотворное ежедневно, смакует старые ириски, в обществе почти успешно строит из себя довольную жизнью идиотку и смотрит только вперёд, потому что иначе жизнь сожмет тебя как зубы сигарету и не отпустит. Маше нравиться новая Лиза. Она нежно и с каким-то полузабытым трепетом перебирает по утром еë спутанные ото сна волосы. Девочка-пиздец всë давно осознала, а смотрит так притворно-ласково. Щурится и мягко касается ушей, поглаживая словно кошку, Маша понимает, ей так спокойней, легче переносить в этом мире всë. Скатываться по ушной раковине вверх-вниз ловкими пальчиками и вспоминает как мать также успокаивала еë с сестрой. Теперь ей точно есть о ком заботиться, и даже если успокаивать некого она будет по привычке трогать уши самых близких и отдаваться песочному детству. Взгляд цепляется за руки. Синяя вязь разорванных вен подобна гитарным, Маша мягко касается запястий, целует упругую кожу и дышит ей, задыхается. Маша любит новую Лизу до ожогов на пальцах, до родинок, обведенных зелёной ручкой, любит-любит-любит. Она точно знает, что жить без неë не сможет.***
Маша любит новую Лизу. Она танцует в одних лишь трусах и футболке на кухне, напевая мотивчик старой песни и, удивительно, ведь настроения готовить у неё не было давно, переворачивает сырники. Маша подходит со спины, сжимает на талии пальцы и утыкается в сожженные рыжие волосы носом, втягивая сигаретный дым, пропитавший кажется всю их жизнь, начиная с пятнадцати. Лиза ловко изворачивается, шипит что-то о пригоревшем завтраке и чмокает в нос, заботливо смотря прямо в глаза. Так обманчиво-ярко играют солнечные блики в колдовских зелёных глазах. Ну вот опять Маша дышит через раз, сама себя порой пугает одержимостью, но поделать ничего не может, любит, глупо, слишком сильно и разрушающе. — Будешь лезть, останешься голодной, усекла? — И поворачивается обратно к плите. — Ну ты и злюка, — ответом Маше служит еле слышный фырк и сморщенный нос. Она смотрит, ловит каждое ловкое движение тонких пальцев и вновь скользит носом по чужим волосам. — Есть садись, не вредничай, — тарелка с горячей сладостью оказывается в руках и Маша послушно садится за стол. Сырники вышли ну просто божественными.***
Хруст слышен будто на всю округу. В ушах набатом стучит кровь, поджимаются пальцы на ногах. Страшно. Лиза вроде ломает руку этому парню непонимающему слова «нет», а дружки его стоят рядом и отшатываются от одного движения. Девочка неожиданно схватила одного из них за запястье и вывернула то под странным углом. Он извивается и со слезами просит отпустить, будто богу молиться. Вот только Бога для неë давно не существует, а во взгляде столько отвращения, что Машу начинает трясти от одной лишь мысли о том, что Лиза может смотреть так на неë. Маша ведь давно возвела в голове культ её девочки, её Богини. Маше страшно, ведь если на тебя так смотрит объект поклонения, жизнь теряет смысл в одночасье. Лиза — маленький пушистый северный зверёк, непокорный, гордый, не терпящий поползновений в свою сторону. Непохожая на себя, стоит и скалится, маска спокойствия трещит по швам, рвётся с мясом, обнажая дикую ненависть ко всему живому. Она сейчас перед ними, дышит ровно, напряженная до предела, превращённая в хищника. Спавшая маска и вот уже видно еë истинные эмоции — голые и острые как лëд. Она сейчас — оголённый провод под напряжением, Маша никогда не видела еë такой прежде и надеется молиться не увидит никогда. Одно Маша точно знает — ей бояться нечего. Она будто чувствует где то внутри — Лиза не тронет еë, поскалится, побрыкается как глупый зверь, попавший в сеть, пофыркает да отпустит. Страшно от осознания меньше не становиться. Лиза отпускает руку и парень отползает подальше, дико смотря перед собой, открывая и захлопывая рот как тупая рыба на суше. Холодная ярость в глазах не исчезает и она, с отвращением и сталью в голосе, громко произносит: — Разбежались по разным сторонам, чтоб я вас больше не видела тут. — Лиза сейчас уставшая. Лиза сейчас пьяна и зла, это срывает все ограничители. А ещё она ненавидит поползновения в свою сторону и имеет за спиной проживание в отвратительном районе города и друга боксера. Маша думает, что ей сейчас можно всё. Парни слушают внимательно, кивают и быстро уходят, подняв товарища, что бережно лелеял повреждённую руку. Они бы могли ответить, понимает умом Лиза, но неожиданности не всегда приятны, почти никогда по правде говоря. Вот и здесь одна лишь растерянность спасла от драки. Они возвращаются домой в полной тишине, окутанные едким дымом вишнёвых сигарет. Хрустит под ногами подсохший тополиный пух, и падает на бледные лица лунный свет. Ночная тьма окутывает спокойствием, должна, по крайней мере. Шумят кроны деревьев, подгоняемые слегка уловимым ветерком, звенят ключи в замочной скважине. Тихо, неуловимо-странно, раздражающе это всё для Лизы. Маша в той же тишине переодевается в домашнее, а Лиза накрывает ту простыней и говорит ложиться без неë. Говорит, что покурит и придет позже. Говорит, что всë хорошо и не стоит беспокоиться, пока нежно перебирает еë волосы касаясь ушей. Маша закрывает глаза, укладываясь на свою половину кровати, отворачиваясь в несчастной попытке уснуть. Звякает пряжка ремня и шуршит ткань под ночные завывания грустных псов. Нынче душно и дверь на балкон Лиза не закрывает, а после курит одну за одной, тихо чиркая зажигалкой. Маша засыпает, слыша лишь краем уха какой-то скрежет и смутно знакомый болезненный вой. И лишь утром, выйдя на балкон, посыпает ковёр пеплом, осматривая следы ногтей на деревянной стенке. То выли не только собаки.***
Маша сидит на кровати лицом к окну, когда Лиза приходит с ночной смены и бросает на пол потрёпанный старый рюкзак со значками, брелоками и милыми нашивками. Что-то действительно не меняется в их хаотичной реальности, думается ей. По стенам скачут солнечные зайчики, блестят значки в рассветном солнце и шуршит под ногами ворсистый ковёр. Приятная тянущая боль в мышцах от нагрузки заставляет отвлечься от всего. Лиза хочет что-то сказать вслух, но останавливает себя, только открыв рот и пристально, сузив глаза, смотрит на Машу. — Рассказывай. — Вот ведь гадюка, всегда знает, когда что-то не так. Лиза встает рядом, приподнимает чёлку и заглядывает не в глаза, нет, в душу. В испорченную, ясно-янтарную, как прилипчивый мёд душу. В душу её милой, нуждающейся девочки. — Ты ведь не оставишь меня? Всегда-всегда рядом будешь? Любишь ведь? Любишь? — И, замерев, как преданный щенок ждет. Чего интересно. Снисхождения своего выдуманного бога? Слезливо, с надрывом, так мило, так четко, так…обычно. Лиза думает, что глупо кому-то так сильно доверять и тянет руки в попытке не то обнять, не то задушить. Но Лиза знает точно, куда надавить. Голая апатия — хуже сжигающей агрессии, хуже холодной ярости. Она скажет это, скажет… — Конечно. Люблю. До конца. — Не скажет. Нежная девочка невесомо погладит по голове, шепнет на ухо слова о любви и прижмёт к груди как мать ребенка беспечную одержимую девочку. Неужели Маша так и не поняла, что нежная девочка имела самое ледяное сердце в мире? Она долго прождет в такой позе неизвестно чего. Она долго потом будет смотреть в зеркало, и видеть как качается маятник их тел. Неужели Маша пропустила момент когда девочка стала ненавидеть их хаотичный мир? Лиза правда***
Дверь ударяется о стену, который раз оставляя следы и сдирая краску с ручки. Маша чувствует холодные пальцы на шее, бёдрах, груди, отталкивает и смотрит, не решаясь задать вопрос вслух. Лиза в ответ хитро щурится, понимая без слов и позволяя сегодня вести. Маша нежно подхватывает еë на руки и тычется в губы почти детским, невинным поцелуем. Лиза недовольно дёргает за волосы и кусается — требует большего. Маша может и дает ей это «больше», поэтому резко поворачивается и падает на скрипучую кровать, вдавливая всем весом партнёршу в матрас. Та же сильнее прижимается грудью. Лиза привыкла вести. Привыкла брать на себя всю ответственность за свое-чужое удовольствие. Она чуть оттягивает чужую голову за светлые пряди назад до тупой боли, оголяя шею. Кожа у Маши влажная от пота, но по-прежнему пахнет мёдом и лимоном, от запаха кружит голову. Лиза в привычке-правиле оставляет влажный поцелуй возле бьющейся жилки под шеей. Впрочем, поцелуй быстро перерастает в укус, болезненно-сладкий, отдающий жаром внизу живота. Она и на этом останавливаться не собирается, потому, приподнявшись на локтях, горячими губами ведёт дорожку прямо к яремной впадинке. Она тянется вперёд и спешно расстегивает ремень, спуская ненужные сейчас совершенно штаны сразу вместе с бельём. Быстро. Резко. Замочек царапает внутреннюю сторону бедра. Лиза протягивает руки к краю футболки и почти рычит в исступлении, когда руки путаются, но стаскивает таки мешающую вещь. Маша тихо смеётся и расстегивает лифчик лежащей под ней девушки, вслед за джинсами. Одежда летит в сторону и громко стучит пряжками ремней, оказываясь на полу бесформенной кучей. Руки ползут вверх по груди как змеи. Оплетают изящными телами плечи, впиваются в шею смертельным ядом и бьют хлесткие пощёчины тонкими хвостами. Пальцы сжимают вставшие соски и мягко скользят под резинку трусов. Маша приподнимается и утыкается лоб в лоб, смотрит с поддельным уроком и шепчет в самые губы: — С меня сняла, а о своих не подумала? — Захлопнись, привычка, — вторят ей и затягивают в долгий, жгучий, страстный и такой долгожданный поцелуй. Переплетаются языки, закусываются чужие губы, скользко, мокро, жарко, воздуха перестаёт хватать. Маша ерзает на кровати, меняя позу и оказывается на самом краю. Лиза не стонет — громко дышит и даёт молчаливое разрешение спуститься. Маша лишь мельком взглянув из-под косой чёлки на неë, разгоряченную и красную, с прилипшими рыжими волосками на висках, опускается на колени, вздрагивая от контраста температур. Пол холодный по сравнению с жаром их тел и эта разница заставляет покрыться мурашками. Она хватает Лизу за лодыжки и придвигает ближе. Тут же стягивает бельё, разводит ноги в стороны и проводит мокрую дорожку поцелуев от пупка вниз. Мягко ведёт губами по внутренней стороне бедра и прикусывает, а после широко, развязно и мокро мажет языком по заветному месту. Сверху слышно хриплые вздохи и тихое мычание, ноги оказываются на еë плечах. Лиза смотрит вниз взглядом странно-мутным, ей до жути приятно происходящее. Лиза переводит взгляд, перед ней зеркало во весь рост отражает всë: подрагивающие колени, широкую спину, красное лицо, губы. А губы, не просто красные — пунцовые, и чудится ей привкус фруктового французского вина. Она шумно втягивает спертый воздух сквозь сжатые зубы, опять глядит вниз и кладёт руку Маше на голову. А Маша продолжает, кладёт руки на бёдра, сминает, будто мягкую подушку и двигает языком. Да так медленно и тягуче, что Лиза не выдерживает. Она легко тянет за волосы и стучит пяткой по спине. — Быстрее, пожалуйста…- с придыханем, еле слышно доноситься сверху. Маша довольно улыбается, ускоряя движения. Скрепит кровать. Стоны Лизы тихие, едва слышные, похоже на мяуканье, она руками сминает холодные простыни, на краю кровати. Движения языком хаотичные, быстро-медленно-вправо-влево, она же сейчас с ума сойдет. Маша чувствует, что разрядка близко и впивается ногтями в бархатную кожу, с удовольствием слыша приглушённый ладонью вскрик. Лиза выгибается в спине до хруста, даёт волю голосу и часто-часто дышит. В ушах звенит так высоко, будто колокольчик в голове, еë крупно трясёт, горло пересохло, а в воспаленном сознании только ветер и гуляет. Это было быстро. Это было чертовски приятно. Когда она отходит, Маша лежит рядом и с самой дурацкой улыбкой смотрит на красное и мокрое лицо. В глазах отражается космос, вся та любовь, которую она готова дарить постоянно. Руки Лизы, тянущиеся к плечам подрагивают. Вот так, кожа к коже, биение сердца под холодными пальцами, переплетение чувств и рук. — Твоя очередь? — обрывает тишину словно выстрел. — Не хочу сегодня. — Зря с тебя штаны снимала что ли? — Смех под ладонью отдается вибрацией. — Привычка же. Ну, что, спать? — Только в душ схожу, — голос звучит приглушённо, дыхание обжигает кожу в районе груди. — Ты ложись пока. Или тоже сходишь? — Сил не осталось, может уже утром, а? Лиза поднимает взгляд, качает головой и щёлкает по носу девушку в смешном немом осуждении. Возмущенное пыхтение скорее вынужденная мера, когда объятия разрывают. Скрепят пружины в старой кровати и немного проваливается матрас при движении. Лиза собирает вещи с пола, вытаскивает пряжки ремней из штанов, кладёт те на тумбочку, а сами вещи несёт в стирку. Шлепает по полу босыми ногами и запирается в ванной, пока Маша заваливается спать прямо так. Мысли тянутся медленно, словно не хотят рождаться на свет. Ей однажды сказали, что поцелуи с Лизой все с привкусом табака, горькие-горькие и до ужаса бесчувственные. Она тогда промолчала. Она сейчас рассмеялась бы им в лицо, потому что для неë поцелуи с Лизой всегда будут со вкусом ирисок и яблочных леденцов, а стоны похожими на мяукание. Она засыпает с улыбкой на припухших губах, перед этим произнеся: — Буду с тобой. Маша не видит ничего, она в чувствах теряется, забывается и не может различить оттенков. Маша готова, что в любви, что в самой Лизе захлебнуться, готова уйти на дно от одних только касаний. И она точно не зачет услышать, как вернувшаяся за полотенцем Лиза замрëт на мгновенье, тихо повернётся и горько усмехнется. Лиза после встанет под ледяные капли и будет безразлично смотреть в пустоту. С каких пор ледяная вода стала тёплой? Она наденет лёгкую футболку, возьмёт пачку сигарет и выйдет на балкон, с минуту будет тоскливо смотреть на кровать, где развалилась в позе звезды Маша и захлопнет дверь. Лиза будет щуриться от яркого огня зажигалки и тяжело вздыхать. Будет впитывать звуки ночной тишины и треск горящей сигареты в свои мысли. Прозвучит хриплый болезненный шепот, взвившись раненной птицей к самым верхушкам деревьев. — Надолго ли? Она точно не увидит, как Лиза криво улыбнётся, уронит голову на грудь и смахнет пепел с ресниц.***
Маша видит сны, где любит девочку-конфетку и девочку-пиздец одинаково сильно. Но что одна, что другая смотрят там так же - одинаково. Снисходительно-нежно. Маша смотрит в бездну, смотрит Лизе прямо в глаза и падает-падает-падает. Падать ниже некуда, у бездны нет дна. У бездны еë глаза.