* * *
Уилл убивает его улыбкой и поцелуем. Они лежат в постели, запутавшись в алых простынях. Довольно лениво с их стороны тратить вечер подобным образом, но, вопреки прекрасной погоде за окном, оба предпочли умиротворяющее тепло тел друг друга. Ганнибал томно улыбается, сложив руки под голову, когда Уилл взбирается на него с плавной грацией. Он произносит его имя мягким, хриплым голосом, от которого кровь Ганнибала поет каждый раз, и нежно проводит кончиками пальцев по лицу, словно запоминая каждый изгиб. — Ты же знаешь, как я люблю тебя? — вопрос, не нуждающийся в ответе, но Ганнибал все равно отвечает, одарив любимого взглядом, чуждым любому другому живому существу. — Так, как я люблю тебя. Их поцелуй сладкий и продолжительный. Языки скользят в изысканном танце, не менее чувственном от легкости, рожденной долгой привычкой. Уилл проходится руками по бокам Ганнибала, останавливаясь на горле, мягко обводя изящную колонну. — Тогда ты знаешь, — продолжает Уилл, когда они расстаются, — насколько больно мне это делать. Момент полного замешательства, когда удушающая темнота поглощает сияние голубых глаз Уилла, а руки на его шее сжимаются, перекрывая доступ к кислороду. И тогда приходит понимание. Уилл знает. Ганнибал хочет иметь возможность объясниться и уверить, что так не должно быть, что существует другой путь. Но из его горла вырываются лишь сдавленные звуки, и хватка усиливается. Ганнибал сопротивляется. Конечно, сопротивляется, но та же жилистая сила, которой он так восхищается в Уилле, подавляет его борьбу, отнимая жизнь с каждой бесполезной попыткой вдохнуть. Последнее, что он видит, прежде чем реальность темнеет, — улыбающееся, мокрое от слез лицо своего возлюбленного.* * *
Ганнибалу требуется какое-то время, чтобы прийти в сознание. Уилл остается рядом с ним, обводя взглядом красивые, знакомые очертания тела, задерживаясь на лице и касаясь острых скул и мягких губ. Легкое удивление окрашивает бордовые глаза Ганнибала, когда те наконец открываются. Благоговение — чистое, непрекрытое, направлено на Уилла. В глазах все еще нет страха, хотя он должен знать, что сейчас произойдет. — Почему ты выбрал для этого нашу годовщину? — вкрадчиво спрашивает Ганнибал, проверяя на прочность металлические наручники, приковавшие его запястья к холодному стальному столу. Его, похоже, не беспокоит собственное затруднительное положение, будто его любовь, с которой он пробыл семь лет, не вырубила его в утро годовщины их свадьбы, связав для расправы. Уилл смеется, умиляясь невероятной наглостью своего супруга. — Я хотел сделать все по-особенному. И для нас не может быть ничего особеннее этого. Ганнибал хотел жениться в первый же день их встречи. Уилл счел бы это уместным и даже романтичным, если бы мог проигнорировать болезненный след крови и предательства, последовавший за этим. Они никогда не были по-настоящему счастливы вместе, он и Ганнибал. Ни один из них никогда не был по-настоящему счастлив друг с другом. Тем не менее, они были довольны. И могуществены; вместе они сильнее, чем когда-либо могли стать порознь. Увы, удовлетворенность ослабевает. И одной силы недостаточно, чтобы поддерживать Уилла, хотя Ганнибала хватило бы и ее. Уилл думает, обхватывая лицо Ганнибала обеими руками, что они оба всегда знали, чем все закончится. Они слишком любили разрушение, чтобы исход мог быть иным. Вопрос был только в том, когда и кто. — Я буду скучать по тебе, — шепчет Уилл, соединяя их губы в нежном поцелуе. Это не ложь. Ганнибал лишь улыбается в ответ, и тоскливое выражение, оттеняющее улыбку, трогает милого, любящего Уилла Грэма, который дремлет внутри существа, вышедшего из куколки. Существа, которого Ганнибал питал и лелеял, пока то не расцвело и не превратилось в нечто превзошедшее своего хозяина. Он проводит губами по лицу Ганнибала, слегка касаясь, и прежний Уилл вдыхает нежность в эти ласки. Остатки старой привязанности. Он отстраняется с последним поцелуем в лоб, долго-долго вглядываясь в лицо, которое он часто видит в зеркале вместо своего собственного. Ганнибал не вздрагивает, когда Уилл проводит тонкую красную линию острием скальпеля по горлу. Он испускает дрожащий вздох, который, кажется, рожден из предвкушения, а не из страха, когда лезвие останавливается прямо над его ровно бьющимся сердцем. Уилл улыбается. Гордость, удовольствие и миллион других вещей, не поддающиеся определению, поднимаются в нем. — Я буду чтить тебя, Ганнибал. Ты будешь таким красивым.* * *
Уилл реагирует с удивительным спокойствием, когда Ганнибал, выслеживавший бывшего профайлера в отдаленном уголке Луизианы с непоколебимым упорством ищейки, наконец появляется. В неопрятной, сгорбленной фигуре, открывающей дверь на вежливый стук Ганнибала, с трудом можно узнать человека, который был — и остается, несмотря на всю боль, которую они причинили друг другу — его самым дорогим другом. Встречаясь с глазами Уилла, Ганнибал не находит тревоги, но впервые отвлекается от этого сокровенного лазурного взгляда на толстые полосы пятнистой кожи, нарушающие симметрию красивого лица. Он все еще так душераздирающе красив. Первым признаком того, что что-то не так, является тот факт, что Уилл без единого слова отступает внутрь, оставляя дверь широко открытой в молчаливом приглашении. Ганнибал входит, стараясь игнорировать первые признаки беспокойства внутри себя, и плотно закрывает за собой потрепанную дверь, погружая дом почти в полную темноту. Свет выключен, жалюзи опущены, и он едва может различить фигуру Уилла на диване в центре комнаты. Место разит алкоголем и запустением. — Ты пришел закончить работу? Ганнибалу требуется мгновение, чтобы разобрать слова: голос, произносящий их, слишком хриплый и невнятный, и в нем подозрительно мало эмоций. Уилл звучит абсолютно безучастно. Ганнибал опускается на колени перед ним и, не получив реакции, решительно поднимает голову. И то, что он видит в глазах Уилла, заставляет его кровь застыть. Меня так просто не сломить, Ганнибал. Он помнит резкую усмешку на губах, когда Уилл выдохнул эти слова ему в лицо. Он помнит изысканную смесь восторга и любопытства, которую они в нем вызвали; потребность испытать пределы своего возлюбленного, борющуюся с чистым ликованием от обладания этим прекрасным созданием. Тогда Ганнибал понимает, что в последние годы ему удалось найти его пределы и разрушить их. После этого никто из них не говорит. Эмоция между ними достаточно горькая, чтобы успокоить их языки и запечатать уста. Ганнибал не останавливает Уилла, когда тот обращает свое внимание на полупустую бутылку дешевого виски. И Уилл не останавливает Ганнибала, когда тот ищет его руку, чтобы крепко сжать с мучительным отчаянием. Вскоре после этого Уилл засыпает. Бессмысленная дремота, вызванная алкоголем. Он уходит тихо, без борьбы, пока Ганнибал крадет его дыхание нежными руками и шепчет извинения. Ганнибал думает, что тот, может быть, даже благодарен за конец. И пытается игнорировать ощущение слез на лице, кажущихся кровью. Прощай.* * *
Собаки в безопасности. Собаки в безопасности. Собаки в безопасности. Этот отчаянный рефрен проносится в голове Уилла, когда он лежит на холодном, твердом полу, стараясь не замечать гротескные останки человека-зверя рядом. Он размышляет о том, должен ли он чувствовать себя оскорбленным тем, что после столь тесной связи со множеством убийц, скорее художниками, чем безумцами, именно мальчишке, желавшему стать тем, кем тот никогда не смог бы стать, удается убить его. Ганнибал будет разочарован, думает он и чувствует, как губы кривятся в грубой насмешке. Так ему и надо. Уилл слышит бешеный лай и царапанье двери на кухню, — стая чувствует опасность и пытается добраться до него. Он впустил бы их хотя бы для того, чтобы не умереть в одиночестве. Та часть сознания, не зацикленная на мучительной боли в области живота, слишком сфокусирована на привычных звуках его верных товарищей, чтобы уловить мягкую приближающуюся поступь. Уилл невольно издает сдавленный вздох удивления, когда прохладная рука ложится на его лоб, и смесь эмоций — гнев, страх, ненависть, любовь и, прежде всего, удушающее облегчение, вспыхивает в нем при виде скульптурного лица Ганнибала. Безучастная маска сорвана с него, уступив беспокойству. — Я послал кого-то убить тебя… Ты послал кого-то убить меня, — произносит Уилл голосом, хриплым от боли, — Я думаю, тебе повезло больше. Как обычно. Ганнибал не отвечает, но Уиллу и не нужно. Они оба слишком хорошо знают, что смерть Уилла никогда не была тем результатом, которого он желал. Тир, конечно, мертв. Жаль, что Уилл был слишком медлителен, чтобы избежать собственных ранений. Жаль, потому что жизнь только начинала становиться… интересной. — Я позвонил в 911. Они скоро будут здесь. С тобой все будет в порядке, Уилл. Ганнибал звучит так уверенно и спокойно, что Уилл был бы склонен поверить, если бы не чувствовал, с какой угрожающей скоростью жизнь ускользает из его тела. Мрачная убежденность в том, что он умрет здесь, лишь растет с каждым мгновением. И Уилл знал, что Ганнибал прекрасно это понимает. Он задумывается, для кого из них предназначено это пустое заверение. Он стонет, больше от удивления, когда Ганнибал поднимает его голову и кладет себе на колени, касаясь щеки с мучительной нежностью. Вторая рука помещается поверх рук Уилла, покоящихся на животе, бессмысленно пытаясь остановить поток крови. С усталым вздохом Уилл поворачивает голову, чтобы прижаться лицом к Ганнибалу, вдыхая его запах. — Твой одеколон заставляет меня чувствовать себя в безопасности, — шепчет он, — даже сейчас. Всегда было трудно избавиться от однажды возникших ассоциаций. Рука, лежащая на его щеке, зарывается в волосы, пальцы перебирают жесткие кудри, и Уилл задумывается, будет ли Ганнибал плакать, когда он умрет. Было бы неплохо, если бы он это сделал. Приятно знать, что тебя будут оплакивать. — Останься со мной, Уилл, — просит Ганнибал. Голос звучит странно, грубо и открыто. — Куда мне еще пойти? — Уилл отвечает автоматически. Он уверен, что какая-то его часть навсегда останется в Ганнибале, существуя до тех пор, пока тот жив. Это тоже было бы неплохо. Сильный толчок боли заставляет его беспомощно дернуться. Он сильнее прижимается к Ганнибалу, отстраненно представляя, каково это — раствориться в этом человеке. Это была бы успокаивающая тьма, подобно той, что он чувствует на краю сознания. — Ты будешь один, ты знаешь, — говорит Уилл, печальный и счастливый, сожалеющий и ликующий одновременно, — Без меня. Тебе будет так одиноко. — Уилл… Он ничего не слышит после этого. Он даже не уверен, сказал ли Ганнибал что-то еще. Но смутно чувствует, как что-то капает на его лицо прямо перед тем, как он засыпает.* * *
Третий раз — это очаровательно, невесело думает Ганнибал, спокойно выдерживая взгляд Уилла. Он желает вновь увидеть трогательные, замысловатые глаза, по которым так отчаянно скучает. Это третий раз, когда Уилл Грэм застает Ганнибала на кухне, направляя на него пистолет. Прошлые два раза тот остался невредим, пользуясь осторожными манипуляциями и искреннем нежеланием Уилла. Но сейчас в этих прекрасных глазах холодный, жестокий огонь, кричащий, что есть только один способ положить этому конец. Ганнибал даже не может заставить себя разочароваться в своей стремительно приближающейся смерти. Смерть — разумная цена, которую стоит заплатить за одну только возможность вновь увидеть своего Уилла таким — заряженным, решительным, восхитительно живым. Он был так ужасно одинок в прошлом году. — Рад снова видеть тебя, Уилл, — говорит Ганнибал, желая подойти и привлечь к себе, крепко прижать, почувствовать дыхание на своей коже и услышать, как их сердца снова бьются в унисон. Он вздыхает и прогоняет эту мысль, понимая, что уничтожил все свои права на подобное. Уилл не отвечает, вместо этого делая шаг вперед в манере, напоминающей сцену в Балтиморе. Тогда он не хотел убивать Ганнибала. Не по-настоящему. Но теперь сомнений практически нет. — Ты действительно собираешься использовать пистолет, Уилл? — разочарование в голосе Ганнибала не поддельное. В темных уголках своего разума, где инстинкт самосохранения не властен… он видит руки Уилла на своем горле, медленно забирающие жизнь, — Однажды ты сказал мне, что оружию не хватает интимности. Ганнибал осознает свою ошибку, когда лицо напротив искажается от боли и ярости, а в глазах вспыхивает презрение. Уилл делает еще один стремительный шаг вперед, его палец напрягается на спусковом крючке. — Ты не заслуживаешь интимности! — он рычит сквозь стиснутые зубы, и это ранит Ганнибала сильнее, чем пуля, пронзающая его горло. Конечно, это больно, но ему не привыкать. Ганнибал обнаруживает, что смертельная рана беспокоит его не так сильно, как следовало бы. Он всегда знал на глубоком, подсознательном уровне с тех пор, как ушел от умирающего Уилла той ночью в Балтиморе, что все закончится так. Идеальная кульминация их прекрасной, кровавой истории. И все же, несмотря на принятие, он чувствует, как в нем поднимается что-то смутно похожее на сожаление обо всем, что у них могло быть, если бы только они оба выбрали другой путь. Ганнибал осознает, что его глаза непроизвольно закрылись, когда те распахиваются от ощущения теплого тела, прижимающегося к его собственному. Уилл нежно проводит по разорванному горлу, касаясь без малейшей тени раскаяния, и Ганнибал пытается произнести его имя, только для того, чтобы вызвать новый поток крови. — Я хотел бы другой конец для нас, — шепчет Уилл, прижимаясь легким поцелуем к щеке Ганнибала и заключая в жуткие объятия. Кровь скапливается вокруг них, окрашивая лица в сверкающий бардовый цвет. Это прекрасный образ, на котором Ганнибал позволяет себе закрыть глаза. Я тоже.* * *
Приглашение Уилла — неожиданное удовольствие, не только потому, что это еще один шаг к углублению их растущей близости, но и из-за выбора мяса. Хотя в тот момент в кабинете Джека, когда Уилл посмотрел на него глазами, освященными прекрасным огнем изнутри, Ганнибал знал, что Фредди Лаундс встретила свой заслуженный конец в руках его возлюбленного, он не ожидал, что женщина окажется у него на тарелке, последуя первоначальному плану. Он не смел поверить, что Уилл эволюционировал до такой степени. Но острая ухмылка на губах и озорной блеск его глаз в момент, когда он предложил Ганнибалу прийти в Wolf Trap на ужин прямо перед штабом ФБР, — это все, что нужно, чтобы понять, кого именно Уилл собирается подать. Счастья, что испытывает Ганнибал, более чем достаточно, чтобы преодолеть сомнения в кулинарном мастерстве Уилла. В конце концов, важен замысел. Остаток дня он удивляется головокружительному возбуждению, охватившему его разум. Осознание того, что этот жест знаменует абсолютное принятие Уиллом, воздействует на него сильнее, чем он мог представить. И в тот вечер, когда дверь скромного дома открывается и его хозяин предстает перед Ганнибалом с мягкой улыбкой, предназначенной лишь ему, он замечает расползающееся чувство внутри, ближе всего походящее на любовь.*
Уилл не торопится с подготовкой, уделяя этому больше времени и заботы, чем когда-либо прежде. Пугающе легко потерять себя в безмятежности действия, и к тому моменту, как он заканчивает, Уилл понимает, почему Ганнибал так любит это, почему рассматривает как форму искусства. Понимание — тяжелое бремя. Когда раздается звонок в дверь, все уже готово: еда разложена по тарелкам, стол накрыт. Он поспешно выключает свет в столовой и спешит к двери, губы расползаются в бессознательной улыбке при виде Ганнибала. Тот выглядит счастливым и не делает никаких усилий, чтобы скрыть этот факт. Смехотворно милое выражение, украшающее его черты лица при виде Уилла, почти убеждает того отказаться от своего плана, признаться во всем и убежать с Ганнибалом куда-нибудь далеко-далеко. Почти. Уилл приветствует его поцелуем, вначале сладким и нежным, а затем глубоким и грязным, прижимая Ганнибала к стене и держась за него всеми силами. Тот выглядит ошеломленным и зацелованным, когда они расстаются. Уилл представляет, что выглядит так же. Он задается вопросом, любопытствует ли Ганнибал насчет отсутствия собак, оставленных у Джимми, где те будут в безопасности. Уилл берет его за руку и ведет на кухню. Глаза Ганнибала расширяются от восторженного потрясения, когда он входит в маленькую комнату, лицезрея любовно приготовленные угощения, освещенные лишь золотым сиянием нескольких свечей. — Это… прекрасно, Уилл. Тот улыбается и отвечает долгим прикосновением губ, прежде чем отойти, чтобы выдвинуть стул для Ганнибала. Тот садится без комментариев, бросая на Уилла насмешливый взгляд. Вместо того, чтобы занять кресло напротив, Уилл долго наблюдает за Ганнибалом, изучая знакомые очертания, а после забирается на его колени. Ганнибал вопросительно поднимает бровь, но все равно обнимает, прижимая к себе и защищая. Уилл тянется за спину, чтобы взять порцию Ганнибала, накалывает вилкой небольшой кусочек мяса и обмакивает в соус, старательно им приготовленный. Он подносит мясо к губам, ощущая на себе пристальный взгляд, и жует раз, два, а затем наклоняется вперед, касаясь губ напротив. Ганнибал понимает намек и безропотно раздвигает губы, позволяя Уиллу накормить себя поцелуем. Затем он делает это снова. И снова, и снова, и снова. Уилл не обращает внимания на горечь и цвет еды. Это только в его голове. Он позаботился об этом. Ганнибал умрет первым, без сомнения, из-за того, что съел больше. Уилл крепко сжимает его руку, не отрывая взгляда от недоверчивых глаз, пока тот проглатывает еще пару кусочков, приветствуя яд с чувством, похожим на облегчение. Они падают на пол вместе, когда их тела ослабевают. Тарелка, наполовину наполненная едой, разбивается. — О, Уилл, — это единственное, что говорит Ганнибал, и в его голосе нет злости. Просто печаль. — Все будет хорошо, — обещает Уилл, осипший в преддверии вечной дремоты, — Мы вместе. Он зарывается в изгиб влажной от пота шеи Ганнибала, игнорируя боль, разрушающую его тело, и сосредотачиваясь на едином сердцебиении, пока они продолжают падать.