> Sext me

В библиотеке оказалось не так уж ужасно, как себе навоображал Эррор, особенно если сидеть, обложившись книгами со всех возможных сторон и рычать на всех, кто пытается подсесть или подойти ближе, чем на метр. Просто идеальное место. Тут было всё, что он любил: гробовая тишина, нескончаемые знания и запах пыли. Хотя нет, он соврал — тут было всё с точностью наоборот, и Эррор уже начинал медленно ненавидеть это место. Он закончил переписывать очередной абзац и, отбросив на стол металлический Паркер, которым при случае можно было не только писать, но и защититься от насильника, вогнав дорогую ручку несчастному нападающему в череп… или в горло, откинулся на спинку стула, хрустнул шейными позвонками и закрыл глаза, пережидая, пока голова перестанет кружиться, а перед взором погаснут яркие мушки. — Ну же, ещё совсем немного, Эр, не будь ленивым мешком дерьма, доделай наконец эту грёбаную самостоятельную. Где-то на границе периферийного зрения мелькнула знакомая кипа светлых волос в сочетании с голубым худи, и Эррор нервно обернулся, желая найти глазами нарушившего границы приватности наблюдателя, а через несколько минут обернулся ещё раз: — Да чтоб тебе, это у меня завелся сталкер или шиза? Даже не знаю, что лучше… дерьмо, ещё таких галлюцинаций мне не доставало, мне хватает и слуховых вообще-то! — зло и немного нервно проворчал он, поправляя ворот светло-циановой рубашки, что была на нём надета сегодня. — А, ладно, наверное, показалось. И вообще, чего это я, хватит лениться, ещё одну страницу я сегодня просто обязан написать. И он уткнулся обратно носом в конспект, переворачивая лист не столько старой, сколько просто пошарпанной студентами книги и уходя в текст целиком. Блуберри, стоящий у дальней стены возле дверей, почесал переносицу и прищурил левый глаз. По всему выходило, что им-таки удалось тогда качественно подпортить жизнь этому парню своей выходкой, раз он так много времени проводит за писаниной. «Наверное, восстанавливает утопленные конспекты…» — не без стыда подумал Блу и, пожевав губы, направился к выходу — он собирался рассказать об этом Инку, покаяться, так сказать. Ну а что? А вдруг он захочет немного помочь по его мнению несправедливо пострадавшему? Ведь если это попытается сделать сам Блу… ему почему-то казалось, что простой обидой тут не обойдётся, художник уж как-то очень странно-остро реагировал на всё, что хоть каким-то боком касалось Эррора, и Блуберри совсем не хотел, чтобы тот стал так реагировать на него самого. А потому было решено раньше рассказать, а уж потом помогать, если ему, конечно, позволят. Блу припустил по коридору, заглядывая во все подряд двери. Инк нашёлся в малой лекционной зале — сидел, высунув наружу язык, и доделывал чертёж к последней практической работе. — О, Блу, приветики, а что ты тут делаешь? Ты меня искал, что ли? Хочешь домой вместе пойти? Блу замотал головой отрицательно: — М-м-м нет, не домой, но да, искал. Слушай, Инк, там это… — он замялся, было неприятно поднимать опять тему «купания провинившихся», и он постарался немного обойти её стороной, зацепив лишь необходимое. — Там я в библиотеке Эррора твоего видел… — не договорил и уставился на художника своими огромными голубыми глазами, надеясь, что тот сам догадается, что он там мог делать. Художник же догадываться не спешил, как и не спешил отрицать, что Эррор на самом деле был «его», он поднял брови, сдул пасмо светлых волос, что болталось перед глазами, и уставился на Блу в ответ. В сегодня казавшимися больше зелёными, чем голубыми, глазах вспыхнули искорки веселья: — Ну, ничего странного, полагаю, увидеть студента в библиотеке, или ты думал, что он не умеет читать? Блуберри скривил нос и приземлился на соседнее место: — Он писал, а не читал. В смысле, и читал тоже, но в основном писал. Переписывал. Лекции в конспект. Новый. — Ты нервничаешь, — огласил замеченный им факт Инк. — С чего ты вдруг решил? — Блу потёр сзади шею. — Предложения из одного слова в твоём исполнении услышишь не часто. Почему ты нервничаешь? Постой-постой, вы что, опять ему что-то сделали? Блу! — художник ткнул в друга измазанным грифелем пальцем. Блу резко замотал головой: — Нет, ты что! Ничего мы ему не делали, я уж точно. Меня за прошлый раз ещё совесть мучает! Куда там. Просто он, видимо, переписывает как раз те конспекты, которые мы утопили, и мне неудобно. Ты же видел, как на прошлом семинаре по вышке он отвечать отказался, а сам сидел красный словно рак и конспект к груди прижимал? Так вот, это же, я думаю, из-за нас. А теперь восстанавливает, наверное… лекции и прочее… — Не видел… — ответил тихо Инк, постукивая пальцами по столу и явно о чём-то задумавшись. — Не было меня тогда. Восстанавливает, говоришь? — Угу, — кивнул Блу. — Надо бы ему помочь… — Ага, надо бы, надо бы, хм-м… вот ты-то мне в этом и поможешь! — кивнул Инк, явно решив, что ему следует предпринять по этому поводу. — Помочь тебе ему помочь? — не совсем понял Блу, что вообще будет от него требоваться. — Не-а, помочь мне его украсть. — Чего? — Блуберри заморгал часто. — Кого украсть? Эррора украсть? — Конспект украсть! — хлопнул его Инк по лбу ладонью. — Блондинчастая твоя башка! Эррора-то мне красть зачем? — Не блондинчастее твоей! — воскликнул голубоглазый возмущённо, но тут же свёл брови у переносицы. — Но, Инк, а зачем тебе вдруг понадобилось красть у него конспект, если ты вроде бы собирался ему помочь? — Как так зачем? Для того, чтобы помогать ему надо было много! Иначе, если помогать уже осталось мало, он же может и отказаться, мы же не знаем, сколько он там уже успел написать. Блуберри взлохматил волосы на затылке: — Но как-то это, м-н-м, даже не знаю, неправильно что ли… — Правильно-правильно, нормально-нормально… — уже выпихивал из лекционной залы поднявшийся со своего места художник немного тормозящего Блу. — Ну же, Блуберри, не стой столбом! Ты же, кажется, хотел мне помогать! Блу опустил глаза неуверенно, вообще-то он хотел помогать как раз Эррору, но сказать другу о том, что он не прав, не поворачивался язык, и он послушно позволил себя схватить за руку и уволочь в библиотеку. — Где? — спросил Инк шёпотом, вертя головой во все стороны. — Там, — так же шёпотом ответил Блуберри. — Ага! Но как? — просипел Инк, выглядывая из-за деревянной стойки, стоя почти что на коленях, пытаясь подкрасться поближе и немного лучше рассмотреть, где же именно на столе находится искомый конспект и как бы его можно было незаметно стянуть. — А я откуда знаю? Он вообще-то в нём всё ещё пишет. И я не собираюсь вырывать его у него из-под носа! — ответил Блу, наклонившись и пристраиваясь рядом с другом. От неаккуратного движения с его плеча соскользнула сумка и зашуршала по полу, попадаясь художнику на глаза. — А ну-ка, дай-ка… — Инк вжикнул молнией и запустил свои руки в неё внутрь. И вынул назад уже с пачкой конспектов и какой-то книгой. Прижал это добро к груди и, скроив мордочку «Гринча на ёлке», отполз назад за угол. И там уже с чинным видом поднялся на ноги, встряхнул плечами, поправляя сбившийся немного коричневый в мелкую полоску блейзер, из-под которого выглядывала нежно-бирюзовая водолазка, выловил из-за уха локон, позволив ему плавным завитком обрамить тонкое лицо и, довольно улыбнувшись и прищурившись, объявил, обращаясь к Блу: — Не высовывайся и жди здесь. И Блу остался. Прислонился к углу спасительной стены и стал наблюдать за устроенным художником цирком, а наблюдать было за чем. Дождавшись, когда мимо стола Эррора проходила какая-то студентка, Инк пошёл в атаку, ага, явно в атаку — это судя по огню, что горел в его глазах; как раз в нужном месте ступил немного левее, чем требовалось, чтобы беспрепятственно разминуться с девушкой, и, громко охнув, свалился боком на стол — прямо на раскрытую книжку Эррора, зашипел, якобы от боли, и рассыпал стопку тетрадей и книг, что прижимал до этого к груди, по столу. Конечно же, конспекты хаотичным ковром покрыли весь стол и даже что-то улетело вниз. И Инк попытался якобы подняться, но, опершись на локоть, ахнул и заломил жалобно брови. «Пф-ф, актёр, блин…» — фыркнул Блу и продолжил наблюдение. Девушка, которой не посчастливилось попасть художнику под руку, побледнела и кинулась извиняться, ахая и охая, она всё вилась вокруг Инка, усиленно изображающего из себя сбитого машиной оленёнка, а Эррор сидел за столом статуей глубоко шокированного очкастого лемура. Но вот наконец художнику, видимо, просто валяться на столе надоело, или он решил, что сгустил краски достаточно, и куча мала из Инка, книг и тетрадей начала медленно разбираться. — Нет-нет, не надо скорую, ничего страшного, уже почти не болит… — услышал Блу отдалённое и фыркнул себе под нос. — Давай помогу… — донеслось следом, и Блуберри поднял бровь, когда этот странный студент с полосками на щеках вместо того, чтобы собирать тетради принялся поднимать, ощупывать и обтрушивать самого Инка. — Да они оба странные, — огласил свои выводы голубоглазый, и тихо посмеиваясь, продолжил наблюдать картину явно кокетничающего друга и прилично порозовевшего Эррора. — Пф-ф, два придурка, — Эррор и Инк в лучших традициях американских сериалов принялись собирать конспекты и столкнулись лбами, потом Эррор потерял с носа свои очки, и они оба полезли под стол их искать, а из-под стола почему-то вылез только один Инк, сгрёб со стола всё, что ему выдалось нужным, и, махнув рукой, почти вприпрыжку припустил к Блу. Вынырнувшего вслед за художником из-под широкой столешницы красного, словно переваренный рак, Эррора Блу почти пропустил из-за того, что мимо пролетающий на скорости метеора друг схватил его за плечи, и чуть не подняв в воздух, поволок за собой на коридор. — Давай-давай, шевелись, пока он не очухался и не вспомнил, что у него вообще был конспект… — услышал Блуберри и принялся бежать за улепётывающим по коридору к выходу из универа художником. — Почему он выполз оттуда такой красный? — спросил Блу, нагоняя того уже у самых дверей, его раздирало любопытство. — Что ты ему такого сделал под тем столом? Инк хихикнул: — О, я надел ему очки и сказал, что он похож в них на Лили Адамс. Блуберри поперхнулся вдохом: — О Господи, Инк! Это же… пошло! — Что?! Это не воспринялось бы им так «пошло», если бы он не знал, кто она такая… а он знал… — Инк расплылся в довольной улыбке. — Ох, наш Эррор, оказывается, любит смотреть порно, да ещё какое! Хардкор, кримпи, фетиш… ах! Интересно, он любит камшоты на лицо или больше на попу? Ох, ох! А он смотрел её «Исповедь грешной монахини»? — Уай-й, Инк, успокойся! Прошу тебя, перестань! — взвизгнул Блу, что сейчас напоминал собой яркую красную ягоду смородины. — Необязательно об этом орать на всю улицу! — он зашипел, махая на смеющегося друга руками, и увеличил темп, заметив на себе уничижительный взгляд какой-то мимо проходящей старушки. Инк нёсся за ним по улице с хохотом. Блу успокоился и перевёл дыхание, только лишь когда они ввалились на первый этаж общаги: — Извращенец, — буркнул он немного смущённо и обиженно. — Там на улице прямо возле нас моя училка по английскому стояла, а ты… Не смей так больше делать! Никогда! — он перевёл дыхание. — А конспект-то хоть у тебя? — Обижаешь! — гордо ответил ему Инк. — Держи! Это твоё… — в грудь Блуберри толкнули стопку отобранных с сумки ранее тетрадей. — А это мо-о-ой билетик на прекрасный вечер. Блу, едва видимо скривившись, посмотрел на художника, с счастливым видом обнимающего экспроприированный конспект: — Точно извращенец… — буркнул он совсем тихонько себе под нос. — Какое ж это удовольствие, писать целый вечер? … Осознание того, что его конспект пропал, сошло на Эррора спустя минут пятнадцать как свалившийся буквально на его голову художник ускакал восвояси с библиотеки, кровь перестала бу́хать в висках, а лицо приобрело нормальный оттенок, теряя красноту после того, как некоторые с невинной улыбкой на лице бесстыдно сравнили его внешность с достаточно известной порноактрисой. Нет, ну ак-х, он, конечно, понимал, что некоторые сходства были: те же очки, которые она не снимала почти никогда, смуглость кожи и чёрные волосы, пухлые губы. Эррор вздохнул судорожно, сжав эти самые губы в плотную куриную жопку, и уронил голову на стол, стукаясь лбом о гладкую деревянную поверхность. Губы! Губы этой порноактрисы вытворяли такое! И теперь перед глазами всё плясала картинка из недавно просмотренного фильма, только соответственно сравнению вместо лица Лили несчастное безвольное воображение прилепляло туда мордашку самого Эррора: раскрасневшегося, прикрывающего томно глаза и стонущего… и с каплями сп…а-А-А-акх-х!!! Демоны бы тебя унесли, художник! — Блядь, Инк, ну почему ты такой… Инк?! — Эррор выдохнул, бросив надежду подобрать какое-то слово, что в полной мере отразило бы характер, манеру поведения и вид некоего безалаберного индивидуума, которого угораздило захватить с собой то, что ему не принадлежало. — Ы-ы-ы, теперь придётся идти к тебе в комнату, лохматое ты недоразумение. Ну надо же, заграбастать мои записи. Ну если потерял, я тебя!.. — Эррор поднялся из-за стола, и сам не зная, что бы хотел сказать и что мог бы сделать, если бы действительно художник потерял его новый конспект, мотнул головой, вздохнул тяжело, сдал книгу библиотекарю и поплёлся к общаге. Надо было бы поесть чего-нибудь, но идти в магазин и покупать что-то съестное не хотелось, бутерброды уже сидели поперёк горла, а мысль о готовке на газовой плите заставляла спину покрыться липким потом. Ну не-е-ет, он не настолько голоден, чтобы контактировать добровольно с открытым пламенем — давняя фобия диктовала свои условия к жизни. — Ну что же, тогда к Инку. Тридцать третья, если я правильно помню… — буркнул он едва слышно и поёжился от холодного ветра, что пробрался под одежду сразу же, стоило выйти на улицу, он уже совсем не напоминал собой летний и даже пах приближающейся неотвратимо и неизбежно зимой. Осень входила в свои права, и Эррор залип взглядом на верхушки деревьев, с грустью вглядываясь в градиент перехода зелени основной кроны в жёлтое разнообразие верхушек. Ветер вейнул сильнее, в очередном порыве путая чёрную копну вьющихся волос, опять пробираясь под лёгкую сине-чёрную куртку и заставляя листья на деревьях затрепетать, заиграть тонами от оранжевого к тёплому нежному нефриту. Словно живое пламя… Эррор передёрнул плечами и прибавил ход, не поднимая глаза и желая поскорее дойти к помещению общежития, чтобы больше не видеть цепляющей за живое игры цвета, спрятаться под толщей комфортных уютных стен, где ничего не напоминало… Он мотнул головой и запахнул куртку плотнее. Двери общежития тихонько скрипнули, пропуская его внутрь здания, и он поспешил взлететь по лестнице, неуверенно замирая на втором пролёте площадки и сомневаясь, подниматься ли ему к себе или всё же свернуть на второй этаж к художнику. Воспоминания о том, что уже послезавтра в расписании занятий присутствует высшая математика, по которой и был утерян конспект с теорией, заставили грустно вздохнуть и свернуть направо, а потом снова направо, и быстрым шагом, чтобы ни в коем случае не передумать, пойти по коридору, и замереть под дверью. … Тихий стук, раздавшийся со стороны двери, заставил Инка вскочить с кровати. Он судорожно заметался по комнате, пытаясь одновременно спрятать скетчбук, в котором только что рисовал, пригладить волосы и найти второй тапочек, что где-то совсем неожиданно и коварно пропал, не желая попадаться на глаза. — Может, откроешь? — спросил друга Дрим, с умным видом закрывая книжку, что читал до этого, потягиваясь и подгибая ноги под себя, усаживаясь на кровати в позу лотоса вместо некультурной раскоряки, в виде которой сидел до этого. — Да-да, счас-счас, конечно-конечно… да бля, где эта чёртова тапка?! Дрим улыбнулся криво: — Под твоей кроватью, как и все остальные утерянные сокровища мира. — Спасибо! — Инк упал на колени, и правда выуживая из-под кровати лохматый чёрный тапочек, и ойкнув, запихивая вынырнувший вслед за ним конспект обратно под кровать поглубже. Насадил лохматую обувь на ногу, одёрнул футболку и помчался к двери, шарпнул нетерпеливо ту на себя: — О, привет… Эм-м, ты что-то хотел или просто так ко мне зашёл, погулять позвать? Эррор, неуверенно переминающийся с ноги на ногу, поднял глаза. Видно было, что прийти сюда самостоятельно стоило ему немалых усилий: щеки немного залил румянец, руки нервно бродили по грубой серой ткани джинс, а грудь под светлой рубашкой вздымалась немного видимее и чаще обычного. Инк скользнул взглядом от золотистых глаз к немного потрескавшимся от ветра губам, к вздрогнувшему кадыку на крепкой шее, к едва видимой пульсирующей артерии и к стыку ключиц, что выглядывали и манили из-под расстёгнутого немного воротника рубашки. «А-а-аг-х…» — Инк мысленно закусил губу. Ну неужели можно быть таким горячим просто стоя, дыша и ничего не делая?! Это же просто преступление против природы! Он облизнул губы. — Кажется, ты недавно взял что-то моё… — от немного осипшего голоса захотелось заскулить, и художник прислонился плечом к дверному косяку, окончательно поплыв от звуковых эффектов, что добили едва державшегося до этого Инка, словно обухом по голове, не давая даже шанса на удачное сопротивление. «Ох, мва-а-ах, Руру, я взял бы сейчас что-то твоё. Например, поцелуй, или сердце, или лучше твою девственность, о-ох, я уверен, она у тебя точно есть, вон лежит на границе светлой ткани и смуглой кожи, которая так притягивает глаза и просит попробовать себя на вкус, ах, сладкая-сладкая девственность, манит пальчиком, дожидается, чтобы её присвоил славный умелый и наглый Инки. Уф-ф…» — мысли неконтролируемой рекой несутся куда-то не туда, и художник заглядывает в золотые глаза снизу вверх: — Что именно твоё, Эри? — К-конспект, — почти что заикается Эррор. «Ох, конспект. Это так мило, Эррор, и так правильно, то, что ты пришёл его искать сюда. Это позволит мне посмотреть на тебя ближе, нежели получается в универе, намного ближе, это, возможно, даже позволит немного… сблизиться с тобой. А что такого? Почему бы и не попробовать?» Ох, Инк не сможет не попробовать, он никак не может забыть вид капелек на его мокром лице, когда он, раскрасневшийся и распатланный, стоял с приоткрытым ртом над умывальником и дышал так часто и загнанно, словно только что… о-а-ах… ну и пусть, что он не гей, как он сам уверяет, пусть! Но, может, Инку удастся? Получится склонить его немного побыть Би? Если хорошо постараться, он же умеет быть возбуждающим и откровенным, он, если подумать, даже немного похож на девушку, если распустить волосы и прикрыть выбритые виски, он же может понравиться Эррору, чисто теоретически… ну вот совсем немножечко, или нет, лучше много и сильно, лишь бы умудриться зацепить, ведь это возможно, ведь это так часто бывает. Сколько латентных гомосексуалов он знал на своём веку, о скольких слышал? Определённо стоит попытаться, оставить такую сладкую булочку в покое просто так — выше его сил. Особенно если он из-под опущенных светлых ресниц видит это едва горящее жаром смущение на его лице. Ох, у него всё же могут быть шансы… — Конспект? Какой конспект, Эри? Я ничего не брал, у меня только свои тетради, я проверял, когда вернулся с библиотеки. — Точно? — Инк кивает на эту неуверенность. «Боже, как же это мило!»… — Ну, тогда у меня проблемы… — роняет Эррор и ведёт рукой от лба к затылку, немного кривя губы. — У-у-у, мне кажется, или кто-то потерял свои записи? Что, прям все? Ну всё, это же теперь, если ты всё быстро у кого-то не перепишешь… Писец тебе, детка, на семинаре. И Эррор смотрит, а у Инка щекочет в горле от этого взгляда: пристального, волнующего, немного раздражённого и злого. — Ты можешь мне свои одолжить переписать? У тебя же есть, я знаю, ты отвечал на прошлом семинаре. — Есть, — кривится Инк. — Есть, но я тебе их не дам, а то вдруг ты и мой конспект потеряешь. Я могу просто тебе позволить с него переписать. Только здесь, у меня, под моим присмотром… — «ну же, решайся, Эррор, давай же, это не так страшно, как тебе кажется. Я не буду тебя донимать… сильно…» — Ох, ну тогда мне нужно сходить по чистую тетрадь и… — У меня есть! — Инк чуть не выкрикнул это от волнения и радости, схватил Эррора за плечи и втянул внутрь, захлопнув за собой дверь ногой и насилу удержавшись от того, чтобы не щёлкнуть входным замком. — Я всё тебе дам. Садись сюда, подожди секунду. На стол перед опешившим от такой неожиданной активности Эррором легли две толстеньких тетради и ручка, а напротив на свободный стул упал глубоко дышащий художник. Подпёр ладонями голову и принялся смущать пристальным взглядом. «Да что ж ты вытаращился на меня, словно на какое-то диковинное животное? Тебе что, совсем нечем заняться, что ли?» — Эррор подавил желание ругнуться в голос, боясь, что вздумай он возмущаться, и конспект отберут, а его самого выгонят в коридор, и уж тогда ему точно… а-хах, как там он сказал? Писец на семинаре? Ага-ага, что-то подобное… Он выудил очки из футляра, насадил их на нос, открыл сначала чистую тетрадь, а потом и исписанный конспект, начал листать страницу за страницей, пытаясь найти предпоследнюю тему, которую надо было бы ему пересдать. Ладонь с прохладными пальцами схватила его руку настолько неожиданно, что он с тихим свистом втянул воздух и вздрогнул — неожиданные касания всегда его пугали и вызывали дискомфорт. Инк отвёл руку Эррора в сторону и принялся сам шуршать страницами. — Далеко ищешь, вот тут вот, последняя и предпоследняя, какая тебе там нужна? — Предпоследняя, — ответил Эррор, переводя дыхание и хватая белую пластиковую ручку, наклонился пониже, чтобы спрятать за волосами наверняка побледневшее от нервов лицо, и начал выводить первые буквы. И чуть не заорал в голос, когда пальцы с выкрашенными в чёрный ногтями скользнули по виску, зарылись в чёлку и отвели её в сторону. — Не странно, что у тебя плохое зрение с такими-то привычками, только посмотри на себя, глаз за волосами не видно… — Эррору показалось, что его сердце сейчас выпрыгнет из груди или он захлебнётся собственной кровью, бледное до этой секунды лицо запылало жаром, и он закусил губы, надеясь, что он сейчас не сравнялся цветом со спелым томатом. — Тебе дать заколку, или… — Мне перестать мешать! — вспыхнул Эррор. — Иначе я не смогу написать ни странички, перестань меня постоянно трогать, Художник! Инк улыбнулся неожиданной кличке, слетевшей только что с губ его нового увлечения. Его никто и никогда раньше так не называл. Несомненно, прозвища были, но все какие-то обидные, некрасивые или намекающие на его нестандартные предпочтения в кровати, а это… Художник… звучало даже слишком хорошо и приятно. — Ладно-ладно, как скажешь, ворчун, мои руки с этого момента при мне… — и он откинулся на спинку стула и, словно демонстрируя правдивость своих слов, сложил руки на груди, и стал бродить взглядом по вновь наклонившейся над тетрадью фигуре. Через десяток минут наблюдать за пишущим стало немного скучно, да и казалось, что Инку уже удалось выучить на память каждую волну чёрных волос, расстояние от странно густых нижних ресниц к началу вытатуированных полос, что уходили на щёки, и частоту, с которой дёргалась мышца на плече, когда Эррор резко переставлял руку, переходя на следующую строчку. Ритмичное покачивание бледно-цианового кончика воротника рубашки в едва заметную полосочку необъяснимо волновало и приковывало к себе глаза, приоткрытые губы на таком на его взгляд идеальном в своей сосредоточенности лице дразнили и возбуждали, и Инк втянул нижнюю губу и не в состоянии больше сдержать себя от физического контакта протянул к сидящему напротив… ногу. Резкое движение от щиколотки вверх, под ткань джинсов по голой коже, что моментально от этого покрылась пупырышками от поднявшихся дыбом волосков, под самую практически ямку под коленом застало уж совсем врасплох, и Эррор втянул голову в плечи и сжал резко пальцы — на всю комнату раздался хруст ломаемого пластика. Осколки разломанной ручки посыпались на разграфленную клеточкой бумагу и на стол. — Ой! Ты чего? — невинно воскликнул Инк, словно это не его стопа только что нагло вторглась в личное пространство Эррора и перепугала до смерти. — А ты чего?! — ответил тот возмущённо, унимая нервный тик, бьющий левую щеку, и подтягивая ноги ближе к себе, пытаясь как можно дальше спрятать их под стул. — Я? А что я? Это ты не пойми чего дёргаешься и уничтожаешь мои ручки! — потряс Инк головой, упрямо не желая признавать свою вину. — Потому что ты меня постоянно лапаешь! — Я тебя не лапал! Что за откровенное враньё? Вот они, мои руки, при мне, как я и обещал! Чем я тебя мог лапать? Эррор вдохнул возмущённо: — Ногами! Инк едва не фыркнул в голос: — Ещё скажи глазами! — И глазами тоже! — Что за несусветная глупость? Как вообще можно лапать глазами, Эри? Ладно раздевать, это да, это можно, трахать тоже, но лапать, я… — А ну позатыкались немедленно! Оба! — золотые и голубо-зелёные глаза уставились на нахмуренного и откровенно раздражённого Дрима. — Прекращай гонять беса, Инк, а ты… — он ткнул пальцем в почти что не дышащего Эррора. — Пришёл писать так пиши, нехер орать в нашей комнате! Мне завтра отвечать, а из-за вашей возни я второй раз абзац перечитываю, нифига понять не могу. Имейте совесть! Эррор уткнулся носом в тетрадь, про себя проклиная всех и вся и беззвучно скрипя зубами. Инк же вперился в него нечитаемым взглядом: — Ох, Дрим, извини, мы будем тихо… — и улыбнулся так, что у Эррора поднялись дыбом волоски во всех возможных и, кажется, во всех невозможных местах тоже. — Правда же, Руру? А чтобы не мешать тебе разговорами, я просто сяду к Эррору немного ближе. «Тудум-тудум», — это стучит в висках сердце Эррора, что забралось в горло и пытается силой пробить себе путь на свободу. — Д-да, конечно… художник… б-будем тихо… — блядский конспект! Блядская математика! Блядские семинары, и Инк тоже… ну никак не успокоится. Ну чего ему от Эррора надо? Инк скрипит стулом, переставляя его по другую сторону стола, прямо вот тут, рядом, совсем под боком побледневшего отчего-то парня, улыбается жутко-елейно, садится и придвигается ближе, и ещё ближе, настолько близко, что стиснувший челюсти Эррор слышит его сердцебиение и чувствует запах его геля для душа, или шампуня, или что там пахнет так приторно сладко и раздражающе, а пригревшаяся на пояснице наглая рука ставит окончательную точку в психической стабильности несчастного Эррора. Аг-р-р-х… Стоит ли говорить, что так быстро Эррор ещё никогда в жизни не писал? Он вылетел пулей из комнаты под номером тридцать три ровно через двадцать четыре с половиной минуты, прижимая к груди конспект, как самое ценное в мире сокровище, и взлетел по лестнице вверх — на пятый, к себе домой. Распахнуть скрипучую дверь, захлопнуть её со всей силы, чуть не сорвав с петель, швырнуть тетрадь-виновницу его морального изнасилования на стол и пнуть попавший под ногу вьетнамок. — Инк, сука!!! А-а-гр-р… — Эррор впечатал кулаком в боковушку шкафа, отчего несчастная старая мебель скрипнула жалобно и укоризненно и скособочилась, склонившись и упёршись верхним своим углом в стену, видимо, в поиске поддержки, если не физической, то хотя бы моральной от жестокого хозяина-человека, что совсем не ценит своё временное имущество. — Да чтоб тебя с твоей блядь повышенной тактильностью! — он передёрнул плечами, рёбра горели до сих пор от ощущения фантомных касаний. — Зачем тебе, сука, понадобилось меня целый вечер тискать, дружественно настроенное любвеобильное чудовище?! Блядь! Эррор кинулся к многострадальному шкафу, дёрнул на себя криво висящую дверцу, схватил с верхней полки полотенце и быстрым шагом направился обратно в коридор: вниз на четвёртый к душевым, вымыться начисто, надеясь, что жжение от жёсткой мочалки перекроет собой воспоминания чужих рук на его боках. Спустя пятнадцать минут в комнату вошёл уже явно успокоившийся и в меру не раздражённый парень с синим полотенцем на бёдрах и распаренной до нежно коричнево-розового кожей, упал на кровать, выдыхая в покрытый мелкими трещинками потолок, и потянулся к телефону — проверить наличие пропущенных звонков и непрочитанных сообщений. От Юлии Владимировны ничего не нашлось, непрочитанных смс-ок тоже не обнаружилось, и он ткнул в иконку браузера — на экране загорелась открытая на последней сессии страница приватного чата, и Эррор сглотнул — @KissTheRainbow и его короткое «Завтра» резало глаза и взывало к совести. Эррор пожевал губами: — Да пошло оно в пизду! — отбросил телефон в сторону и засопел рассерженным ёжиком. — Да блядь! — бой с совестью проигран со счётом 2:0 в пользу совести, и это только за сегодняшний день, а что будет дальше? Он занёс палец над светящейся синеньким ссылочкой — его любимый цвет, чтоб тебя… и коснулся экрана. *Здесь пока ничего нет… Отправьте сообщение или нажмите на приветствие ниже. Эррор перевёл взгляд на жуткого поросёнка в распределительной шляпе, круглых очках и в полосатом шарфе Гриффиндора, пухлой колбаской лежащем на отсутствующей шее, и скривился в отвращении от предложенного Телеграмом стикера. «Привет, Радуга. Это я… хотя ты и так видишь это по моему нику. Я обещал — я пришёл. Пообщаемся?» — появилось на пустом до этого прямоугольнике экрана. «Приве-е-ет🤩🤩🤩 кого я вижу!» «А чего ж не? Можно и пообщаться!» «😏помнишь, чем мы должны были с тобой заняться? 👉💙» Эррор облизал нервно губы. «Да.» И дрожащими немного пальцами дописал тут же: «С чего там обычно начинается вирт?»