Август

Не то чтобы Перси не подозревал, что ему нравится Джейсон. Это заподозрить в принципе оказалось не так сложно, особенно после того, как Аннабет, понявшая все в пару раз быстрее него самого, прямо спросила, планирует ли он что-либо предпринимать. Перси не знал, если честно, планировал он или нет. Вдруг пройдет, перебесится, и от прямого надежного взгляда матово-голубых, как безоблачное летнее небо, глаз перестанет кратко и мягко перемыкать под ребрами и глупо-неловко мутнеть в голове. Аннабет на это понимающе, немного грустно улыбалась и заверяла Перси, что все сложится хорошо, что бы Перси ни решил в итоге. Перси решать не торопился, растягивая время в сладко-липкую патоку веселого солнечного лета, изматывая себя тренировками, уклоняясь от поисков всеми возможными и нет способами, развлекаясь с друзьями и лениво препарируя свои чувства и мысли в шуршащем солеными волнами покое океанского побережья, пока его взгляд, пришитый к водяной кромке, рассеянно и мутно вглядывался в отпечаток матово-голубых глаз на водорослевом клубке в коробке его черепа. Не то чтобы Перси боялся. Головой он понимал, что даже если Джейсон ему откажет, то это не разрушит их общение. Трехлетняя дружба, прошедшая штормы, бури, войну с Геей и несчетные жаркие летние дни и ночи под ясной громадой лагерного неба, едва ли рухнет руинами и строительной пылью из-за одного-единственного предложения Перси пойти на свидание. А если слышать отказ окажется больно… перебесится как-нибудь, а Аннабет поддержит и будет ласково-уютно его обнимать, пока он жалко печально дрожит, свернувшись клубком на рыхлом сером песке побережья. Перси тянул резиновое время столько, сколько вообще был способен. Учитывая бесящую его самого невесть откуда взявшуюся нерешительность (на которую Аннабет говорила, что и не надо через силу и дискомфорт заставлять себя признаваться Джейсону, на что Перси снова ругал себя и откладывал мысли о Джейсоне на потом), затянуть время вышло аж до августа. К тому времени жаркое рыжее солнце до золотого хруста высушило траву на холмах и уже был снят и продан обильный розово-алый урожай клубники — не считая того, что выкрали никогда не попадающиеся дети Гермеса и регулярно попадающиеся остальные полукровки, чтобы после, в душных жидких тенях за домиками и раскидистыми темно-зелеными дубами и кленами, тайком поедать, обмазывая ладони розовым соком и чувствуя себя нашкодившими детьми. Будто Хирон не в курсе и даже не догадывается о буйно цветущем воровстве клубники, в самом деле. Аннабет и Джейсон заканчивали проект храмов Зевса и Геры, облегченно радуясь тому, что умудрились справиться до конца лета. Перси сочувственно усмехался над тем, как Аннабет, недовольно поджав губы и выжигая на чертежах древнегреческие проклятия стальным взглядом, старательно выстраивала планировку храма Геры, пока Джейсон, закопавшийся в книгах и своих заметках по растрепанную светлую макушку, топил себя в теории и генерировал идеи, как можно было бы обставить храмы, не ущемив хрупкое эго венценосных богов. Аннабет отрывалась от чертежей, чтобы приобнять Перси и мазнуть губами по его щеке, благодаря за горько-сладкий кофе. Джейсон улыбался устало, но ясно, и доставал скетчбук, чтобы спросить у Перси, не сломал ли он павлину крыло в полу-удачных попытках нарисовать. Перси отвечал, что все великолепно, потому что рисунки действительно впечатляли, если вспомнить, что Джейсон с нуля начал учиться у Рэйчел рисовать в этом июне, а сам Перси не был способен и палочного человечка накалякать. Рэйчел, буйно-рыжая и неприлично гордая успехами Джейсона, потом сама исправляла ошибки анатомии. Они закончили проекты храмов и получили одобрение Хирона (и равнодушное фыркание Диониса, которое Хирон перевел им как «флаг вам в руки, можете начинать строить»), а после, хотя и все еще были заняты по горло, разгребая обрывки заметок и идей для других храмов и распоряжаясь о начале строительства первых двух, решили наградить себя. Аннабет получила разрешение слетать в Сан-Франциско на архитектурную выставку (в названии которой Перси сто раз запутался, хотя и пытался запомнить, и понял только, что она связана с историей архитектуры) и улетала из Нью-Йорка через три дня, до этого момента изнывая в предвкушении. А Джейсон навестил домик Афродиты. И покрасил волосы в розовый. Когда Перси увидел это, его перемкнуло. Он замер столбом там же, где и стоял, и все бы ничего, если бы они не были на тренировке, и Аннабет бы в этот момент не замахивалась на него кинжалом, ожидая, что он отобьет удар. Она, взвизгнув от страха и едва успев среагировать, увела траекторию замаха в сторону от онемело застывшего Перси и выронила клинок в песок. — С ума сошел, — прошипела она испуганно, но без злости. Бессмысленно было злиться на то, что Перси нечаянно отвлекся, даже если из-за этого ему едва не прилетело ее клинком под ребра. — Прости, — рассеянно отозвался Перси, смотря вдаль непонятным мутным взглядом. — Бет, я труп. Аннабет обернулась и устало вздохнула. — Давай только без трупов, пожалуйста. — Она подняла кинжал и обтерла с него песчаную пыль о край оранжевой футболки, перевязала копну лаковых косичек-дредов в хвостик повыше, жадно глотнула воды из полупустой бутылки, нечаянно плеснув на шею. Перси все также стоял надгробным памятником самому себе и, завороженный, неотрывно смотрел на Джейсона. А после махнул смуглой, глянцево блеснувшей от пота под рыжим светом солнца рукой и звонко самоуверенно прокричал, как ни в чем не бывало. — Э-эй, Джейс, ты великолепен. Джейсон орать через пол лагеря не решился, но улыбнулся ясно и счастливо и широко помахал в ответ. Пайпер, до этого сосредоточенно что-то ему объясняющая, бросила остро-довольный взгляд на Перси и Аннабет и хитро-загадочно улыбнулась. — Я позову его на свидание, — объявил Перси. — Или я труп. — Да на здоровье, рыбьи мозги, — фыркнула Аннабет. — Ты и так тянешь с этим уже вечность. После тренировки, душа и ужина иди к нему. Она перехватила клинок поудобнее в влажной крепкой ладони, убедилась, что внимание Перси сосредоточено на ней, а не цвета розовой жвачки макушке на горизонте, и снова напала. После тренировки, душа и ужина Перси пошел к Джейсону. Тот мягко ясно улыбнулся, открывая Перси дверь домика, и с радостью уцепился за предлог свалить оттуда подальше. Они пошли к сиреневому перекату лохматых морских волн. — Тебе реально очень идет, — сказал Перси и, чувствуя себя так, будто разучился говорить или онемевший язык в его рту принадлежал не ему, а кому-то чужому, добавил запальчиво: — Хоть бы предупредил, дал время на моральную подготовку. — А она нужна? — фыркнул Джейсон. — Да, черт побери, — воскликнул Перси, надеясь, что его щеки и шея не горят слишком очевидно. — У меня чуть сердце не остановилось, когда я тебя увидел. — Потому что тебе чуть не прилетело лезвием под ребра. — Потому что ты, мать твою, охрененно шикарный. Джейсон, розовея по бледным от природы гладким щекам, остановил Перси в паре шагов от серебристо-кружевной бахромы морской пены и поймал его взгляд. — Я тебе нравлюсь? — прямо спросил он. Перси так ошалел от его прямоты, что честно и покорно сознался. — Да. — Как насчет свидания? — Вообще-то это я планировал тебя на свидание позвать. — Тебя что-то не устраивает? — Нет, все прекрасно. Когда Джейсон улыбался так довольно, по-домашнему уютно, тепло оглаживая мягким матово-голубым взглядом, Перси устраивало откровенно все, и он даже не думал пытаться это отрицать. Он едва нашел силы удержать глупую улыбку и не завизжать нечаянно от восторга, когда волнительно подрагивающей рукой поймал руку Джейсона и сплел их пальцы. Джейсон уверенно взял его за руку и повел ленивым прогулочным шагом по серому песку побережья. Под светом закатного солнца краска его взъерошенных мягких волос отливала липкой сладкой мякотью переспелой клубники и золотая оправа очков строго отблескивала плавленым золотом. — Как насчет угнать после отбоя Блэкджека и прогуляться по ночному Нью-Йорку? — Сколько пончиков нам будет строить такое приключение? — Пару коробок. Возможно также пару стычек с лагерными гарпиями и пару десятков прибитых монстров. Ну так что? — И это вся цена? — усмехнулся Джейсон. — Могу еще потребовать обнимашек. Джейсон притянул удивленно ойкнувшего Перси к себе и поймал в надежное тепло объятий, тяжело покачнувшись, когда довольно краснеющий Перси повис на нем мертвым грузом, оплетая конечностями, как чересчур тактильный влюбленный осьминог, и мимолетно поцеловал в щеку.