Внутри лишь руины

      В далёком 1965 году пятилетний Джаффар, слушая рассказы отца о долге и преданности своей стране, не мог представить, что сказанное не будет иметь ничего общего с суровой реальностью: тем, кто у власти, плевать на собственных граждан; коррупция никак не наказывается; на войне убивают, пытают, и она выгодна политикам; боеприпасов никогда не бывает в достатке; и что ещё хуже — товарищ за деньги засадит в спину нож.       Его отец являлся обычным торговцем, далеким от военного дела, поэтому Джаффар ни в чём его не винил. Не было ничего плохого в том, чтобы уберечь сына от правды, и в желании дать всё самое лучшее: обеспечить достойным образованием, которое сам не получил; помочь с работой, где необходимо думать головой, ведь сам упахивался от тяжёлого физического труда; собрать побольше денег, чтобы женить на достойной девушке, и каждый день видеть улыбку собственного ребёнка.       Маму Джаффар не знал. Умерла про родах. Об этом мальчик узнал в раннем возрасте.       — Азза, — Джаффар не обращался к родной тёте как следовало, всегда по имени, — папа не рассказывает, где моя мама. Скажи, куда она ушла? Я найду и приведу её.       — Вот бесстыжий! Конечно не скажет, — с самой первой минуты его появления на свет она невзлюбила мальчика. — Моя бедная сестра! Ты был таким огромным! Она тебя долго рожала, все силы потратила! — от нахлынувших воспоминаний слёзы ручьем полились из её глаз. — Всевышний забрал мою сестру к себе!       Он отлично помнил женские слёзы, частые упрёки в смерти любимой сестры. Было ещё одно чувство, неприятное, которое будет преследовать его долгие годы, — вина за собственное рождение. Ему не были рады, его никто не любил.       — Зачем я тогда родился? — мальчик поделился с отцом недавним разговором с родственницей.       Родитель видел в глазах напротив такую знакомую грусть, но какие слова подобрать, если самому хочется одного — плакать, а не раскапывать яму с болезненным прошлым. Он так старался все эти годы подарить свою любовь, уберечь от злых языков, скрыть от невзгод, но вот когда настало время рассказать взрослому не по годам сыну правду, смелость покинула мужчину.       Не смог он смириться с горькой правдой — один родитель не в силах восполнить отсутствие второго, как бы сильно ни старался.       После разговора мальчик понял: в этой жизни он нужен только отцу, поэтому сделает всё, чтобы не огорчать его.       Если Джаффар скажет, что падать с вершины детских грёз больно, — бесстыдно соврёт, но терпеть боль от перелома костей или глубокого ранения, когда и обезболить-то нечем, — ещё больнее. Может, если бы он почувствовал хоть на мгновение теплоту материнских рук, услышал колыбельную из её уст, злость и зависть не сподвигли бы его уйти в двадцать лет добровольно в армию и взять в руки оружие. Парень был уверен — именно там, где царят вечный страх и подчинение, ему самое место. Именно такой жизни он заслужил.       Он не считал себя ни плохим, ни хорошим. Он просто жил. Друзей не заводил, свою любовь не искал. Товарищи по службе поначалу считали, что у парня проблемы с головой или, того хуже, он являлся сторонником однополых связей. Джаффара не волновали разговоры за его спиной. Воспользуйся они хоть немного мозгами, что даны безвозмездно, — лично узнали бы причину такого поведения.       Спустя полгода службы к его тихому образу жизни привыкли, а когда одного недоумка чуть не отправил в госпиталь, стали уважать.       Когда он впервые попал в эпицентр военных действий, окончательно убедился в тупости «сказочников» — так он называл командиров и тех, кто выше по званию. Приказы отдавали люди, которые никогда не были в войне. Но куда хуже, когда вчерашним мальчикам выдавали оружие и приказывали отнимать жизни таких же юнцов, как они сами.       Каждая отправка в новый пункт назначения казалась хуже предыдущей: кто был хоть немного похож на врага — убивали, у мирных и беззащитных людей забирали ценные вещи или еду, детей использовали как посыльных или шутов для развлечений, молодых девушек брали силой или заставляли курить добытые нелегальным путем одурманивающие сигареты. Когда из населённого пункта выжимать было уже нечего, солдат забирали обратно.       Итог всегда был один — путь расчистить любым способом, даже ценой невинных и беззащитных. Джаффар всё видел, понимал, но всё ещё был частью этой системы. Не мог ответить себе на вопрос: «Что он до сих пор тут делает?».

***

      В 1988 году «сказочники» отдали неожиданный приказ. Видимо устав от больших расходов на военные действия, «главные» решили пойти на мировую, конечно же, в своих целях. Куда выгоднее казалось сотрудничать с другими государствами, чем применять силу и тратить небесконечные ресурсы. Путём долгих переговоров было принято решение отправить солдат и врачей в качестве гуманитарной помощи на территорию Ирака.       Джаффара не радовала такая перспектива. Впервые им говорили «защищать». Он всем нутром чувствовал подвох. Не могло быть всё так гладко, не могли «сказочники» в одночасье стать человечными. Всё в мужчине кипело и кричало от их притворства. Тем не менее он солдат — он должен подчиняться приказам, а не оспаривать их.       Путь занял несколько дней. Солнце напекало так сильно, что Джаффару хотелось раздеться, наплевав на последствия. Словит пулю — невелика потеря. И тут же Джаффар осёкся, вспомнив отца, единственного родного человека. Жалость к нему заполнила сердце мужчины. Нужно было выжить любой ценой.       Товарищи по службе привыкли к подобной пытке. Они были в своём привычном состоянии: шутили, подначивали на авантюры, делились ожиданиями от очередной поездки. Оставалось им только завидовать и убирать пот с не закрытых формой частей тела.       Военный экипаж приехал самым первым. Медиков задержали на границе.       Осмотрев местность, военные наметили несколько целых зданий. В одном развернули штаб, остальные выделили для врачей и раненых. Джаффар знал, пока светит солнце, всё остаётся относительно спокойным. С наступлением сумерек нужно быть наготове. Никто не отменял факта, что противники могли воспользоваться подарком природы и заявиться без приглашения.       Через пару часов к штабу подъехали три другие машины. Без белых халатов и головных уборов врачи выглядели как мирные жители. Трое взрослых мужчин, четверо молодых парней и столько же девушек — в таком скромном составе медики спасали тех, кто оказывался между жизнью и смертью.       Собрав всех в одном помещении, командующие операцией кратко стали излагать обязанности врачей и дальнейшие действия солдат. Все, за исключением Джаффара, внимательно слушали наставления. У него же сейчас появилась маленькая возможность расслабиться и погулять в собственной голове вдоль поляны постоянно растущих мыслей.       Отдав восемь лет защите родине, Джаффар чётко понял, как сильно ошибался в своих убеждениях. Ещё молодым парнем он видел бесчисленное количество смертей, столько же жизней отнял сам. Первое время боялся ночью закрывать глаза. Боялся гнева тех, у кого осознанно забрал возможности дышать, видеть, чувствовать. Сколько бы он во сне ни старался проснуться, вымаливать прощения со слезами на глазах, умолять, чтобы эти пытки прекратились, ничего не выходило. Запах смерти и крови следовали за ним по пятам. Мужчина пробовал вдыхать крепкие табак и кофе, раздражать слизистую носа сподручными средствами, но ни один способ не помогал.       В моменты бессилия Джаффар хотел вернуться домой, начать ту жизнь, о которой гордо говорил бы «слава Всевышнему, всё хорошо», обзавестись семьёй, помогать отцу, но не мог. Как можно было жить спокойно, когда он больше не представлял свои дни без оружия и постоянной тревоги? Джаффару пришлось стать реалистом. Он уже прошёл свою точку невозврата.       — Господин Муштари, у меня будет одна просьба, — Джаффар от неожиданной смены голоса с чёткого и жёсткого на мелодичный проморгался, пытаясь найти источник несвойственного в их профессии женского голоса. Нашёл. Его взгляд был прибит к смелому ангелу. — Не все медбратья смогли приехать с нами. Нам в помощь понадобятся пару солдат. Это возможно? — совсем ещё юная девушка, но уже уверенная в себе. Её внутренний стержень выдавали недетский взгляд и уверенная речь. Рядом сидели врачи-мужчины, но осмелилась заговорить с вечно грозным и непрощающим мелкие ошибки командиром именно она. Такое умозаключения позабавило Джаффара. Сложив руки на груди и чуть склонив голову, продолжил наблюдать на девушкой.       — Как к Вам можно обращаться? — Джаффару сейчас показалось или тон командира стал мягче?       — Ясмин Аль-Азиз, главная медсестра.       — Да, Ясмин, это возможно. К вам в помощь будут приставлены Джаффар и Рабиб.       Взгляд командира переключился на тех, чьи имена он назвал. Нужно встать, обозначиться. Ясмин внимательно смотрела на солдат, запоминая их лица. На совсем молодом парне девушка надолго не задержала взгляд. Человека с изумрудным цветом глаз и светлыми редкими волосами точно не спутала бы ни с кем. Теперь её внимание переключилось на товарища Рабиба. У Ясмин язык не повернулся назвать его «молодым парнем». На неё смотрел мужчина, возможно, на вид тридцати пяти лет. Нахмуренные брови и глубокий взгляд не придавали ему красоты, наоборот, отталкивали. Джаффар напомнил Ясмин её отца. Он с виду был такой же серьёзный, грубоватый и колючий. Почему Кадир стал таким, девушка знала, как-никак работать военным хирургом — не цветы собирать, но вот что в себе так глубоко прятал таинственный солдат, ей не терпелось узнать.

***

             «Нет ничего сложнее, чем отнять жизнь у человека», — так думал Джаффа, пока воочию не стал наблюдать отлаженную работу медиков. Когда носишь статус «пациент», не обращаешь особого внимания на важность этой профессии, её тонкостей и рисков, но постоянное нахождение среди людей в белых халатах заставило открыть глаза. Отточенные движения врачей, умение медсестёр по взгляду понимать, что необходимо делать, отсутствие пренебрежения медбратьев к просьбам помочь донести ещё одного израненного бойца. Они тоже вели борьбу. Свою, без оружия, но куда более важную, чем солдаты во время сражений.       Все медики одинаково рисковали собой, но в глазах Джаффара именно Ясмин была самоотверженней остальных. Он не понимал, как у хрупкой девушки получалось выдерживать настолько сильный груз ответственности. Жалость это или заинтересованность, солдат и сам не знал. Днём мужчина находился с медсестрой чаще, чем с кем-либо ещё. Сам выполнял физически тяжёлую работу, лишь бы не потерять «своего» человека на поле боя, а не потому что хотел постоянно её рассматривать, находиться близко, чтобы на мгновения почувствовать запах кожи, краем уха слушать сказки, принадлежащие раненым. Он подходил к Ясмин под любым предлогом. Думал, не вызывает никаких подозрений. Был уверен, что всё держит под контролем.       Так летело время, рассвет сменялся закатом, на место звёзд приходило солнце, а Джаффар не переставал думать об одном очаровательном ангеле. Смелости хватало только на такой поступок. Он понимал, что теряет ценный ресурс — время, но не мог себя заставить позвать девушку на разговор. Страхи сковывали тело, предрассудки туманили разум, неуверенность в себе не оставляла даже призрачной надежды на взаимность. Впервые сердце откликнулось, молило не упустить этот шанс, возможно, последний в его жизни, но голос из прошлого так мерзко напоминал: «не заслужил».       Не заслужил…       Ночь перед отъездом медиков была подозрительно спокойной. Приедет новая группа, и терзания солдата прекратятся. «Только бы выдержать до рассвета», — просил он себя.       В полуразрушенном трёхэтажном здании Джаффар глядел на тёмный размытый горизонт в ожидании чего-то плохого. Жизнь научила его не радоваться «хорошей погоде», ведь после следовали пасмурные дни.       Сумеречная тишина без разрешения открывала в Джаффаре плотно закрытые двери к собственному сердцу, что с первыми лучами солнца беспросветно захлопывались.       При разглядывании остатков города Джаффара не оставляли в покое сомнения. Всё ли он делал верно? Личные убеждения мешали наслаждаться маленькими радостями, что дарила жизнь. Люди, которым он помогал из человеческих соображений, а не «потому что работа такая», всегда благодарили едой или питьём, но Джаффар не смел принимать щедрые подарки, возвращал. Не гладил бродячих животных, что подходили ласкаться, грешно было давать бедным маленьким существам ложную надежду на спасение. На взгляды красивых молодых девушек отвечал строгим, а порой осуждающим взглядом. Нужно было сразу оттолкнуть, не питая никаких надежд.       Следы войны прослеживались в его поступках, мыслях, намерениях и особенно словах. Джаффар считал, что не заслужил никаких мирских, пусть и незначительных, но благ. Он думал, что сейчас прятался именно от них и от добрых людей, только сердце выдавало другой ответ: мужчина убегал от молодой медсестры, которая не первую ночь врывалась к нему во сны и волновала всё ещё живое сердце.       — Позволите? — солдат не шевельнулся, но был удивлён появлению незваной гостьи.       — Если не боитесь испачкать одежду, прошу, — Джаффар указал на место рядом с ним. Девушку давно перестала волновать такая мелочь, поэтому она спокойно села на покрытую пылью и каменной крошкой поверхность.              — Теперь я знаю, где Вы пропадаете ночью, — лёгкая улыбка украсила лицо Ясмин.       — Отсюда хорошо видно местность и ваши палатки, — ответил Джаффар как можно равнодушнее, подавляя внутреннее волнение.       — Или избегаете меня, — её откровение застало врасплох, возмутило. Джаффару хотелось привести девушку в чувство грубостью, но в последний момент он передумал. Нельзя было реагировать. Нельзя показывать видом, что чувства задеты.       — Не обманывайте себя. От меня больше пользы, когда никто не видит, где я и чем занимаюсь, — мужчина готов был услышать от Ясмин любой ответ, но никак не тихий и до того тёплый смех. Джаффар одарил девушку растерянным взглядом, ничего смешного ведь не сказал. Через секунду пришло озарение. Вспомнились все дни, которые он проводил с врачами. С ней. Тогда ведь он никуда не хотел убегать.       — Мой двоюродный брат вёл себя в точности как Вы сейчас, — солдат не сводил с девушки глаз.       — Не кажется ли Вам дикостью по одному мужчине строить суждения обо всех? — за две недели, что они провели вместе, Ясмин успела привыкнуть к этому строгому взгляду. Она знала, что за ней скрывался другой Джаффар. Настоящий.       — Это лишь малая часть того, что знаю о вас.       — Вот как? Кто подарил Вам такое богатство?       — Личные наблюдения, — между усмешкой над наивностью девушки и молчанием Джаффар выбрал второй вариант.       — Откуда Вы, Джаффар?       — Решили спросить только сейчас?       — Значит, ждали, — не вопрос, утверждение. Так нелепо выдать себя ещё надо было уметь. Мужчина теперь не знал, куда сбежать, где спрятаться от пристального взгляда.       — Джаффар… — пауза, в которой Ясмин хотела скрыть волнение, не осталась незамеченной, — я хочу сделать эту единственную спокойную ночь незабываемой. — Джаффар, как запретный плод, пробуждал в Ясмин желание, так ясно читающееся во взгляде.       Растерян. Дезориентирован. Сбит с толку. Мужчина плохо понимал себя, а неожиданно осмелевшую медсестру и проснувшееся из ниоткуда влечение — ещё больше. Оставался один выход.       — Милая Ясмин, а хватит ли смелости? — внимательно смотрел, хотел предугадать ответ заранее. Был уверен, что отступит, испугается.       Ошибся.       Уголки губ девушки поднимаются. Она медленно тянется к желанным губам. Миг, когда его коснулся первый поцелуй, вызывая в Джаффаре неописуемые ощущения. Казалось, бесконечное количество пуль прошли сквозь него. Считавший себя лучшим стратегом, он сейчас так легко проиграл наглой воровке. Не смог оттолкнуть. Попал в ловушку. Вот он уже достал белый флаг.       Ясмин падала в его объятия, словно в пропасть. Она была уверена — там, в конце, он обязательно её поймает, не даст сломаться. Джаффар хотел прижать девушку к себе ещё сильнее, научиться жить по-новому, улыбаться, радоваться, любить. Должен был попытаться. Хоть раз.       Происходившее в мире перестало иметь какое-либо значение. Важно было другое — свой главный бой, с самим собой, влюблённые проиграли с достоинством, получив в награду ничем не стираемые воспоминания.       Касания становились увереннее, звуки первого опыта громче, но их это не волновало. Воздух обоим казался до невозможности обжигающим. Или это только «казалось»? Мужские руки плавно и осторожно скользили по хрупкому телу Ясмин, не встречая никаких препятствий и возражений. Мир больше не казался ему чёрно-белым, теперь в нём появились тона и полутона. Впервые ему было хорошо. Впервые Джаффар хотел ночь провести не с собственными страхами и сожалениями, а вот так, целуясь, не коря себя ни в чём. Он и представить себе не мог, насколько женское тело, прикрытое одеждой, могло возбуждать, желать большего, запретного. Ясмин, будто прочитав его мысли, осмелела ещё больше.       Совесть мужчины сладко спала до момента, когда руки Ясмин не стали избавлять его от формы. Паника одним выстрелом вернула солдата в думающее состояние.       — Ясмин, постойте, — решительно отстраняется, — нельзя, так нельзя… — сбивчиво, торопливо, стыдливо.       — Джаффар…? — под непонимающий девичий взгляд чувство вины росло с бешеной скоростью.       — Ещё немного, и я совершил бы ужасный грех. Нам лучше не прикасаться друг к другу, — беспомощно, умоляюще. — Всевышний… — мужчина оказался оборванным на половине фразы.       — Не нужно меня учить, Джаффар! — на лице не осталось и следа от прежней Ясмин. — Если бы Богу было до его детей хоть какое-то дело, всего этого, — перевела взгляд на руины, заброшенные здания, — не было. Мы никому не нужны. И все эти правила, запреты — тоже!       Ясмин хотела его, но он не имел права забирать невинность вот так: вне брака, в заброшенном здании на грязном полу. Зачем пошёл на поводу у воровки? Когда разрешил Ясмин встать у руля? Она наверняка уже сочинила у себя в голове розовую сказку со счастливым концом. Джаффар решительно хотел вырвать эту надежду с корнями.       — Утром наши пути навсегда разойдутся. Ни к чему Вам позорное пятно. Поберегите свою честь для законного мужа. На этом всё. Идите в палатку, — отчеканил, словно командир давал установку солдату. Безэмоционально, без возможности возразить.       Ясмин была растеряна такой сменой поведения. Перед ней стоял Джаффар, но разговаривал будто чужой человек. Она не знала, стоит ли ещё раз достучаться или попытаться перед отъездом. К облегчению ли, но первым покинуть запятнанное место решился мужчина. Ему становилось невыносимо выдерживать на себе глаза, полные непонимания и боли. Как бы он смотрел после близости девушке в глаза? Мужчина не в первый раз испытывал страх, но такой, что выбивал почву из-под ног, — никогда. Он твёрдо решил избегать Ясмин завтра, вплоть до отъезда.

***

      Найти упрямого солдата оказалось той ещё задачей. Его видели в одном месте, через несколько минут в другом. И не было бегу девушки по окрестностям лагеря конца. Когда надежда вот уже распрощалась, отрепетированная речь стала забываться, Ясмин услышала голос Джаффара. Ноги, не спрашивая разрешения, побежали в сторону шатра для общих сборов. Обязана успеть.              Не успев отдышаться, зашла без предупреждения. Он был не один. Хотелось забыть о субординации, потребовать командира выйти, но остатки разума посоветовали подождать, иначе никакого разговора не будет.       Несколько минут для медсестры показались годом. Она успокаивалась, вспоминала забытые фразы и немного разрешила себе надеяться на счастливый финал.       Вот наконец-то голоса затихли, послышались шаги одного человека. Командир ничего не сказал медсестре, лишь напомнил о скором отъезде и ушёл дальше.       — Джаффар, я хотела тебе признаться! — Ясмин забыла всё, что хотела сказать, нежеланная дрожь отбила смелость.       Солдат уже выбрал позорную для себя тактику — «убивать словами», быть холодным. Он будет жалеть о вчерашней слабости, проклинать собственную трусость и во снах каждый раз просить прощения перед невинной девушкой.       — Ясмин, идите к своей команде. Через несколько минут машины отъезжают.       — Подождут! — не растрачивая крупицы оставшегося времени, она обняла мужчину, сильнее обхватывая руками. — Джаффар, я хочу быть с тобой. Не отталкивай меня…       Как бы ему хотелось сказать «никогда не оттолкну», расплакаться от собственного счастья, обнять в ответ, но они не в сказке. Каждый раз в борьбе между светом и тьмой победа была и останется за вторым.       Не заслужил!       — Ты мне противна, — он никогда не простит себя, но отступать поздно. До ушей Джаффара дошёл чёткий и такой ускоренный стук её сердца. — Ещё вчера готова была отдаться, наплевав на все традиции, — Ясмин не верила в правдивость его слов.       — Что ты такое говоришь? Дай мне объясниться… — Джаффар чувствовал себя законченным мерзавцем. Она не заслужила такого отношения, ни одного осуждающего взгляда, но он должен был спустить её с небес на землю, и чем быстрее, тем лучше для неё.       — Ясмин, Ясмин, вас, женщин, портят собственные ожидания, — Джаффар немного отстранился от девушки. — Я брал молоденьких девушек силой. Убивал. Пытал. Прямо говорю об этом, не утаивая, — она хотела возразить, но Джаффар не давал шанса. — Даже не пытайтесь увидеть во мне что-то святое, разочаруетесь. Война портит всех без исключения, Ясмин. Всех! — хрупкие плечи вздрогнули под натиском сильных рук. — Уходите и никогда не вспоминайте обо мне.       Звук пощёчины разрезал воздух в военном шатре. Руки, что утром спасали раненых, сейчас били больнее хлыста. Не сказав больше ни слова, девушка убежала в слезах.       Джаффар стоял с опущенной головой, с разбитым сердцем и ненавистью к себе.       — Прости меня, если сможешь… Я был вынужден…       На самом деле, он соврал. Никого он никогда не насиловал, а Ясмин была первой и последней в его сердце. Ему хотелось её догнать, объясниться иначе, не вонзая в сердце слова-ножи, но его ноги будто увязли в твёрдой почве. Это его путь, и он должен был пройти его один. Он не имел права обрекать совсем ещё горящее сердце юной девушки на жизнь, в которой есть место только боли.       Джаффар был уверен, истинное счастье Ясмин поджидало её совсем рядом, но этим счастьем для девушки он точно не смог бы стать. Решил всё за неё, но забыл о последствиях.              Соприкосновение со своими демонами пробуждало в мужчине куда больший страх, чем страх быть убитым от пули или превратиться в кашу от какой-нибудь мины. Он родился поломанным, непригодным для мирной жизни. Недостойным для большой и взаимной любви.       Незаметно он стал для себя самым большим злом. Джаффару так было привычнее. Быть одиноким до последнего вздоха — самый верный путь.