Рядом.

У Мисако в квартире всегда царит лёгкий хаос: старые свитки, карты тех земель, о которых Ллойд никогда даже не слышал, куча рукописей, книг, справочников и альбомов с фотографиями, многие из которых утратили свою былую яркость. Всё это хаотично заполняет многочисленные полки, стол и подоконники. Что-то покрыто слоем пыли, что-то перекладывается в ходе работы с места на место, а потом не может долго найтись. Тот самый, по-своему уютный хаос, присущий только тем, кто реально горит своим делом. Ллойд привык к строгим правилам и порядку в монастыре, к излишне педантичному сенсею Ву, его поражает то, как мама вообще может найти здесь что-то нужное. Возможно, за такую приятную, тёплую атмосферу свободы и вдохновляющего беспорядка он и любил часами засиживаться у мамы, порой даже оставаться на ночь. Она никогда не против, только рада. Безумно интересно наблюдать за её работой: старательно высчитывает координаты, сама переводит древние писания…как же это долго и муторно! И как только терпения хватает… Мисако занята, сосредоточена и в этом очаровательна. Она постоянно поправляет съезжающие на нос очки, убирает за ухо непослушные и выбивающиеся из причёски седые пряди, говорит сама с собой, вслух проводя расчёты. Ллойд заслушивается её монотонными монологами. — Надолго уезжаешь? — Ллойд потянулся за какой-то старой потёртой книгой. Рука случайно задевает статуэтку на полке, но безупречная реакция ниндзя позволяет молниеносно поймать её и поставить обратно. Он с облегчением вздохнул, осекаясь. — Не знаю, родной, не знаю.— Мисако не отрывает взгляд от рукописей перед ней. — Я постараюсь поскорее вернуться, обещаю. Ну вот, опять. Она опять уезжает. Очередная пустыня, много пыли и песка, гробницы — это всё для неё, кажется, роднее и важнее их семьи, такой разломанной и одинокой. Нет, Ллойд старается не обижаться, понимает, что работа такая, но всё равно душу печаль окутывает. Он тоскует и волнуется. Без неё всё сразу как-то пустеет. А может, после ухода отца, Ллойд теперь нуждается во внимание родного человека больше прежнего? Раньше он и сам пропадал с ниндзя на миссиях, раньше особо не тревожился из-за экспедиций матери. Как-будто прежде и мыслей не было, что она вдруг… Не вернётся? Ллойд смахивает с ресниц непрошеную слезу. «Так, соберись, не думай о плохом.» Сейчас он с ней, сейчас она рядом, хоть и занята. Ллойд ходит по комнате, половицы немного поскрипывают под ногами. Он рассматривает стеллажи с книгами и альбомами. Обычно Ллойд брал какую-нибудь книжку, будь то хоть энциклопедия, хоть художественный роман, что больше по названию приглянётся, и садился читать, пока летит время, иногда задавая Мисако вопросы о непонятных терминах. Сегодня он рассматривает фотографии. До этого листая только семейный альбом, юноша не замечал другие снимки, совсем другую историю. Одни в рамочках, другие без, фотографии украшали стены и полки. Особенно внимание привлекали фотографии из экспедиций, общие снимки с другими археологами, клуб исследователей… Многих из них Ллойд даже узнавал. Видел порой в газетах, по новостям и на выступлениях в музее. Все такие заумные, важные, с хорошо поставленной и приятной речью. Можно заслушаться иногда, хоть для Ллойда все их речи достаточно нудные. Мама не такая, она всегда интереснее рассказывает. Взгляд цепляется за старое фото в тёмной рамке. Мама. Такая счастливая, такая молодая здесь. С годами не исчезла её любовь к практичной косе и ярко-красной помаде (хоть выцветшая фотография этого и не передаёт, излюбленный Мисако оттенок узнаваем). На груди красовался синий значок, такой же, как и эмблема клуба исследователей. Видно, какой гордый у Мисако здесь взгляд. За плечо её приобнимает мужчина, он не знаком Ллойду. Намного выше мамы, с разлохмаченными светлыми кудрями и неопрятной щетиной, повязкой на глазу, что добавляло какой-то суровости, но особенно добрым и нежным выражением лица. От него веяло отеческим теплом. А внизу подпись мелким и очень неразборчивым почерком, Ллойду пришлось сщуриться, чтобы прочесть: «Всего наилучшего лучшей ученице. Ричард Йост». Рядом с рамкой лежит тот же синий значок, отчего-то Мисако его больше не надевает. Ллойд взял фотографию в руки. — Мам, — Мисако оторвалась от работы, обернувшись. — Кто он? Она грустно улыбается, встаёт со стула и подходит к сыну, приобнимает его за плечи. — Когда-нибудь в нашей жизни появляется кто-то, кого мы можем назвать «наставником». — В её голосе светлая печаль. — У тебя и ребят есть Ву, а у меня был он. Ричард Йост. Он учил бороться. Учил жизни. Ллойд так много о ней не знает. Если так подумать, то практически ничего. А хотелось бы. Он плюхается на диван, всё ещё не отрывая взгляда от фотографии. — Многие наши близкие не могут идти с нами бок о бок в будущее, — Мисако подходит к книжному шкафу, беря с полки старый фотоальбом. — Но мы можем туда пронести память о них. Она садится рядом с сыном. Ллойд очаровано смотрит на неё и внезапно крепко обнимает. Утыкается носом ей в плечо, вдыхает лёгкий аромат духов, прижимается крепче. Мисако гладит его по голове и спине, сама чуть не плачет. Мама рядом. Не просто в одной комнате, а рядом.