Ignorantia.

От таблетки выданной Русланом по некоторым привелегиям как друзьям в обществе всего три часа ему знакомого Тумова Максим переживает всё: от радости до грусти, характерной им же дрожащим от рыданий. Уже через несколько минут после принятия той он не стесняясь пялится на шатена и улыбается ему так лукаво, на языке слова, что вот-вот сорвутся и ему не стыдно, а они знакомы всего три часа и как странно выглядят, сидя в пустой ванне. Он ловил некое удовольствие от внезапно нахлынувшей на него свободы действий и отсутствия угрызения совести. Не было прежних тормозов – зависимости от мнения других, и он чувствовал себя классно. Внезапно казавшийся ему жутким и мутным челом Тумов теперь виделся премилым и хорошим, настолько, что хотелось обнять его и поцеловать. – У тебя ахуенные руки. – выдает он вдруг, посчитав, что это самое подходящее в нынешней ситуации, а он поглядел на те только в самом начале, но те и вправду были прекрасны собой – длинные узловатые пальцы, кожа без единой царапины и мозоли, эстет ликует внутренно. Обладатель кофейного цвета глаз тихо смеется и выдает словно диагноз, что Максим просто под кайфом. Младший даже обижается, а что бы ему ответили на «я хочу тебя поцеловать»? – Ты тоже. Они отлично смотрелись бы на моей шее. Проверим? – Я не буду тебя душить. Хочу домой. – не смотря на правдивость слов Максима, Тумов до жути спокоен и серьёзен в эту минуту. Иртышского мандраж берет от него - какой он классный. Подползает к тому ближе и подается вперед, наваливаясь и в объятия заключая. Не очень удобно в ванне, рассчитанной на одного человека, но по-моему Максима это вообще не заботит. Утыкается тому в шею и остаётся молчать. Ему не хочется объяснять своих действий, он впервые чувствует себя так хорошо. Вот бы больше таких таблеток в его жизни и Матвея бы тоже больше, да? – Мне душно, Максим, давай выйдем. Можем даже по домам пойти, я вызову такси. – Иртышский недовольно мыкает и ручкой тянется к крану, воду включает больше прохладную, нежели теплую. – Ну что ты делаешь? Мы в одежде. Заболеем. – закрыть пытаются, светловолосый негодует и буквально запрещает ему, брови надломив и взглядом своим сверкающим недовольно глядя. — Я, кажется, впервые чувствую себя счастливым, а ты запрещаешь в таком удовольствии. – Тумов более не возникает. Он хочет кое что сказать, но вспоминая о словах обладателя светло-зеленых глаз замолкает. Ему дорого, что при нём могли себя чувствовать хорошо, особенно если дело касается до на полтора года младшего его студента. Такая идиллия длится недолго, вдруг юноша приникает к губам старшего поцелуем, осторожным и нежным как и само его существо, чей светлый образ запрятался глубоко в сердце. Доверившего себя будь то даже по вине какой-то химии Максима он не отталкивает, даже с особенным желанием притягивает к себе ближе и действует посмелее того, целуя увереннее и более чем серьёзно. Матвею хочется плакать, однако же, ему нужно рассказать кое что, а он опьянен обстоятельством... Слова любви были совсем некстати, но Максим о них говорит долго и много, всё красиво как в романах, Тумов ожидал только такого, но не в это время. Разбери, Максим всё то из-за таблетки или сам от всего сердца говорит? Как бы то не было, он прикрывает глаза и говорит себе же в мыслях, что разберется и в любом случае всё будет хорошо, тревожное слово "завтра" омрачает его. Он не ощущает спасения свыше. Может всё выходит правильно и нахождение здесь в сто крат вернее? — Ты мне тоже нравишься. – суд сотворяет над парнем, радует его и позволяет многое. Поцелуи словно единственные на свете, осторожные касания пошли в дело, Тумов умилялся искренне и чуть ли не до болезненного, прижимал к себе Иртышского, сбивая с толку таким поступком. — Матвей..? - тревожатся. — Ты у меня хорошенький. – объясняют и в ответ самую лучезарную улыбку в своей жизни видит на лице Максима. Как бы лучше запечатлеть её в памяти? Имеет ли право говорить "у меня"? Интересно, что будет утром? Недавно набранная вода настолько остывает уже, что и вправду начинает холодить собой, однако Максиму не по чём. Околдованный словно продолжает так и сидеть в ней и даже выдает совсем неожиданное в такой обстановке «жарко». Это всё таблетка, печально заключает Борисович и зарывается пальцами в светлые мягкие волосы. — Как думаешь, они уже спят? – вспомнив о других участниках этого вечера, спрашивает юноша и взглядом встречается с кофейными очами. — Ну. Музыка поутихла. Может быть и спят. – кивают ему, но юноша кажется не слышит. На губах чужих взгляд задерживает и чему-то согласие выдает, отстраняется ненадолго и по бокам хлопает в поисках чего-то ныне важного ему. Не находит карманов и наконец, вспомнив, достает из верхнего кармана сигареты с зажигалкой. Матвей за тем наблюдает заинтересованно, но молчит, видимо дожидаясь обьяснений. В ответ только недовольное "ну что?" и помятая сигарета, протянутая ему. — И что ты собрался делать? — Действительно, зачем же я достал сигарету, м-м... – Иртышский смеётся тихо с абсурдности вопроса и к губам Тумова сигарету прикладывает фильтром. В ответ хмыкают, но губами так и обхватывают никотиновый наркотик. Максим в улыбке смущенной расплывается. Как же интимно курить с кем-то вместе в ванне. — Сейчас, – торопится, чуть зажигалку в воду не обраняет - следует примеру и сигарету в рот кладет. Поджигает свою и касается концом той конца матвеиной, глаза в глаза глядя. Затягивается глубоко, отстранив сигарету, выдыхает в лицо Матвея, розовея в щеках. — выдыхай, это вредно вообще-то. Тебе ещё и не с привычки, наверное. - выдает заботливо и взгляд отводит, снова затягиваясь табаком. Шатен молча прислушивается и выдыхает дым, в общем-то обходясь с сигаретой довольно умело. Они несколько минут молчат, Максим докуривает поскорее и осмотревшись, назад подаётся. — Расскажи ещё о себе. Ты интересный. — Тебе ведь и так всё обо мне известно. От Руслана же. – хитрый прищур кофейных глаз негодование вызывает. Максим цокает и замолкает снова. Ему в эту минуту необходимо слушать своего знакомого, он что-то предчувствует и от незнания что именно внутри жжёт огнём негодования. — тогда давай потрахаемся. – почти истерически выдают и смеются, голову склонив. Пряди спасительно на лицо спадают, скрывают часть лица его. — Я пошутил. – потише добавил, раненный до глубины души тишиной. О чём думает Матвей? Он разочарован? Колени подтягивает к себе и обнимает. — Это всё таблетка, Максим. Ты ещё такой маленький. – Наконец, слышится голос спокойный и тихий. Сигарету тушат о кожу, Максим поднимает взгляд и с непониманием наблюдает за тем. Что именно таблеткой оправдывает этот странный человек? Как же всё резко становится ему противным. — Да нет. — Да, Максим. — Да я хочу сам. С тобой. Мне кажется, что я в первый и последний раз с тобой так сижу. Слово не воробей - вылетишь не поймаешь, а плоды ожидать не заставят. Максим прячет лицо в руках и, осознавая сказанное, каится. Вот дурак. Что он несёт? Какое странное это явление. Можно по разному трактовать: они либо разъедутся на утро и вправду больше друг к другу не подойдут, либо... — Блять, извини, я походу перебрал, – за борта держится и встать силится. Одежда тяжелая и противная липкая от влаги. Как же до дома дойти.... — Да нет же, сиди. Заболеешь на улице. – на руку опускается ладонь Матвея. Поглаживает нежно, успокаивающе. Светло-зеленные грустные встречаются с кофейными и мир весь рухнул перед ними. Максиму стал ясен смысл его слов и пророчество тех. — Я тебя потерять могу. Вот чего я боюсь. – истерика разыгрывается в нём, дыхание сбивается, он послушно бросает идею уйти и к тому снова приближается и утыкается в грудь. Обнимает и успокоиться пытается. — И это таблетка, Максим. Не хочешь поспать? – успокаивающе гладят по волосам, убаюкивая. Но Иртышский не подается, отрицательно мотает головой, но помалкивает. — Ну хорошо. Дома меня ждёт мама, наверняка она уже спит, недорешанные распечатки от преподавателя и заведенный на семь часов будильник. А сейчас уже четвёртый час ночи, а сижу с не совсем знакомым мне человеком. Попробовал наркоту и теперь ожидаю последствий. — мгм. – тепло отзываются, давая знать что он внимательно слушает. — А ещё у меня слабое сердце и я забыл дома таблетки. Мне может в любой момент стать плохо . — А чего ты раньше не сказал? – светловолосый пугается. Смотрит на шатена и пытается что-то предпринять. — Уже поздно. – выдыхает и еще более интенсивно гладит по спине. — Мне кажется, что ты скоро умрёшь. – странное чувство сковывает Тумова болью отдаваясь во всём теле. Как же было больно слышать такое от любимого человека, кажется он ещё не сказал ему об этом... Как же было странно всё это. Странно и то, что они не выйдут наконец из прохладной воды, не высушатся. — Прости. – тело под ладонями дрожит от рыданий. Тумов остается с тем, пытаясь успокоить и поддержать. ____ Максим жмурит глаза до белых пятен и ударяет по столу, пытаясь вырвать из памяти события утра, наставшего после той ночи. Он любит и одновременно ненавидит что вообще произошло с ним в те сутки. Он был так близок в ту ночь со своим возлюбленным и одновременно отдалился раз и навсегда. Как противно и ужасно было обнаружить на утро ночного собеседника мёртвым. С Максимом работали три года психолог и психиатр, но он уверен, что как бы те не прописывали, что он теперь здоров, он находится только в ремиссии своих расстройств, которые обнажил обладатель теплых взглядов кофейных глаз... Проснуться на утро и совершенно не понимать где ты и что забыл с таким важным тебе человеком в одежде в ванне, еще когда второй никак не очнется, как бы ты сильно не тряс его - было ножом в спину и самым настоящим кошмаром , как не крути, но в прежде спокойной жизни.