Желание

Ему попался очень странный джинн, это принц Рин понял сразу же, как только в клубах синего дыма перед ним возникла нечёткая фигура. Даже в таком виде она вовсе не напоминала ожидаемого по рассказам кормилицы крупного мужчину, ниже пояса превращающегося в туман. Этот и в дыму выглядел хрупким, да и ниже пояса у него явно что-то было – и это что-то совсем не походило на туман. Скорее на… хвост?.. Когда дым рассеялся, в центре магического круга оказалась… русалка. Или правильнее называть его русал? В общем, это был привлекательный синеглазый парень с рыбьим хвостом. Мокрые темные пряди волос облепляли его лоб и скулы, капли воды блестели на груди и смуглых плечах, так что Рин даже невольно проводил взглядом две капельки, скатившиеся от ключиц до пупка. Дальше смотреть стало неприлично, Рин поднял взгляд и понял, что парень выглядит крайне недовольным. И недовольство, и мокрые волосы объяснялись, видимо, тем, что вызов вытащил его прямиком из воды. Джинн? С рыбьим хвостом? Из воды? Что за бред?! Опять эти никчемные придворные волшебники что-то напутали! А ведь Рину позарез нужен был джинн! В итоге первое, что в ярости выкрикнул принц, было: – Ты кто такой, во имя всех демонов пустыни?! В ответ он получил невозмутимый, совершенно спокойный взгляд и ровное: – А сам-то ты кто? Недовольного вида не было и в помине – перед Рином сидел тот, кого, казалось бы, не волновало ничего на этом свете. Слишком быстро поменялось выражение лица незнакомца, может, предыдущий досадливый взгляд вообще померещился? Впрочем, принц тут же изгнал из головы эти мысли – сейчас его беспокоило другое: – Я задал тебе вопрос! И учитывая то, что ты сидишь в магическом круге, созданном мной, ты обязан мне подчиняться! – Магический круг? – странный джинн огляделся. – А, это… Он прищелкнул пальцами, и его хвост превратился в обычные человеческие ноги. Потом еще один щелчок – и все знаки на полу пропали. Рин остолбенел. – Эти детские каракули вовсе не обязывают меня тебе подчиняться. – Но… но… – принц всеми силами пытался вернуть себе достойный вид и способность мыслить. – Но я же вызвал тебя сюда! – С чего ты взял? Мысли Рина окончательно смешались: – Но ты же здесь! – Не поспоришь… Впрочем, одно твое слово – и меня здесь не будет. Итак? – А? – Желаешь, чтобы я ушел? – Нет! – выпалил Рин, не успев даже подумать. – Останься! Пришелец тяжело вздохнул: – Это твое желание? – Чего? – удивился Рин. – Я спросил: это твое желание? – Э-э-э… – мысли принца продолжали кружиться в безумном хороводе, но одно Рин сообразил – каким-то образом он может заставить джинна остаться. – Да! Я желаю, чтобы ты остался! – Слушаю и повинуюсь, мой мелкий господин! Джинн еле заметно склонил голову, эффектно взмахнул рукой и… ничего не произошло. – Что ты сделал? – Остался, – джинн ответил, казалось бы, абсолютно спокойно, но Рин явственно услышал насмешку в его голосе. – Хочешь сказать, что выполнил мое желание? – Ага, теперь их осталось только два. Нет, он явно издевается! – Проклятый обманщик, ты все-таки джинн! – А я этого и не отрицал. – Тогда почему ты выглядишь совсем не как джинн?! – продолжал бесноваться принц. – Джинны выглядят так, как сами того захотят. – Но почему именно рыба?! – Я люблю воду. – Хотя мы живем посреди пустыни? – Это ты живешь посреди пустыни, а я могу жить, где хочу. Чем дольше Рин разговаривал с этим проклятым джинном, тем сильнее чувствовал себя ущербным. Для принца это было невыносимо. Понятно, конечно, что джинны обладают магией и могут делать все, что захотят, с ее помощью, но… Постойте, так ведь джинны обязаны подчиняться своим хозяевам, и если этот выполнил желание Рина, значит... Принц надменно и торжествующе улыбнулся: – Эй ты, джинн! – Хмм? – Я – твой хозяин, и ты обязан мне подчиняться! – Какой прыткий. Может, ты и мой хозяин, но все, что я должен, это выполнить два желания – и прощай. Так что давай свои желания, а то у меня уже кожа вся высохла – в воду хочу. – Наглец! Со мной еще никто так не разговаривал! – Все когда-нибудь бывает в первый раз. Его ровный тон просто выводил Рина из себя. – Мое желание!.. – Ну, наконец-то! Чего ты там хочешь? – Мое желание… – Чего покраснел-то? Давай уже, говори. – Просто… эмм… мое желание… – Первый раз вижу, чтобы так сильно смущались. Односторонняя любовь, что ли? Рин чувствовал себя чайником. В смысле, еще немного – и он закипит от внутреннего жара. – Тяжелый случай, – вздохнул джинн. – Скажу тебе сразу, парень… – Парень?! А как же господин?! – Так вот, – спокойно продолжал тот, словно не слыша, – с девушками я тебе помочь не могу. – Никакая это не девушка! – О? Значит, мужчина? Интересные у тебя вкусы. Впрочем, с мужчиной тоже помочь не могу. – Да при чем здесь?!.. – Мы, джинны, знаешь ли, не можем влиять на чувства людей. Придется тебе самому постараться, чтобы влюбить его в себя. – Да не хочу я никого в себя влюблять! – смог наконец объяснить Рин. Джинн чуть нахмурился: – Так зачем ты меня вызвал? Выведенный из себя Рин, до этого сомневавшийся, стоит ли такому джинну рассказывать о своем желании, не выдержал и заорал: – Я хочу научиться любви! И тут же осознал, о чем крикнул во весь голос. – Вот уж не думал, что можно покраснеть еще сильнее, – с некой долей восхищения сказал джинн. – Ну, поведай мне, мой мелкий господин, чему именно ты хотел научиться. Это «мелкий» очень раздражало принца. Да и сам джинн невероятно его раздражал. Как он вообще смеет так обращаться с единственным наследником престола великой восточной империи?! Будь его воля!.. Но в том-то и дело, что повлиять на магическое существо он был не в силах, и это стало дополнительным источником раздражения. Если бы только Рин мог обратиться с просьбой к кому-то другому! Но от принца получают лишь приказы, а такой приказ своим слугам он отдавать не хотел. Куда проще было вызвать никак не связанное с дворцом существо, заставить его выполнить приказ и после отправить восвояси, зная, что джинн никогда не вернется и никому ничего не расскажет. – Неужели речь идет о чем-то настолько постыдном, что наследник престола и рассказать никому не может? Проклятый джинн! Он что, мысли его читает?! – Еще чего! Просто у тебя все на лице написано. Что, кстати, очень вредно для правителя. – Не тебе меня учить! – опять взбеленился Рин. – А минуту назад ты, кажется, как раз хотел, чтобы я тебя кое-чему научил. – Замолчи и слушай мой приказ! Желаю, чтобы ты научил меня заниматься любовью! Рин выпалил это и замолчал, тяжело дыша. Джинн тоже не спешил сказать свое: «слушаю и повинуюсь». – Зачем тебе это? – спросил он. Принц поднял до этого опущенную голову и вздрогнул – странный джинн стоял прямо перед ним и внимательно на него смотрел. Что-то было такое в его взгляде, чему Рин не мог и почему-то даже не хотел сопротивляться. Поэтому он поначалу сдавленно, а потом все увереннее стал рассказывать: – Мой отец считает, что я достаточно вырос, чтобы начать обзаводиться своим гаремом. Он даже привел во дворец несколько десятков кандидаток. Эти девушки… ну, они все красивые и… и опытные. Отец сказал, что для моего первого раза так лучше, что так мне больше… понравится. Мол, они знают, что делать, чтобы мне понравилось. Но я… я так не хочу! Если уж мне нельзя выбрать самому, влюбиться самому, и если из-за меня этим девушкам тоже не позволительно такое, то я хотя бы должен сделать все, чтобы им было хорошо со мной! Но я не умею… Рин знал, что сейчас стоит весь красный от смущения. Он готов был провалиться сквозь землю, рассказывая о своей неопытности. Еще принц был уверен, что джинн будет смеяться над ним. Обязательно будет! Над таким любой бы посмеялся, вот почему Рин не хотел делиться своим желанием ни с кем из приближенных. С джинном, лишь выполняющим приказы, было бы проще, думал принц раньше. Но теперь Рин больше всего на свете не хотел, чтобы именно он, этот странный джинн, смеялся над ним. Принц весь сжался, ожидая услышать смешок, но вместо этого почувствовал, как его обнимают нежные, приятно прохладные руки. Рин замер, а странный джинн наклонился к нему, поцеловал в лоб и прошептал ему на ухо: – Слушаю и повинуюсь, мой милый господин. – Добавлять «милый» было вовсе не обяза... – громко начал было принц, но его прервал новый поцелуй, на сей раз в губы. – Ты что это дела... Рин попытался отпихнуть наглого джинна, но тот не собирался ему этого позволить – он еще крепче обнял принца, целуя, щелкнул пальцами, и они оба очутились на кровати. Здесь джинн отпустил Рина, и тот упал на постель. Он тут же попробовал сбежать, но понял, что не может даже двинуться. Джинн над ним довольно улыбнулся: – Лучший способ научиться любви – заняться ею, не считаешь? – Да как ты смеешь! – от злости у Рина даже перебило дыхание. – Мой забавный господин, ведь это было ваше желание. Джинн выглядел абсолютно невозмутимым, но принц чувствовал, что в душе тот смеется над ним. – Ты!.. Ты!.. – Хару. Мое имя – Хару. От взгляда, которым джинн окинул его, по телу Рина вдруг пробежала дрожь. Не страха, но предвкушения. Он больше не сопротивлялся и даже забыл, что у него осталось еще одно – последнее желание. А вскоре в ответ на умелые ласки, нежные поцелуи и объятья ему уже не хотелось сопротивляться – на них хотелось отвечать. Рин не понял, пользовался ли джинн магией, но заметить, когда с него исчезла одежда, не успел. Хару был обнажен с самого начала, но только теперь его вид смутил принца. И в то же время он не мог отвести от джинна взгляд. Он выглядел совсем как человек – разве что Рину казалось, что его лицо и тело слишком уж красивы. И еще глаза… разве у людей могут быть настолько яркие синие глаза? Они ослепляли, и все же принц старался глядеть только в них. Свое собственное возбуждение он чувствовал, но смотреть на столь же возбужденного джинна не мог. Рин не знал, насколько на самом деле были опытны в любви привезенные по приказу отца девушки, но все равно был уверен, что Хару превосходит их. Иначе как бы ему удавалось так легко находить самые чувствительные места на теле Рина, так умело ласкать их руками и ртом, что принц громко стонал, забыв о гордости и достоинстве? Тело уже давно предало Рина, само подставляясь под ласкающие его ладони и губы. Кожа горела от прикосновений, легких укусов и страстных поцелуев. Внизу живота собирался пульсирующий комок жара, и все тело Рина словно сжималось вокруг него. Это было приятно, но чем дольше Хару ласкал его, тем жарче становилось, и тем сильнее Рину хотелось выплеснуть пульсирующий в нем комок наружу. Джинн, целуя и покусывая, начал опускаться все ниже, и когда он наконец приник губами к источнику возбуждения, Рин вскрикнул и излился. Хару приподнялся над принцем, глядя на него своими ярко-синими глазами, которые сейчас горели огнем желания, и медленно слизал с губ оставшуюся на них белую жидкость. Рину очень хотелось от стыда закрыть глаза руками, но Хару ему не позволил: – Нельзя стыдиться полученного удовольствия. Считай это моим первым уроком. Сказав это, он вновь склонился к телу принца, теперь покрывая поцелуями бедра. Хару приподнял ногу Рина и отвел ее чуть в сторону, чтобы удобнее было целовать внутреннюю сторону бедра. Через минуту то же самое он проделал и со второй ногой. Рин снова почувствовал нарастающее возбуждение, но первый стон у него вырвался, когда он ощутил язык Хару, проникающий в него. Принц не представлял себе, как мужчины занимаются любовью, он и с женщинами-то это плохо представлял. Лишь однажды ненароком увидел, как двое слуг предавались плотским утехам, и все, что он сообразил, прежде чем убежал, что для того, чтобы мужчина мог заниматься любовью с женщиной, он должен использовать отверстие в ее теле. Теперь он понял, как это происходит у двоих мужчин. В конце концов, на его теле тоже было необходимое отверстие. Чувствовать внутри него горячий влажный язык Хару было непривычно, но не неприятно. Скорее наоборот – то, как он двигался внутри, определенно возбуждало Рина. Будь сейчас с ним кто-то иной – не Хару, Рин наверняка посчитал бы все это грязным, неправильным. Однако в эту ночь он и помыслить не мог о подобном – как в самом Хару не было ничего грязного и неправильного, так и его действия были чисты. Ни движения чужого языка внутри, ни звуки, их сопровождающие, не вызывали неприязни. Смущало? Да. Казалось непривычным? Пожалуй. Но удовольствие было сильнее, чем все прочие ощущения. Даже когда Хару, шире разведя ноги Рина в стороны и приподняв его тело, начал медленно проникать в него, принц не почувствовал боли. Разве что поначалу легкое неудобство. Рин еле заметно вздрогнул, и Хару, ощутив его дрожь, склонился к его лицу, нежно целуя, отвлекая, заставляя сосредоточиться не на движениях внутри него, но на страстном танце языков, в который умело вовлек их джинн. Зачаровала ли его магия Хару, или, может, на самом деле слюна джиннов – сказочное любовное зелье, но уже после первых толчков вглубь его тела Рин почувствовал, как разливается по нему знакомый жар. А потом Хару задел что-то внутри, и Рина пронзило яркое, сильное ощущение. Принц вскрикнул, теснее прижимаясь к джинну, стремясь продлить новое чувство, и Хару, уловив его желание, вновь толкнулся внутрь под тем же углом. И снова Рина будто прожгло тем же ощущением. – Значит, здесь, мой чувствительный господин?.. – чуть хриплым, приглушенным голосом спросил Хару, и уже шепотом добавил. – Хорошо, сейчас я дам вам почувствовать настоящее наслаждение. Хару подхватил Рина под ягодицы, еще выше поднимая его тело, так что ноги принца легли на плечи джинна, и принялся ритмично двигаться. Раз за разом толкаясь в него, Хару касался одного и того же места, заставляя Рина вскрикивать, стонать, двигаться навстречу. Теперь весь внутренний жар сосредоточился в одной этой точке, наполнив ее до краев, а потом разом выплеснувшись наружу. Одновременно Рин ощутил, как нечто заполняет его изнутри – чуть прохладное, влажное. Подняв взгляд на джинна, он увидел его запрокинутую голову, закушенную губу, почувствовал, как дрожит его тело. Напряженное так, что был отчетливо виден каждый мускул, покрытое каплями пота, блестевшее в лунном свете, оно было так прекрасно, что при одном взгляде на него у Рина выступили слезы. Потом Хару открыл свои ярко-синие глаза, посмотрел на принца, и Рин на мгновение забыл, как дышать. Синева глаз светилась во мраке спальни. Это могло бы испугать, если бы не было настолько красиво. – Хару!.. – позвал Рин, протягивая к нему руки, и джинн, привычно прочитав его желание, склонился к нему, нежно обнимая, сцеловывая слезы с его щек. – Тебе было хорошо, мой прекрасный господин? – спросил он. – Очень, – честно ответил Рин. Несмотря на привычку скрывать истинные чувства за ложной гордыней и язвительностью, сейчас он не мог солгать. Только не Хару. – А тебе? Он спросил это так поспешно, встревоженно, с таким волнением заглядывая в глаза прилегшего рядом Хару, что тот не мог не улыбнуться. – Конечно. И вот вам мой второй урок: всегда думайте в первую очередь о счастье и удовольствии вашего любовника, а уже потом о своем. Тогда вам обоим обязательно будет хорошо вместе. Рин кивнул, давая понять, что принял совет. А потом сам потянулся к лицу Хару, робко интересуясь: – Могу я тебя поцеловать? – Делайте то, что вам хочется, мой пытливый господин. Той ночью они еще не раз и не два занимались любовью. Рин не чувствовал усталости, наверное, в этом была заслуга джинна. Его магия была невероятна. Когда принцу захотелось пить, перед ним сам по себе появился кубок с разбавленным вином. Стоило ему почувствовать голод, и тут же на постели возникла тарелка фруктов. Хару сам кормил принца с рук, и Рин облизывал его пальцы, превращая это в любовную игру, которая закончилась невероятной, лишающей сил вспышкой наслаждения. Они испробовали разные позы и познали разные ласки, и вскоре им в равной степени удавалось доставлять удовольствие друг другу. Малый опыт Рин возмещал страстным желанием подарить Хару блаженство. И все же любая ночь в итоге превращается в утро. Когда полоска света достигла роскошного шелкового балдахина кровати принца, джинн сел на постели и, глядя на Рина с каким-то непередаваемым выражением на обычно невозмутимом лице, медленно проговорил: – Я выполнил твое желание, мой милый господин. – Нет, – пробормотал Рин, тут же уткнувшись лицом в подушку. – Нет? – переспросил Хару. – Нет, – повторил принц. – Я еще не научился. Ты должен остаться, пока я не научусь. Рин продолжал лежать, спрятав лицо в подушке. Он просто не мог посмотреть на Хару. Тот наверняка будет смеяться над ним, над его ребячеством. И все же Рин не хотел отпускать его сейчас. Не мог представить, что джинн вдруг исчезнет. – Хорошо, мой настойчивый господин, я останусь, пока ты не решишь, что я обучил тебя всему, чего ты хотел. – А сейчас ты уйдешь? – жар смущения опалил щеки принца. Рин опять чувствовал себя кипящим чайником. – А ты хочешь? – Ну, я ведь уже пожелал, чтобы ты остался... – чайник все кипел, и горели уже не только щеки, но и все тело. – Тогда я остаюсь. Прохладные руки обняли Рина, остужая жар его тела. Этот жадный ночной огонь был уже не нужен, сейчас просто хотелось спать. Принц уютным комочком свернулся в приятных объятьях Хару и, полностью удовлетворенный, уснул. После этого они с Хару много раз занимались любовью. Джинн просто появлялся в комнате принца посреди дня или ночи, когда рядом никого не было, и обнимал Рина, перенося его в постель. Хару был неизменно нежен и заботлив, и Рин таял в его объятьях, стонал от желания, кричал от наслаждения. Однажды Рин попросил джинна остаться подольше. Не в постели – просто рядом. Хару тогда долго и внимательно смотрел, как принц под его взглядом стремительно краснеет, потом улыбнулся – еле заметно, но к тому времени Рин научился распознавать его эмоции – и остался. Принял облик слуги и следовал за принцем всюду, куда тот просил его сопровождать. Вскоре миловидного нового слугу принца стали узнавать, и слух о нем дошел до султана. Принимая во внимание недавний намек сына на то, что услуги собранных во дворце девушек больше не понадобятся, султан воспринял появление юноши рядом с принцем однозначно. И логично рассудил, что получать удовольствие можно по-разному, а продолжением рода принц еще успеет озаботиться. О том, что тех самых красавиц, ради которых принц и вызвал джинна, во дворце больше нет, Рин Хару не сказал, иначе у джинна возник бы логичный вопрос: что же он тогда делает рядом с принцем? И Рин не смог бы ничего объяснить, хотя сам он хорошо понимал свои желания. Зачем теперь ему эти девушки, если рядом есть Хару? Он был красивее и опытнее любой из них, с ним было хорошо не только в постели, он был умен, многое знал – с ним даже учиться было куда интереснее, чем с этими старикашками, его наставниками. Хару рассказывал принцу истории о мире, об океане, о невиданных зверях и чудесах света. Джинн переносил его в места, о которых никто из живших на востоке и помыслить не мог. Однажды они очутились в прекрасном месте – посреди леса лежало озеро. Его, словно жемчужину в драгоценной оправе, обрамляли цветы и деревья. Их переплетения создавали небольшие уютные заводи с кристально чистой прозрачной водой. Вода стекала в озеро из нескольких речушек, расположенных выше уровня самого озера. Падая с высоты, струи воды сверкали в лучах солнца. Все это было похоже на одну из тех сказок, которые рассказывала кормилица. «Хотел бы я, чтобы во дворце было что-то подобное», – тихо пробормотал Хару. И Рин вдруг понял, что джинн перенес его в то самое – любимое Хару – место, из которого его когда-то вырвал призыв. В тот момент Рин почувствовал себя как никогда счастливым – Хару привел его туда, куда не приводят чужих, в свое сокровенное место. Да, Рин действительно был счастлив – даже просто быть рядом с Хару, лежать в его объятьях, спать на его коленях, смотреть в его ярко-синие глаза – все это приносило ни с чем не сравнимую радость. А одна улыбка Хару, которая теперь появлялась на губах джинна все чаще, переворачивала сердце Рина. И Рин хотел смотреть на нее все дольше, все сильнее желал всегда быть рядом с Хару. Теперь у ранее имевшего абсолютно все принца было столько желаний, что в мире не нашлось бы достаточного числа джиннов, чтобы выполнить их все. Чем больше времени они проводили вместе, тем очевиднее для Рина становилось, что он не хочет в своей постели и в своем сердце никого, кроме Хару. Джинна, который лишь выполнял его приказ. Который почти наверняка не испытывал к Рину ничего, кроме чувства долга. И юному принцу, до этого не видевшему в жизни ничего пугающего, становилось страшно. Рин понял, что влюбился в Хару, который должен был навсегда уйти, выполнив последнее его желание. Последнее желание?.. Принц долго думал, каким может быть его последнее желание. Джинны не могут заставить полюбить. Значит, Рин не мог пожелать любви Хару. Но и просто отпустить его принц тоже не мог. Приказать навсегда остаться? Привязать его к себе, зная, что в сердце Хару никогда не будет для него места?.. Это было бы слишком больно для них обоих. Да и что значит «навсегда»? До тех пор, пока Рин не умрет? Для джинна жизнь человека – одно мгновение. Так чего же ему пожелать, чтобы они были вместе, могли любить друг друга? Бессмертия? Да кому оно нужно, если Хару так и не полюбит его. Есть ли вообще хоть малейший шанс, что это возможно, учитывая их нынешние отношения, все то, что между ними произошло? Рин знал, что ведет себя, как избалованный ребенок, удерживая Хару, и пока что тот идет у него на поводу. Но в конце концов джинну это надоест. О боги, как бы Рин хотел, чтобы ничего этого не было, и они могли встретиться, как два обычных человека, и как два обычных человека влюбиться друг в друга! Хотел?.. Вот оно! Той ночью Рин никак не мог спокойно лежать в постели, ожидая Хару. Он нервничал, вертелся туда-сюда, раз за разом прокручивая в голове задуманное. Был ли он прав? Сработает ли? Услышав шелест одежд появившегося в комнате джинна, принц не выдержал и сразу громко объявил: – Я желаю, чтобы ты стал человеком и забыл обо всем, что с нами было! Рин выпалил свое желание и замер в ожидании, не смея смотреть на Хару. «Я желаю, чтобы однажды ты стал моим!» – вот, что он имел в виду этими словами. О том же, что джинн мог воспринять это желание лишь как месть вздорного мальчишки, которому надоел магический питомец, Рин, естественно, и подумать не мог. Принц привык, что Хару читает его как открытую книгу, и, конечно, давно знает о чувствах Рина. Говорят, любящий человек ни за что не причинит боли. Если только он не наивный мальчишка, от переполнявших его чувств не придумавший ничего лучше столь очевидного на первый взгляд приказа – навсегда вычеркнуть его из сердца. – Слушаю и повинуюсь, мой любимый господин. Эти слова, сказанные печальным, но очень нежным голосом, тихо прозвучали в наполненной тревогой ожидания комнате. Но когда Рин в ответ на них резко поднял голову, рядом уже никого не было. Но как? Почему?! Откуда в обычно ровном, почти лишенном выразительности голосе Хару столько боли?! Что вообще сейчас произошло? Разве джинн не должен был просто превратиться в человека, забыть все плохое и остаться здесь – с ним? Чтобы они могли начать все сначала, чтобы на этот раз Рин смог завоевать его любовь? Любовь?.. Но разве Хару не назвал его... «Любимый господин», – сказал джинн. Его иногда обидные, иногда по-доброму насмешливые прозвища всегда отражали чувства Хару к принцу. Значит, любимый господин, да? Как давно? Сколько времени они потеряли?! Принц без сил упал на постель, закрыл лицо ладонями и в отчаянии прошептал: – Любимый?.. – из его горла вырвался всхлип. – Если это так, почему ты мне не сказал?.. Если это так, то зачем я заставил тебя забыть?! Если это так, я мог бы просто признаться, что тоже люблю тебя! Какое-то время Рин плакал в бессилии, выплескивая из себя накопившиеся обиду, горечь, печаль, но вскоре рыдания прекратились. Он не имел права быть слабым. В конце концов, он будущий правитель. Он должен был раньше подумать о том, что свои желания нужно исполнять самому, не надеясь на чужую магическую силу. Он должен был вспомнить самый первый урок, который получил от Хару: джинны не влияют на чувства других людей, но каждый человек делает все, чтобы заслужить любовь дорогого ему существа. Принц встал, подошел к окну и, глядя в темноту ночи, твердо сказал: – Это еще не конец. Ты все еще есть в этом мире, и однажды ты станешь моим. Если наши желания совпадают, ты найдешь меня, придешь ко мне, и тогда я завоюю тебя сам. Мокрые дорожки от слез только начали высыхать, а в глазах принца уже горела решимость – решимость, во что бы то ни стало исправить совершенную ошибку. Через несколько лет принц Рин стал правителем империи. Он так и не обзавелся гаремом и отвергал все предложения о браке. Предполагали всякое: одни говорили, что он, словно евнух, не имеет возможности заниматься любовью, другие – что у него извращенные пристрастия, о которых известно лишь его личным слугам, были и те, кто считал его безнадежным романтиком, лишившимся возлюбленной, но навсегда преданным лишь ей одной. Новый султан не обращал внимания ни на слухи, ни на увещевания визиря о необходимости скорой женитьбы. Рина не интересовал брак по расчету – в конце концов, его империя и так была сильнейшей. Красота взращенных цветками пустыни принцесс тоже его не волновала. Ни у одной из них не было запавших ему в душу синих глаз, нежных рук с чуть прохладной даже в жару кожей, ни одна из них никогда не решилась бы обратиться к нему «мой мелкий господин». Они не умели смеяться одними глазами, скрывая смешинку под маской невозмутимости. Они не были Хару. Да, Рину не было дела до слухов, и придворным пришлось смириться. Как правитель, новый султан, несмотря на юный возраст, превосходил многих своих предшественников. Его знаниям о мире позавидовали бы и столетние мудрецы. Всего себя он отдавал государству. Даже от привычной двору роскоши Рин отказался. Единственное, что он позволил себе – небольшой рукотворный оазис, созданный им во внутреннем дворике дворца. Он сам возглавлял строительство, и под его руководством на поверхность были выведены подземные источники, превращенные в пруд с окружавшими его небольшими водопадами, протоками, укромными местечками, скрытыми за буйными зарослями. Когда один из придворных поинтересовался, к чему его господину заниматься строительством лично, тот, неожиданно нежно улыбнувшись, ответил: «Хочу ненадолго стать джинном и исполнить хотя бы одно его желание». Так прошло еще несколько лет… А еще через год в столицу вошел усталый путник, ведя на поводу такого же усталого верблюда. Было заметно, что он проделал длинный путь, и лежал тот через пустыню. Из-под низко надвинутого тюрбана на мир смотрели необычные для здешних мест, да и в принципе для людей, слишком яркие синие глаза. Не спрашивая дороги, что казалось весьма странным для того, кто впервые оказался в городе, путник пошел по направлению к дворцу султана. Если бы его спросили, зачем он стремится туда, путник сказал бы, что шел к нему, сколько себя помнит. «Судьба», – понимающе кивнули бы в ответ. «Нет, – уверенно возразил бы путник, – желание».