Местный колорит

Борис спустился с доской для сёрфинга в маленькую бухту позади дома. Океан был спокоен, рябь пробегала по зеленоватым водам, и ни одной даже самой маленькой волночки. Борис раздосадовано сплюнул на белый песок. И чем заняться? Покормить гусей и кур помог, впереди ждал очередной скучный день. Вся надежда была на океан — волны в заливе Хьюон поднимались небольшие, самое то, чтоб научиться стоять на доске, но сегодня, похоже, и с этим облом. Борис сел на брошенную доску и сунул ноги в воду. Мелкие царапины защипало от соли. Краем глаза заметил движение в зарослях и приставил ладонь козырьком ко лбу, щурясь от солнца. Так, двое ребятишек. Младше него, то ли дети соседской прислуги, то ли уличные мальчишки, нашедшие в ограждении лазейку. Они скрылись, недовольно заорали потревоженные попугаи. Ну и ладно, не гнаться же за ними. Борис тут до сих пор ни с кем не подружился — местные говорили на ток-писин, а у соседей — таких же специалистов-контрактников, как отец — как на подбор были дочери. Борис против девчонок ничего не имел, с ними тоже бывало весело, вот только этим было от пяти до десяти, мелюзга. Солнце припекало, Борис изнывал от скуки. Все книжки, привезённые с собой, уже перечитал, а в особняке, выделенном отцу геологическим концерном, книг не было вообще, разве что кулинарные. По телевизору тоже смотреть нечего — хорошо ловило только местные каналы, где целыми днями шли новости и дурацкие ток-шоу. Отец обещал дать денег на видеопрокат, и каждый раз забывал. Он и дома-то бывал в лучшем случае раз в неделю, злющий — что-то на строительстве шахты, видать, шло не так, и Борис к нему не лез. Папуа — Новая Гвинея не первая страна, где довелось пожить — уже седьмая, но тут было дико скучно. Не сравнить с унылым австралийским Кармейволлагом, конечно, но тоже так себе. Здесь хотя бы красиво, не бесконечная пустошь, но на местную флору Борис за три недели уже налюбовался, и бананов наелся на год вперёд. Если бы ему сказали, что в пятнадцать он будет хотеть вернуться сюда, что примет здесь ислам (пусть ненадолго) и получит новое имя Бадр аль-Дин, он бы лишь у виска покрутил. Торчать целыми днями за высокой кованой оградой — такое кого угодно в тоску вгонит. Борису хотелось посмотреть город, но все — от отца до прислуги — строго-настрого запрещали выходить за ворота. Борис образцом послушания никогда не был и при первом же удобном случае улизнул, но ушёл недалеко. Да, тут не Австралия и не Шотландия. О правилах дорожного движения будто никто и не слышал — машины, навьюченные ослы (наверняка завезённые с большой земли), велосипеды, пешеходы — все двигались в одном потоке, сплошная неразбериха. Говорили, центр города вполне современный и цивилизованный, но до него надо было ещё добраться. Инстинкт самосохранения подсказал поскорее вернуться обратно. Не то что Борис струсил — вот ещё, он почти месяц на улице прожил, когда в Киеве из дома сбежал, просто прислугу подставлять не хотелось. Они ничего такие, доброжелательные. Отлучку тогда заметила только служанка Борома, что она сказала, Борис не понял, но по воздетым рукам и обращённому к потолку взгляду несложно было догадаться, что она благодарит Аллаха — как и её муж, повар Бами, Борома была обращена в ислам. Борису тогда даже стало немного неловко: тётка явно перепугалась, а он вовсе не хотел доставлять никому неприятностей. — Повезти тебе, волосы не белый, — она пригладила ему лохмы, давно напрашивающиеся на стрижку. — Почему? Европейцы в больших городах, вроде Лаэ, вовсе не редкость, вон, почти все в округе белые, годами живут тут с семьями. — Ребёнок с белый волосы похищать и продавать, — сказала Борома. А Борис-то уж думал, есть какие-то суеверия: от страны, где до сих пор есть статья за колдовство, можно всего ожидать. Наверно, Борома тогда сказала о его небольшой прогулке Бами, потому что после ужина он вышел побродить с Борисом по саду и завёл разговор о полиции. Отец говорил, полиция тут мало отличается от уличных банд. Бами так прямо местных стражей порядка обличать не стал, но намекнул, что лучше им не попадаться: «Ошибка может выйти». Это было две недели назад, а казалось, прошла вечность. — Скучно? — Бами присел на корточки рядом. — Есть такое, — Борис нарисовал на песке зубастую сосиску с шестью ногами и стёр. — Хочешь в поездку? — Бами говорил на английском лучше жены, но некоторые фразы строил странновато. Борис нахмурился: звучало заманчиво, но с чего бы это повару отвлекаться от обязанностей и тратить своё время? Наверно, Бами тоже было скучно. Готовить на одного Бориса да иногда отцу, время от времени посылая еду с шофёром, было не особо обременительно. Впрочем, вместе с женой Бами следил за порядком в доме, садом и птичником, уж там было чем заняться. Или это такая уловка, похитить собралась? Да ну, глупости. — Хочу, но мне вроде как нельзя. — Отец позволили, — Бами широко улыбнулся, показывая крепкие желтоватые зубы. — Маленькое приключение будет. — Когда собираться? — Прямо сейчас, — Бами легко поднялся и протянул Борису руку. Тёмная кожа его тоже была с желтоватым оттенком, характерным для некоторых местных. — Мы до места только завтра доберёмся. — А куда мы вообще? — Сюрприз, — Бами подмигнул. Подозрительно. Но Борис уже подхватил доску и зашагал к дому — никто его не похитит, кому он сдался-то. Борома уже собрала им рюкзаки: аптечки, воду, перекус, репелленты и тёплые кофты. — Там, куда поедем, понадобятся ботинки крепкие… или надо говорить «прочные»? И лучше штаны длинные, не шорты, — предупредил Бами. — Я в комната для тебя приготовить одежду уже, — Борома подтолкнула Бориса к лестнице наверх. — Ступай. Бами вёл дребезжащую старую машину по ухабистой дороге, а Борис вертел головой, разглядывая незнакомую буйную растительность по обочинам (он узнавал только дикие бананы), горы на горизонте и проплывающие мимо плантации и деревушки с разномастными хибарками. Кондиционера в машине не было, духота стояла страшная, несмотря на открытые окна. Борис весь взмок. Он стащил ботинки и закинул босые ноги на бардачок. Бами не возражал. Радио не работало, но он ставил кассеты с какой-то арабской музыкой, довольно мелодичной и бодрой, но не похожей на турецкую попсу. — А это разве не грешно? Бами с улыбкой покачал головой: — Не все мусульмане считают музыку греховной. Я потом тебе объясню разницу. Беседа не для машины. — Ладно. А местная музыка у тебя есть? Бами покачал головой: — Не тут. У Боромы есть, попроси её. Вскоре пришло время для полуденного намаза, но останавливать машину Бами не стал, перебирал одной рукой чётки-субха, что-то шепча нараспев. Борис не заметил, как задремал. Проснулся он уже задолго после обеда. Подкрепился лепёшкой и фруктами. Бами сказал, уже перекусил, когда делал остановку на заправке. Куда они направляются, он так и не уточнил. — Расскажи о своей родине. Борис пожал плечами: чего там рассказывать-то? Да и где она, родина-то? Он вообще в Австралии родился. Украина — просто ещё одно место, куда отец иногда возвращается по делам. А гражданство у него вообще польское. — Нуу… там всё не так. Давай ты будешь спрашивать, а я отвечать? И Бами завалил его вопросами: есть ли там вулканы? а горы? правда, что там очень холодно? какие там животные и растения? что люди едят? кому молятся? что празднуют? много ли бедных? Борис на всё старался отвечать честно. Свечерело быстро. И похолодало тоже. Борис порадовался, что Борома не забыла положить толстовку. Они заночевали в маленьком городке Булоло, Бами сказал, когда-то там был золотой прииск. Гостиница больше походила на обычный жилой дом, всего на шесть номеров. Борис хотел попросить Бами немного пройтись, размяться после долгой дороги, но стоило войти в свою комнатушку, усталость навалилась, как плотное тяжёлое одеяло. От постельного пахло затхлостью, но никакой кусачей живности не обнаружилось. Разве что комары. Борис уснул сразу же. Бами разбудил его, едва забрезжил рассвет. Борис позавтракал, всё ещё клюя носом. В машине снова уснул — и зачем было вставать в такую рань? Снилось что-то смутное: огромные змеи, киевское метро — Борис всё пытался понять, на какой станции находится, но не видел ни одного указателя, а у людей, снующих по платформе, не было ртов, они только раздражённо смотрели на него и отмахивались, а потом он пытался поймать смешного валлаби, но зверёк оказался очень прытким. Наконец, Борис проснулся. На дороге, кроме них, не осталось ни одного автомобиля. Да и дорогой это назвать было трудно — сплошные ухабы. — Чем дальше, тем сильнее трясти будет, ты потерпи, — Бами смущённо улыбнулся, будто это он виноват в состоянии дороги. — Скоро мы до Ангепенги доберёмся, это такая большая деревня. Видишь горы? — он указал пальцем на тёмный массив. — Мы почти на месте. — А где мы вообще? — Борис заозирался: кругом по-прежнему полно зелени, но другой — кустарников больше. — Асеки. Высокогорный район, не побережье. Сейчас сушь, дороги тут совсем нехорошие, но если б мы поехали, когда дожди и реки разливаются, нам бы пришлось брать у местных такие специальные лодки. Или особые?.. — В Австралии я как-то с отцом и рабочими сплавлялся по реке. Там были крокодилы! — Но это же опасно! — Бами всплеснул руками на мгновение выпустив руль. — Ребёнку в таких походах не место. — Ну, не такой уж я мелкий был, — пожал плечами Борис. — И потом, отцу всё равно не с кем меня было оставить. — Охо-хо, — Бами сочувственно покачал головой. — Трудно тебе пришлось. — Да нормально, — Борис пожал плечами. Тогда хотя бы не до скуки было. — А кто тут живёт? — Вы это называете «коренными народами», один такой — ангу. — Ух ты, они настоящие дикари? То есть, э… — Борис смутился. Бами похлопал его по колену: ничего, всё нормально. — Места тут труднопроходные, эти люди живут не так, как в Лаэ. Они охотятся, ловят рыбу, у них есть огороды. Одежду шьют сами, товары сюда привозят редко. Лечатся травами. И электричества нет, живут с керосинками, как в старину. Люди неплохие, но очень суеверные, хотя и считаются христианами, верят, что духи живут на вершинах гор, в окружающих лесах и в реках. Туристам нравится, они покупают тут резные фигурки. Бориса подбросило на очередном ухабе так, что едва не прокусил язык. — А каннибалы тут есть? Бами засмеялся: — Отродясь не водилось. Первым европейцам кровожадные дикари виделись на каждом шагу. — Не очень-то я их свидетельствам верю, — закивал Борис. — Ну, врать не стану, в стародавние времена людоедство действительно встречалось, но не… как это… не повсеместно, — Бами кивнул себе, вспомнив сложное слово. — А где это бывало? — Далеко отсюда, не бойся. — Я и не боюсь, вот ещё! — Борис скрестил тонкие руки на груди. — Просто интересно! — Увы, мне рассказать нечего. Моя вера не поощряет интерес к таким вещам. Может, получится сводить тебя в музей в Лаэ, там узнаешь больше. Ангепенги и впрямь оказалась большой деревней и довольно грязной. По улицам бегали куры, свободно разгуливали тощие тонконогие свиньи. Борис с любопытством разглядывал местных, но ничего особенно примечательного в них не было — невысокие, темнокоже, все с очень плохими зубами. Одеты были вполне современно — в футболки и рубахи, только очень заношенные, женщины носили такие же футболки, но юбки у них явно были сшиты дома — совсем простые, из грубой материи, покрашенные (или полинявшие) в разные оттенки синего. Увидев машину, дети загалдели, и откуда ни возьмись нарисовались молодые мужчины, бойко начавшие говорить с Бами. Борис не понимал ни словечка. Вскоре те потеряли интерес и оставили их в покое. Бами сказал, это были проводники, но они справятся и без них. — Я знаю то место. До вас в доме жили немцы, они просили отвезти их сюда. Мы тогда брали проводника, но теперь смогу сам найти. Они очень дорого берут, мистеру Павликовскому не понравится. У одной из женщин, с затейливо повязанным выгоревшим до белизны платком, купили рис с курятиной. Белых тут видели нередко, никого Борис не удивлял, селяне улыбались ему и шли мимо. Разве что компания девушек откровенно глазела. Они переговаривались и хихикали, прикрывая рты, одна украдкой показала на него, потом себе на нос и девушки снова засмеялись. Борис покраснел. Что у него с носом-то? На солнце облез? Или их веснушки так развеселили? На обратном пути к машине попалась стайка детей помладше, но таких же чумазых, как и те, что встречали машину, а теперь толпились вокруг неё, опасливо трогая капот и дворники. Малышня белых, похоже, ещё не видела. Дети таращились на Бориса круглыми глазами. — Надеюсь, я не буду сниться им в кошмарах. Бами хохотнул. Они отъехали от деревни совсем немного, когда он остановил машину. — Дальше пешком. И лучше тебе надеть кофту. Борис вылез наружу и разглядывал гору — глинистый склон её был совсем близко. — Готовый взобраться? Борис задрал голову: гора не казалась непреступно огромной, верхушка её поросла деревьями. — Мы полезем туда? — Что ты, нет, — засмеялся Бами. — Нам бы понадобились приспособления. — Снаряжение, — машинально поправил Борис. — Точно. Идём? — Бами застегнул свою кофту под горло, обрызгался репеллентом и уверенно зашагал к заросшей травой обочине. Борис не отставал. Что же там за сюрприз такой? Зелень в этой местности была не такой сочной, как на побережье, но идти всё равно было тяжело. Крапива — совсем обычная, как в Европе, — местами вымахала в человеческий рост. Наконец, Борис начал различать под ногами тропу. Она круто уходила вверх, и чтобы удержаться, пришлось помогать себе руками. Бами резво полз впереди, кажется, даже что-то насвистывал. Борис весь взмок, в волосах запутались паутина и сор, но это действительно было приключением. Уж всяко лучше, чем сидеть на берегу и ждать волн. Стало темнее — они очутились под сенью деревьев, частым переплетением ветвей и лиан. Тут остро пахло землёй и причудливой смесью растительных запахов — почти удушливо. У подножья они остановились, попили воды. — Наверху, — указал Бами, — деревья совсем другие, араукарии — у них прочная древесина, хорошо дома строить. Взбираться на гору оказалось не сложно — прямо как по заказу склон покрывали удобные выступы. И всё-таки, когда мелкие камешки и глина осыпались вниз, внутри всё замирало. Но это был приятный страх, будто ужастик смотришь. — Пришли, — Бами влез на небольшую площадку. Говорил почему-то шёпотом. Борис плюхнулся рядом, переводя дух. Внизу ничего интересного не было — сплошная листва да заросли кудзу, даже не понятно, насколько они высоко — ползучая растительность тоже взбиралась по склону, создавая иллюзию, что они всё ещё на земле. Борис повертел головой и тут заметил небольшое углубление в скале. — Ого! — Твой отец сказал, ты любишь мрачное. Я подумал, это развлечёт тебя. Борис попытался подобраться ближе, но здесь порода стала совсем сыпучей и неустойчивой, только руки ободрал. Перед ним на старом бамбуковом помосте были тела, точнее, мумии — четырнадцать штук. На древнеегипетские они не походили — вместо истлевших бинтов их покрывала корка красной глины, как отслаивающаяся кожа. Они ухмылялись жёлтыми зубами, прохладный ветерок поигрывал сохранившимися клочьями волос. Одни лежали в позе эмбриона, другие сидели в естественных позах, словно устроили привал. Некоторые женщины держали на коленях маленьких детей. Местами, где глина совсем отпала, кости просвечивали сквозь сморщенную пергаментную кожу. — Они потрясающие! — Борис тоже перешёл на шёпот. Эти люди были мертвы давным-давно, наверняка уже никто не помнил их имён, но они стали памятниками самим себе — пусть души их отлетели, они не обратились в ничто. В этом было нечто завораживающее и тревожащее. Сердце взволнованно колотилось, по спине бежали мурашки. — Местные говорят, их было больше, но непогода и неосторожные туристы делают своё дело. Зверьё их не трогает, настоящих хищников тут не водится. Борис сел рядом и вытянул уставшие ноги: — Это какой-то местный ритуал? Сколько им вообще лет? — Немцы расспрашивали местных, но уже никто не знает. Есть две версии. Борис слушал внимательно. Одни говорили, мёртвых начали мумифицировать в начале тысяча девятисотых, когда ангу столкнулись с первыми миссионерами — возможно, хотели устрашить их. Некоторые миссионеры даже писали, что члены племени поедают внутренности мёртвых, пока тела их просаливаются. Местные эту версию решительно отвергали, называя ложью белых людей. Они говорили, что обычай существовал с незапамятных времён — усопших коптили в особых «домах духов», затем покрывали глиной и относили в священные места. Горы тогда принадлежали мертвецам — такие последние обиталища можно было встретить тут и там, но одни разрушились, другие забыты и потеряны. Обе версии сходились в одном — к пятидесятым годам эта практика прекратилась. Христианство и ислам утвердились, старые верования забывались. Местные старики не могли ничего дополнить — ещё их родители начали забывать, а они уж и подавно ничего не знали. Борису стало чуть грустно. Мумии эти служили памятником не столько себе, сколько собственной истории, безвозвратно ушедшему укладу. Обратный путь занял столько же. На ночь снова остановились в Булоло. Городишко оказался ещё грязнее Ангепенги, а местные очень настойчиво предлагали что-нибудь купить — от выпивки до дешёвых безделушек явно китайского происхождения, которые пытались выдать за аутентичные. Один бородатый мужичок и вовсе разозлил Бами, тот даже накричал на него. — Чего он хотел-то? — Борис с любопытством посмотрел сердито удаляющемуся мужичку вслед. — Продать нам женщин. Грешник, — Бами покачал головой и начал перебирать чётки. Борис вспыхнул. На проституток он насмотрелся — папаша, бывало, заявлялся домой сразу с двумя, но ему самому ещё никто ничего подобного не предлагал. Фу! Ночью ему снились жёлтые ухмылки и затянутые паутиной провалы глаз: «Запомни нас, мы были». Такое Борис бы ни за что не забыл. Он разделил с этими мертвецами мгновение вечности. — Не пожалел, что съездил в такую даль? — спросил Бами, когда они уже подъезжали к Лаэ. Поток машин увеличился, приходилось то и дело лавировать. — Нет, ты что! Спасибо! — Борис прижал ладонь к сердцу. Бами заулыбался. — В следующий раз, если мистер Павликовский позволит, съездим в Порт-Морсби — в столице интересное. Ещё там есть мечеть, первая из построенных здесь. Она старая, но красивая. Борис был согласен посмотреть и на мечеть. У отца никогда не было на него времени, а тут совершенно чужой человек хочет показать ему что-нибудь новое. — Слушай, — Борис поёрзал, — а тебе это не сложно? Ну, ты бы, наверно, отдохнуть хотел? — Сложно? — Бами вскинул брови. — Вовсе нет. И потом, не дело молодому уму скучать, безделье — товарищ Иблиса. Ты надолго тут, мы с Боромой хотим, чтобы ты был как дома. Тяжело, когда в чужом краю совсем один, правда? Борома вышла их встретить. Обменялась короткими репликами с Бами на ток-писин и довольно заулыбалась. — Вовремя приехать! Гусята вот-вот вылезти на свет, ты смотреть хотел. Идти или устал, голоден? Борис замотал головой. Такое зрелище он бы не пропустил! Сколько дней ждал. — Идти, — Борома положила руку ему на плечо. — Смерть ты уже посмотреть, теперь смотреть жизнь. Бами кивнул им и снова широко улыбнулся. Борис шагал к птичнику и это место больше не казалось бессмысленно-скучным. Никогда и нигде он не был дома, но, пожалуй, здесь неплохо. По крайней мере, есть люди, которым на него не плевать. Стоило попробовать прижиться.